– Собак?
– Его частных ищеек.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю, о том, что твой друг, твой любовник, твой жених имеет в своем штате людей, которые рыщут вокруг меня, наводят обо мне справки, и я хочу, чтобы Хэнк Шоу остановил их.
– Должно быть, у тебя разыгралось воображение. С какой стати Хэнк будет наводить о тебе справки?
– В самом деле, с какой стати? – Губы Меррита сложились в характерную для него улыбку, скорее похожую на гримасу. – Возможно, он хочет удостовериться, что семья, в которую он намерен войти, безупречна.
– А если серьезно, Меррит?
– Я вполне серьезен, Эштон. – Он наклонился к ней, и на мгновение ей показалось, что он хочет взять ее за руку, хотя Эштон понимала: это невозможно. Меррит терпеть не мог демонстративных физических контактов. Он пристально посмотрел ей в глаза.
– Я не имею понятия, почему Хэнк Шоу наводит обо мне справки, но от этого мне очень неуютно. Это, наконец, оскорбительно. И для меня, и для тебя. И я буду весьма благодарен тебе, если ты скажешь, чтобы он остановил это.
После возвращения из Монако Эштон и Хэнк пришли к согласию, что будут проявлять осторожность. Пока будет идти бракоразводный процесс и пока Эштон не освободится, им придется жить так, как они жили раньше. В первые недели своей связи они оба вели себя безрассудно. Однако сейчас ставки стали гораздо более высокими. Теперь им было что терять. Они могли позволить себе проводить в спальне Хэнка ночи (он не мог представить себе, как можно жить без этих сладостных свиданий), но на людях они должны играть роль людей, состоящих в приятельских отношениях.
– Или, скорее, неприятельских, – сострил Хэнк. – Люди сразу что-нибудь заподозрят, если ты будешь слишком мила со мной. Ты всегда была со мной холодна и резковата.
Он увидел ее огорченный взгляд и быстро сказал:
– Конечно, многие уже знают. Они знают это по тому, как я смотрю на тебя, а теперь еще будут знать и по тому, как ты смотришь на меня. Ну и опять же слухи о Монако.
– И все же, пока мы ни в чем не признаемся…
– Это так. Старое правило Палм-Бич. Мы можем делать все, что захотим, пока сами не говорим об этом.
Дни для Эштон превратились в долгие часы ожиданий. Она ждала, когда ей удастся бросить взгляд на Хэнка во время завтрака с кем-либо из клуба, ждала возможности переброситься с ним словом на обеде, ждала дразнящей близости его тела во время танца на балу по какому-нибудь поводу, ждала, когда сможет сбежать из своего дома и от Алессандро, который бродил вокруг, словно молчаливая, зловещая тень, и оказаться в огромной спальне Хэнка, где единственными свидетелями их любовных ласк были шумящий под окнами океан да подмигивающие им звезды.
В день заседания комитета по организации празднования даты основания Фонда Кенделлов Эштон казалось, что момент встречи никогда не наступит. Объяснялось это не просто желанием увидеть Хэнка, но и волнением. Она приняла решение. Она собиралась в этот вечер поговорить с ним. Но даже ее тревога не могла ослабить сладостного предвкушения встречи.
Эштон одевалась неспешно, даже медленно, словно это было частью предварительной любовной игры. Она всегда уделяла большое внимание своей внешности, зная еще до своего дебюта в высшем свете, что у нее есть достоинства, которые следует подчеркнуть, равно как и недостатки, которые необходимо приглушить. Эштон пристегнула пояс с резинками и натянула шелковые чулки, представив себе, как Хэнк будет смотреть на все это сегодня вечером. Она надела короткое черное шелковое вечернее платье, мысленно улыбаясь тому, что наверняка прочитает во взгляде Хэнка откровенную страсть, когда будет идти к нему через зал. Платье оказалось несколько теснее, чем она ожидала. Ей даже не сразу удалось застегнуть молнию. Звать же Грету не хотелось. Присутствие другого человека может разрушить очарование. Справившись с молнией, Эштон встала лицом к зеркалу. Округлости грудей поверх декольте смотрелись весьма пикантно. Кажется, она никогда не выглядела в этом платье такой аппетитной. Вот что делает с человеком любовь! Несколько месяцев назад она запаниковала бы при мысли, что ее вес увеличился на унцию. Сейчас она лишь улыбалась и думала о том, как будет реагировать Хэнк.
Эштон застегнула на шее бриллиантовое ожерелье, вспомнив ту ночь, когда Хэнк подарил его, и как они после этого занимались любовью и на ней не было ничего, кроме этого ожерелья.
Бросив последний взгляд в зеркало, Эштон посмотрела на другие бриллианты, которыми была украшена ее левая рука, – роскошное кольцо на среднем пальце и рядом – легендарный бриллиант Монтеверди в окружении двух сапфиров, своей величиной и горделивостью напоминавшие скалы Гибралтара. Эштон с удовольствием сняла бы эти кольца. Более того, ей хотелось бы, чтобы она никогда их не надевала. Но они договорились с Хэнком. Они должны вести себя осторожно и скрытно.
Возможно, вид этих колец испортил Эштон настроение. А возможно, причина заключалась в том, что ей предстоял серьезный разговор с Хэнком. Она слишком долго его откладывала. Она обязана сказать обо всем сегодня. Еще до того, как они войдут в спальню, до того, как она забудется в экстазе, она должна сказать ему две вещи. Во-первых, о Меррите. И во-вторых, о себе.
Первым, кого Эштон увидела, войдя в клуб «Эверглейдс», был ее муж. В эти дни они не обсуждали, кто и куда вдет. Они вообще почти не разговаривали, хотя, разумеется, знали, что оба будут сегодня здесь. Одеваясь, Эштон чувствовала, что Алессандро не спешит уходить в тайной надежде, что они отправятся на прием вместе. Не потому, что ему хотелось быть с ней, а потому, что, по его понятиям, надо соблюдать приличия. Однако Эштон заперлась в своей комнате, а когда была готова, быстро ушла.
Она напряглась, когда Алессандро подошел к ней. Всегда существовала вероятность их случайной встречи в различных клубах и ресторанах, однако на приемах, подобных сегодняшнему, а также на званых обедах они чувствовали себя гораздо более неловко. Они всегда были вежливы друг с другом, однако Эштон услышала злобные нотки в голосе мужа, когда он приветствовал ее, и почувствовала отвращение, когда он прикоснулся щекой к ее щеке.
Вторым человеком, которого увидела Эштон, был Хэнк. Он направился через толпу к ней, излучая ауру любви и обожания.
– Графиня, – беря ее за руку, громко проговорил он в расчете на то, что его услышат все присутствующие. – К сожалению, я не могу позволить себе большего, – шепотом добавил он, также касаясь щекой ее щеки, и Эштон ощутила прилив любви, которая была гораздо сильнее ненависти к Алессандро.
– Отличный прием, – пророкотал Хэнк и шепотом добавил: – Я хочу заняться с тобой любовью.
Прямо сейчас. Хочу схватить тебя и унести отсюда, сорвать с тебя платье, которое так великолепно сидит на тебе, и почувствовать, как твое тело соприкасается с моим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74