– По чаю нельзя предсказать будущее. А что делать с Дэниэлом, не мне тебе говорить. Гони его взашей. Он тебе изменяет направо и налево, а как только спустит все свои деньги, примется за твои. Другая бы на твоем месте не стала терпеть. Заеду за тобой в шесть. Будь готова. Не вздумай выходить полуголой и просить у меня тушь. Я должна появиться в школе пораньше. Мне предстоит как следует покомандовать, – бодро сказала Кора. Она собиралась с силами, готовилась к бою.
В кухню вошел Кол и принялся рыться в холодильнике.
– И поесть-то нечего, – пожаловался он.
– Как это – нечего? – возразила Кора. – Есть йогурт, яблоки…
– Разве это еда? – Кол схватил банан. Кора глянула на сына.
– У тебя страшно волосатые ноги, – заметила она. – Когда это ты успел так обрасти?
– Всю жизнь обрастал. Оставь мои ноги в покое.
– В один прекрасный день замечаешь, – вздохнула Кора, – что ноги у них волосатые, на подбородке щетина, а прыщи куда-то делись, и лосьон тут ни при чем. Тебя обнимают, целуют на ночь, но уже как-то по-другому. Появился еще кто-то, о ком тебе пока не говорят. Девушка. Это…
– Обычное дело? – подсказала Эллен.
– Не надо мне твоих утешений. От тебя сроду ничего разумного не услышишь. Так или иначе, чувствуешь себя старухой.
– Ты бы и без детей до таких лет дожила.
– Но казалась бы моложе, – возразила Кора. И добавила: – Так в шесть?
– Жду не дождусь, – процедила Эллен. – К тебе обязательно подскочит кто-нибудь из родителей, ляпнет глупость, ты расстроишься… я не выдержу, Кора!
– Учитывая твою пышечку-изменщицу, за день тебе разобьют сердце дважды.
Эллен хмуро кивнула.
– Всего дважды, – уточнила Кора. – Значит, день удался.
Эллен снова хмуро кивнула. В шесть Кора постучала к подруге в дверь. Эллен, ясное дело, еще не одевалась.
Она провела Кору на кухню и принялась доедать свой ужин, кукурузные хлопья.
– Полюбуйся на себя! – воскликнула Кора. – Взгляни, как ты одета, что ты ешь и который час!
– Всего полшестого. То есть было полшестого, когда я смотрела на часы.
– Когда?
– Не помню. Кажется, полчаса назад. Перед тем как я полезла в ванну.
– По-твоему, стрелка стоит на месте?
– Нет, – признала Эллен. – Разумеется, нет. Просто я удивляюсь, как быстро она движется. Неумолимо.
– Вечно ты в облаках витаешь.
– Ну и что тут такого?
– Для тебя – ничего. А других доводит до белого каления. Одевайся, да поскорее.
Эллен натянула черные джинсы и черную шелковую блузу. Сняла с крючка за дверью черную куртку и поспешила вслед за Корой вниз по лестнице.
– С выбором одежды ты не утруждаешься, – заметила Кора.
– Ненавижу выбирать. Ты же знаешь. Каждый раз так долго мучаюсь, что не остается времени помечтать.
От езды в «пердулете» всегда захватывало дух. Ветер завывал в дверных щелях и в окнах, которые никогда полностью не закрывались. Автомобиль ревел и трясся. На третьей и четвертой скорости казалось, что машина летит во весь дух, и при взгляде на спидометр Кора и пассажиры всякий раз удивлялись, что скорость всего-то тридцать пять миль в час.
Кора приехала к Эллен по Лейт-уок. Теперь им предстояло вернуться.
– Чертов красный свет! – ругалась Кора, борясь с рычагом передач, который на первой скорости вечно заедал. – Сейчас эта скотина даст задний ход, а на хвосте чертов «ягуар».
Сбоку подъехал «фольксваген». Газанул. Загорелся желтый. «Пердулет» взревел. Зеленый. Обе машины сорвались с места. Кора ликовала, обогнав на светофоре «фольксваген».
– Вот тебе, урод, член лохматый в дешевом пиджачишке! – орала она вслед машине-сопернице, которая с легкостью уйдя вперед, уже неслась к следующему светофору.
– Кора! – ужаснулась Эллен. – Ты и в жизни командирша, и за рулем хулиганка!
– Ерунда. Просто сужу предвзято, как, впрочем, и все мы. Я, собственно, против мужчин ничего не имею, но всяческих «измов» набралась, спасибо телевидению. За рулем меня обуревают антипиджачизм и античленизм ко всем водителям-мужикам. На дороге прочь всякую политкорректность, детка!
Со светофорами не повезло: в зеленую волну они не попали, поминутно приходилось останавливаться. Поэтому у каждого светофора они делали бросок. Подъезжаешь к машине поприличней (то есть к любой), встречаешься глазами с водителем и, ругнувшись, обгоняешь. Скрежет шин – и вперед, к следующему перекрестку. Не бешеная гонка, а обычная вечерняя поездка по улицам Лейта.
Кора любила Лейт. Эдинбург – это блеск и мишура, модные стрижки и прикиды. А Лейт – это люди. Толпы, высыпающие из пивных. Вечерний воздух, пропитанный винными парами. Пьянеешь от одного взгляда на прохожих. Самое подходящее место, чтобы пересидеть всеобщее безденежье. И пусть в Лейте полно кафе и баров с золочеными вывесками, здесь по-прежнему ощутимо, что времена сейчас не лучшие.
Обычно Эллен, сидя в машине с Корой, без конца хваталась за голову и кричала: «Стой! Тормози! Съезжай с дороги! Выпусти меня! Веди себя прилично!» Но на этот раз она сидела окаменев от страха и курила сигарету за сигаретой.
– Не знаю, зачем тебе это надо, – обронила Эллен, когда машина подъехала к школе и, с ревом дав задний ход, остановилась.
На ограде красовался плакат: «Сегодня! Пьеса-сказка! Спектакль "Джек и говорящие бобы", незабываемое зрелище, в главной роли Боб Скотт, музыка Боба Дилана и Боба Марли, играет ансамбль «До-ре-ми-ФАСОЛЬ». Сценарий мисс О'Брайен и учеников третьего класса».
– Славно ты поработала, – оценила Эллен.
Школьный двор кишел детьми в костюмах, из красных и зеленых картонных стручков торчали головы и ноги.
– Это бобы, – объяснила Кора. – У каждого должна быть хоть какая-нибудь роль. Подбор актеров – искусство, требующее дипломатии. Некоторые ребята очень стеснительные. Пусть побудут бобами, это им только на пользу. Если ты в семь лет можешь хорошо сыграть боб – значит, тебе уготовано блестящее будущее.
– Думаешь? – засмеялась Эллен.
– Не совсем. Но такие уж мы, учителя: где только можем приплетаем психологическую чушь.
Все вокруг дышало радостным ожиданием. По коридорам, сияя от счастья, носились «бобы». Прыгали, махали руками и распевали: «Я Боб, Зеленый Боб. А это мой дружок!»
– Ребята на седьмом небе от счастья, – заметила Эллен. – Не заснуть им сегодня.
– Я работала ночи напролет. Знаешь, сколько парацетамола и водки ушло на эту постановку?
– Знаю, – отозвалась Эллен. – Кому и знать, как не мне? Сама тебя поила.
– И не зря. Ты не представляешь, сколько детей долгие годы помнят эти спектакли.
– Они не спектакли помнят, а тебя, – возразила Эллен. – Кто же играет Джека?
– Мелани Джонстон.
– Та, у которой мамаша?..
– Она самая, – подтвердила Кора. Однажды Кора дала классу задание: нарисовать маму за работой.
– Обычно мы рисуем папу за работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63