А в городе меня ожидало уже людское море, которое приветствовало меня криками и оказывало почести, как победителю. Что же произошло? Я это сразу же понял: как раз в тот день проходили соревнования по бегу, и соревнующиеся стартовали от моря как раз за несколько минут до того, как я добежал до города. На финише судьи, которые увидели, как я подбегаю в плавках, решили, что я победитель. Мне был вручен первый приз, миллион лир и пятьдесят чентезимо, меня с триумфом доставили в главную гостиницу города, где до самого вечера меня восторженно приветствовала толпа, собравшаяся под звуки оркестра и в огнях иллюминации под моими окнами. И когда ночью, в тишине своего номера, я подвел итог дня, оказалось, что, потеряв старую одежду и двадцать лир, я взамен приобрел новый костюм, купленный в тот же день на приз за победу, а также девятьсот девяносто девять тысяч лир и пятьдесят чентезимо.
Джеппи закончил рассказ. Пик встал.
– Ты достаточно наговорился, – сказал он.
Он вытащил из кармана пару наручников и зловеще ими позвякал.
– Мужайтесь! – пробормотал любитель острых ощущений.
Джеппи косо посмотрел на него и ответил:
– Да что меня утешит,
По-вашему, синьоры,
В сей участи позорной,
В такой большой беде?
О, умереть бы мне!
Затем он одарил долгим, полным ненависти взглядом Пика, своего противника, и горько улыбнулся.
– Пик, – сказал он со спокойствием, свойственным сильным, пусть даже и злым, людям, – ты победил.
Дрожь пробежала по груди бандитов.
– Наша смертельная дуэль, что продолжалась десять лет, – продолжал Джеппи, повернувшись к полицейскому, – закончилась. Но в конце последней страницы я сам хочу поставить слово «конец».
И прежде чем кто-либо смог ему помешать, он быстрым движением вытащил свой огромный пистолет и приставил его себе к виску.
Но последний час этого зверя в человеческом облике еще не пробил. В то же мгновение лес огласился жутким шумом, осветившись кровавыми отблесками. Пик упал в обморок; бандиты во главе с Джеппи бросились наутек, а к ним в это время приближались человек двадцать в красивых спортивных костюмах – они несли зажженные факелы и били в старые кастрюли, дырявые сковородки и негодные противни, и визгливыми, невнятными голосами и хлопками создавали шум, висевший в бесконечно черном воздухе.
Глава IX
Если луна принесет мне удачу
«Райский уголок», одиноко стоящий дом, воздвигнутый на середине горного склона, пребывал в суматохе. Госпоже Бьянке Марии становилось все хуже. За день до этого она встала, чтобы встретить мужа, который должен был приехать с минуты на минуту, но так и не приехал. Потом, ночью, ей неожиданно стало хуже.
Десять лет она ожидала возвращения неверного мужа и теперь, когда до его приезда оставалось, наверное, всего пару часов, поскольку он должен был выехать несколько дней назад, она, вероятно, устала ждать и, судя по всему, решила умереть.
Уже около года у нее болела грудь. Как всем известно, для лечения таких болезней необходимы море, или озеро, или холмы, или горы. Знаменитый врач предписал ей как раз море, и госпожа Бьянка Мария поехала на Ривьеру. Но, поскольку лучше ей не стало, она показалась другому знаменитому врачу, который прописал ей озеро. Когда она поехала на озеро, ей стало хуже. Тогда еще один знаменитый врач рекомендовал ей холмы. Она отправилась в холмы. Но, поскольку ее состояние оставалось тяжелым, четвертый знаменитый врач прописал ей высокогорье. И несколько дней назад Бьянка Мария приехала в горы. Выше она взобраться не могла. Все выше и выше – ей теперь оставалось ждать еще какого-нибудь знаменитого врача, который велит ей отправиться на небо.
– Приехал? – спрашивала она у Эдельвейс, семнадцатилетней дочери, которая дежурила у ее постели вместе с тетей Джудиттой.
– Скоро, – отвечала тетя, – скоро он приедет.
Это была ложь из жалости. Известий о супруге не имели. Больная не отрывала глаз от двери, как будто ожидала, что вот-вот в нее кто-нибудь войдет.
– Нужно вызвать врача, – сказала тетя Джудитта, – непременно.
Эдельвейс побежала будить Гастона д’Аланкура.
– Скорее, – сказала она ему, – сбегайте за доктором.
Гастон д’Аланкур был старый и верный слуга.
– Синьорина, – сказал он, – я-то схожу, но вы знаете, что селение далеко, а сейчас два часа ночи.
Эдельвейс набросила на плечи накидку и уже несколько мгновений спустя бежала что было мочи по тропинке.
Какая ужасная ночь! После двух недель ясной погоды начал падать ледяной и колючий снег, который, вихрясь, хлестал девушку по лицу. Вокруг была непроглядная тьма. У подножья горы расположились четыре деревушки. Эдельвейс направилась к ближайшей.
* * *
Баттиста, убежав от бандитов, стремглав несся с сумочкой Сусанны.
– Потише, – говорил дон Танкреди, обнаруживший свое присутствие, – потише, а то сломаем себе шею.
Поскользнувшись раз шестьсот, Баттиста подпрыгнул от радости: он увидел латунную табличку, на которой была написана фамилия – фамилия врача. Добавим, что табличка была прибита на двери, а дверь принадлежала изящному домику. Беглец уже собирался позвонить и попросить убежища, но дон Танкреди его удержал.
– В такой час, – сказал он, – подумают, что мы воры.
– Самое большее, – заметил Баттиста, – подумают, что это вор и кусочек вора.
Он снова понесся. Ему все казалось, что за ним по пятам гонится вся банда Громилы Джеппи, и при всяком шорохе листвы он ускорял бег. Дона Танкреди трясло и мотало внутри сумочки во всех смыслах – между золотой зажигалкой, любовным письмом, банкнотой в сто лир, надушенным календариком и записной книжкой, в которой были помечены дни свиданий, дни посещения портнихи и дни, когда нужно было сидеть на диете. В какой-то момент старый распутник оказался лицом к лицу с ужасным чудовищем; он отпрянул и упал в мрачную ледяную трубу. На его крики Баттиста открыл сумочку и вытащил дона Танкреди из дыры торцевого ключа, куда тот свалился. Ужасное чудовище, которое его испугало, был брелок.
Старый распутник попросил, чтобы его положили в косметический прибор.
– Там, – сказал он, – мне будет теплее.
Он уютно расположился на подушечке для пудры, но толчки от бегущего Баттисты постоянно швыряли его от пудры к губной помаде. Внезапно дон Танкреди оказался перед зеркальцем; увидев себя наполовину белым и наполовину красным, он ужасно смутился.
– Танкреди, – сказал он себе. – Где ты? До чего ты себя довел? И тебе не стыдно? Ты не мужчина, ты кукла!
Его мысли, исполненные сожаления и раскаяния, унесли его к жене, которая ждала его, и он вспомнил далекую историю своего брака.
* * *
Дон Танкреди был менее виновен, чем могли подумать. Да, уже через год после женитьбы он завел любовницу, но следует признать – он все сделал для того, чтобы жена об этом не узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Джеппи закончил рассказ. Пик встал.
– Ты достаточно наговорился, – сказал он.
Он вытащил из кармана пару наручников и зловеще ими позвякал.
– Мужайтесь! – пробормотал любитель острых ощущений.
Джеппи косо посмотрел на него и ответил:
– Да что меня утешит,
По-вашему, синьоры,
В сей участи позорной,
В такой большой беде?
О, умереть бы мне!
Затем он одарил долгим, полным ненависти взглядом Пика, своего противника, и горько улыбнулся.
– Пик, – сказал он со спокойствием, свойственным сильным, пусть даже и злым, людям, – ты победил.
Дрожь пробежала по груди бандитов.
– Наша смертельная дуэль, что продолжалась десять лет, – продолжал Джеппи, повернувшись к полицейскому, – закончилась. Но в конце последней страницы я сам хочу поставить слово «конец».
И прежде чем кто-либо смог ему помешать, он быстрым движением вытащил свой огромный пистолет и приставил его себе к виску.
Но последний час этого зверя в человеческом облике еще не пробил. В то же мгновение лес огласился жутким шумом, осветившись кровавыми отблесками. Пик упал в обморок; бандиты во главе с Джеппи бросились наутек, а к ним в это время приближались человек двадцать в красивых спортивных костюмах – они несли зажженные факелы и били в старые кастрюли, дырявые сковородки и негодные противни, и визгливыми, невнятными голосами и хлопками создавали шум, висевший в бесконечно черном воздухе.
Глава IX
Если луна принесет мне удачу
«Райский уголок», одиноко стоящий дом, воздвигнутый на середине горного склона, пребывал в суматохе. Госпоже Бьянке Марии становилось все хуже. За день до этого она встала, чтобы встретить мужа, который должен был приехать с минуты на минуту, но так и не приехал. Потом, ночью, ей неожиданно стало хуже.
Десять лет она ожидала возвращения неверного мужа и теперь, когда до его приезда оставалось, наверное, всего пару часов, поскольку он должен был выехать несколько дней назад, она, вероятно, устала ждать и, судя по всему, решила умереть.
Уже около года у нее болела грудь. Как всем известно, для лечения таких болезней необходимы море, или озеро, или холмы, или горы. Знаменитый врач предписал ей как раз море, и госпожа Бьянка Мария поехала на Ривьеру. Но, поскольку лучше ей не стало, она показалась другому знаменитому врачу, который прописал ей озеро. Когда она поехала на озеро, ей стало хуже. Тогда еще один знаменитый врач рекомендовал ей холмы. Она отправилась в холмы. Но, поскольку ее состояние оставалось тяжелым, четвертый знаменитый врач прописал ей высокогорье. И несколько дней назад Бьянка Мария приехала в горы. Выше она взобраться не могла. Все выше и выше – ей теперь оставалось ждать еще какого-нибудь знаменитого врача, который велит ей отправиться на небо.
– Приехал? – спрашивала она у Эдельвейс, семнадцатилетней дочери, которая дежурила у ее постели вместе с тетей Джудиттой.
– Скоро, – отвечала тетя, – скоро он приедет.
Это была ложь из жалости. Известий о супруге не имели. Больная не отрывала глаз от двери, как будто ожидала, что вот-вот в нее кто-нибудь войдет.
– Нужно вызвать врача, – сказала тетя Джудитта, – непременно.
Эдельвейс побежала будить Гастона д’Аланкура.
– Скорее, – сказала она ему, – сбегайте за доктором.
Гастон д’Аланкур был старый и верный слуга.
– Синьорина, – сказал он, – я-то схожу, но вы знаете, что селение далеко, а сейчас два часа ночи.
Эдельвейс набросила на плечи накидку и уже несколько мгновений спустя бежала что было мочи по тропинке.
Какая ужасная ночь! После двух недель ясной погоды начал падать ледяной и колючий снег, который, вихрясь, хлестал девушку по лицу. Вокруг была непроглядная тьма. У подножья горы расположились четыре деревушки. Эдельвейс направилась к ближайшей.
* * *
Баттиста, убежав от бандитов, стремглав несся с сумочкой Сусанны.
– Потише, – говорил дон Танкреди, обнаруживший свое присутствие, – потише, а то сломаем себе шею.
Поскользнувшись раз шестьсот, Баттиста подпрыгнул от радости: он увидел латунную табличку, на которой была написана фамилия – фамилия врача. Добавим, что табличка была прибита на двери, а дверь принадлежала изящному домику. Беглец уже собирался позвонить и попросить убежища, но дон Танкреди его удержал.
– В такой час, – сказал он, – подумают, что мы воры.
– Самое большее, – заметил Баттиста, – подумают, что это вор и кусочек вора.
Он снова понесся. Ему все казалось, что за ним по пятам гонится вся банда Громилы Джеппи, и при всяком шорохе листвы он ускорял бег. Дона Танкреди трясло и мотало внутри сумочки во всех смыслах – между золотой зажигалкой, любовным письмом, банкнотой в сто лир, надушенным календариком и записной книжкой, в которой были помечены дни свиданий, дни посещения портнихи и дни, когда нужно было сидеть на диете. В какой-то момент старый распутник оказался лицом к лицу с ужасным чудовищем; он отпрянул и упал в мрачную ледяную трубу. На его крики Баттиста открыл сумочку и вытащил дона Танкреди из дыры торцевого ключа, куда тот свалился. Ужасное чудовище, которое его испугало, был брелок.
Старый распутник попросил, чтобы его положили в косметический прибор.
– Там, – сказал он, – мне будет теплее.
Он уютно расположился на подушечке для пудры, но толчки от бегущего Баттисты постоянно швыряли его от пудры к губной помаде. Внезапно дон Танкреди оказался перед зеркальцем; увидев себя наполовину белым и наполовину красным, он ужасно смутился.
– Танкреди, – сказал он себе. – Где ты? До чего ты себя довел? И тебе не стыдно? Ты не мужчина, ты кукла!
Его мысли, исполненные сожаления и раскаяния, унесли его к жене, которая ждала его, и он вспомнил далекую историю своего брака.
* * *
Дон Танкреди был менее виновен, чем могли подумать. Да, уже через год после женитьбы он завел любовницу, но следует признать – он все сделал для того, чтобы жена об этом не узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61