— Ну вот, — сказал я, входя. — Спешу вас обрадовать: на Чашу нашлись первые покупатели.
Никто из них даже не повернулся. Хотя нет, вру, друг мой Паулюс бросил на меня восторженный взгляд, удостоверился, что я уже не разговариваю по телефону, и спросил ангельским голосом:
— Ким, а можно, я теперь звук включу?…
12. МОСКВА, 1991 год. ГРОЗА.
Перед тем, как выйти на повисшую над Чистыми Прудами открытую террасу «Джалтаранга», я проверился — помедлил минуту у стеклянной стены, изучая сидевших за ажурными белыми столиками. Лысого не было — правда, я не сомневался, что сам он сюда не заявится, но и остальные посетители ресторана особых подозрений не вызывали. Группа индусов, две толстые тетки с огромными золотыми перстнями на красных пальцах… У самого края террасы расположились знакомые ребята из «Националя», а в углу, отгороженный от них компанией девиц в супер-мини, одиноко сидел человек в стального цвета костюме, рассеянно листавший «Плeйбой». Я не заметил, чтобы он с кем-то переглядывался и вообще проявлял беспокойство. Это мне понравилось, и, проверив на всякий случай висевший в кобуре под мышкой пистолет, я вышел на террасу.
— Добрый день, — сказал я, подходя. — Олег, если не ошибаюсь?
Он поднял голову и посмотрел на меня. В лице у него было что-то рысье — густые брови над слегка раскосыми ореховыми глазами, резкие скулы, жесткая линия губ. Мне он сразу показался смутно знакомым, и в конце концов я понял, почему: был он похож на поэта Брюсова, если только можно представить себе Брюсова с глазами профессионального убийцы.
— Ким? — спросил он, глядя на меня этими страшноватыми глазами.
— Присаживайтесь. Вы молодец — страховались, прежде чем войти. Это похвально.
Я терпеть не могу, когда со мной начинают разговаривать в этаком покровительственном тоне, но, во-первых, он казался старше меня — на вид ему было лет тридцать — тридцать пять, а во-вторых, удивительно было то, что он заметил, как я проверяюсь. Я ведь тоже не мальчик, надо заметить.
— Я не страховался, — соврал я. — Просто смотрел, где вы сидите. Не люблю, знаете ли, вертеть головой, как сова, — глупо выглядишь.
Он кивнул. Отложил журнал и накрыл его ладонью, на которой не хватало мизинца.
— К делу, — сказал Олег. — Вы уже, очевидно, поняли, что я действую не по собственной инициативе.
— Вы посредник?
— Нет, — он слегка поморщился, от чего загорелая жесткая кожа на его лице пошла твердыми складками. — Я — доверенное лицо того человека, которого заинтересовало сообщение о том, что вы продаете некую вещь.
— Откуда вы знаете о том, что я что-то продаю? — спросил я.
Его ответ был выдержан в лучших традициях европейской дипломатии.
— Мне не кажется, что эта информация может повлиять на ход наших дальнейших переговоров.
Подошел официант и забрал стоявшую перед Олегом пустую чашечку из-под кофе.
— Повторите заказ, — распорядился Олег. — Вы будете кофе?
— Я буду есть, — сказал я. В волнениях и хлопотах первой половины дня я не успел не то что пообедать, а даже и позавтракать, и теперь действительно чувствовал жуткий голод.
— Баранину, пожалуйста. Кофе. И что-нибудь на сладкое.
Олег удивленно посмотрел на меня. За это время я успел обдумать, что я ему отвечу.
— Видите ли, — как бы в раздумье произнес я, когда официант отошел, — вы, очевидно, не вполне информированы о моих обстоятельствах. Вещь, владельцем которой я являюсь, обладает исключительной ценностью. Строго говоря, она бесценна.
Я на секунду остановился, потому что меня вновь посетило воспоминание о том невыразимом ощущении могущества, которое я испытал, впервые взяв в руки Чашу. Олег терпеливо ждал.
— Но существуют люди, которые хотят эту вещь получить. Любой ценой. Вы понимаете, что в подобных условиях значит — любой ценой?
Он молча кивнул.
— Так вот, я хотел бы четко знать, кто желает приобрести эту вещь. Но пока…
— Я смогу сказать вам это только по достижении предварительной договоренности, — перебил Олег.
— Пока мне нужно знать только, откуда вы или тот, кого вы здесь представляете, получили информацию об этой вещи. От вашего ответа будет зависеть, станем мы разговаривать дальше или нет.
— Ну что ж, — сказал он, — я думаю, что могу сообщить вам это. Известный вам Саша Косталевский вчера вечером предлагал в Клубе некую сделку на совершенно фантастическую сумму одному коллекционеру…
— Этот коллекционер — ваш патрон?
— Этот коллекционер отказался — сумма, повторяю, была абсолютно нереальной. Но информация пошла дальше…
«Быстро же она пришла по назначению», — мельком подумал я, разглядывая начинающее темнеть небо над «Джалтарангом».
— Ваш патрон готов приобрести у меня эту вещь за названную сумму?
— Человек, которого я представляю, готов обсудить с вами условия подобной сделки.
— Прежде чем я дам вам ответ, — сказал я, — я хотел бы узнать о вашем патроне одну вещь… Его имя не Роман Сергеевич Лопухин?
— Нет, — сказал Олег совершенно равнодушно. — Это все?
— Да, — кивнул я. Мысли разбегались, и я вдруг запаниковал. Это могла быть чрезвычайно хитрая ловушка, подстроенная Хромцом, а мог быть чрезвычайно удачный шанс избавиться от Чаши, но я не в состоянии был понять, как же именно обстояло дело. К счастью, появившийся официант несколько облегчил мою задачу. Я набросился на дымящуюся баранину, лихорадочно прокручивая в голове варианты выбора.
— Ну так что же, — спросил Олег, дождавшись, пока я расправлюсь с первым куском мяса. — Мы будем обсуждать вашу проблему?
И тут я решился. Я вытер губы куском лепешки и сказал:
— Будем.
— Тогда мы должны выяснить следующие вопросы. Что за вещь вы предлагаете на продажу? Какую цену вы за нее хотите? И когда вы собираетесь осуществить сделку?
Я внезапно почувствовал облегчение. В конце концов, я уже больше ничего не решал.
— Это чаша, — сообщил я, примеряясь ко второму куску баранины.
— Известная в традиции как Грааль. По христианской легенде, в нее была собрана кровь распятого на кресте Спасителя, но на самом деле она намного древнее.
— Подождите, — сказал Олег. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнотик и элегантный «Паркер». — Как вы говорите — Грааль?
— Да, — подтвердил я. — С двумя «а».
Он аккуратно записывал. Мне стало смешно.
— Эта вещь — уникум. Это значит, что подобных ей не существует в мире вообще.
Олег уважительно взглянул на меня. Примерно так я смотрел бы на физика, если бы тот пытался всучить мне синхрофазотрон.
— Ее возраст — более пяти тысяч лет. Точнее я затрудняюсь определить, но то, что больше — несомненно.
В ореховых глазах впервые мелькнуло сомнение.
— А разве тогда делали… такие вещи? Это же каменный век, по-моему, дикость…
— Делали, — успокоил я его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103