Теперь-то уж можно было бы вынуть из нижних вьюков варенье для далай-ламы и поставить его куда-нибудь поближе.
Вскоре горы Тангла огласились новыми выстрелами. Когда Пржевальский стоял лагерем в горах Тангла, к нему явились в гости пятнадцать тибетцев-еграев. Сняв обеими руками шапки, высовывая языки и наклоняя голову, повертывая рукой при этом одно ухо, еграи таким образом приветствовали гостей с Севера. Еграи – гроза лхасских пилигримов – пришли в лагерь для продажи масла.
Вскоре Великий Охотник стал лагерем в долине реки Сунгчу, Страшный хребет Тангла был пройден, теперь остается Лхаса, а там Брахмапутра и пальмовые рощи Бирмы. Недаром Пржевальский следил за небесными лебяжьими караванами, что тянулись осенью в индийскую сторону, роняя перья на холодную землю.
Границы Лхасы были теперь ощутимы. У деревни Напчу Пржевальского встретили два тибетских чиновника в лисьих шапках. Тибетцы удивились – с севера сюда приходили только тангуты, монголы и китайские купцы из Синина, но русских здесь не бывало прежде никогда.
Чиновники очень вежливо попросили Пржевальского ждать ответа здесь недели две и никуда не двигаться.
Делать было нечего, и он подчинился требованиям чиновников далай-ламы.
Пржевальский не знал, что делалось в Лхасе. Еще в то время, как он шел к Нань-Шаню, Тибет праздновал возведение на престол нового далай-ламы. С 1875 года продолжались поиски чудесного младенца, в которого должен был воплотиться дух прежнего великого ламы. Этого мальчика отыскали в округе Конпо на восток от Лхасы. 31 июля 1879 года тринадцатый далай-лама был возведен на «Трон золотых львов». Его провели в покои Поталы, мимо исполинского изваяния белого слона. Новому далай-ламе дали титул «Наг-ван-ло зан тубден-чжацо» (Владыка Речи, Могучего Океана Мудрости). Мальчик тянул руки к серебряным колокольчикам, возвещавшим торжество на холме Поталы.
В день возведения далай-ламы на трон над Лхасой взошла крутая радуга. Она долго держалась в небе.
Шестнадцать дней, проведенных у тибетского ручья, казались Пржевальскому вечностью. Как на грех, здесь нельзя было охотиться – не было зверя. А в деревне Напчу собралось около тысячи тибетских солдат и ополченцев с пращами и фитильными ружьями в руках. Все ждали ответа из Лхасы; там решат – пускать или не пускать Хун-руса на берег священной Цангпо.
В то время пундит Бабу Сарат Чандра Дас, сидя в тибетском монастыре в Ташилхунпо, прикрывал священными буддийскими свитками узкие полоски бумаги с цифрами съемки.
Чандра Дас при помощи ламы-изыскателя Учжень Чжацо опутал своей вероломной дружбой первого министра Тибета в городе Ташилхунпо. Министр оказывал покровительство ученому спутнику ламы Учжень Чжацо, и Бабу Сарат Чандра Дас склонял свое жирное лицо над страницами древних книг. Он «изучал богословие» в тибетском монастыре.
Асам «А-к» – тайна тайн топографической службы в Калькутте? Где бродил он зимой 1879 года после того, как успел побывать в Лхасе? Где гремели его нефритовые четки, отсчитывая шаги по дороге паломников?
...Через шестнадцать суток Пржевальский получил ответ. Важный тибетский посол в собольей шубе передал Хун-русу решение сановников Тибета – в Лхасу русских не пускать.
Тибетцы были согласны оплатить все затраты Пржевальского, сделанные в пути до перевала Тангла, лишь бы люди севера покинули пределы царства далай-ламы.
Пржевальский, конечно, не взял тибетского серебра, а от послов потребовал объяснительную бумагу. Пусть ему дадут свиток с изъяснением причин запрета.
Такую бумагу выдали очень любезно и предупредительно. Делать было нечего. Пржевальский решил идти обратно от Тангла, но для новых открытий – в Цайдам.
Тибетская зима давала о себе знать. Продовольствие шло к концу. Люди Пржевальского шли к Цайдаму, питаясь сушеной треской и земляничным вареньем, приготовленными для далай-ламы.
Пржевальский вытаскивал из-за голенища ложку и самолично делил варенье, стараясь никого не обидеть. Он роздал казакам и солдатам по три сигары из дарственных запасов, чтобы хоть этим скрасить всю горечь событий в Тангла.
Новый, 1880 год встречали в горах Дунгбура; ели оттаявшее варенье, засахаренные фрукты и треску. На реке Найчи-гол вышла последняя горсть риса. В феврале путники были в Цайдаме, где узнали, что в Пекине считают, будто Пржевальского и его спутников уже нет в живых.
По мерзлым берегам реки Сикинхэ они добрались до города Донгэра через места, населенные племенем далда (смесь тангутов с китайцами). Башни Донгэра поднимались над бойким торговым городом; здесь проходила дорога из Ганьсу в Южный Тибет. На рыночной площади Донгэра встречались купец из Ладака или Лхасы с кочевым тангутом, далд с монголом и китайцем.
Из Донгэра надо было добраться к китайскому сановнику Цин Цаю – владыке кочевых народов Кукунора и всего Северо-Восточного Тибета. Цин Цай жил в большом и хлопотливом городе Синине, на большой дороге из Китая в Лхасу.
Пржевальский, Роборовский, переводчик и два казака верхом на конях въехали в ворота сининской крепости. Китайские солдаты, стоявшие на воротах, склонили над головами гостей пестрые знамена.
Цин Цай принял Пржевальского в зале, где на стенах висела картина с изображением моря, гор и деревьев. Сановник вежливо задавал вопросы гостям и очень твердо сказал, что не советует им идти на верховья Хуанхэ; Цин Цай начал пугать Пржевальского «людоедами» на истоках Хуанхэ. Гость сказал, что никаких людоедов он не боится. Тогда сановник взял с Пржевальского подписку о том, что тот берет всю ответственность за поход на себя.
Через три дня караван выступил из Синина к верховьям Хуанхэ. Там отряд пробыл три месяца, исследуя неровное русло реки, рождающейся в Тибете, дополняя новыми данными работу первого похода по «Ордосской подкове». Немало верст было пройдено в пустынях Желтоводья, но в этом походе загадка Хуанхэ еще не была открыта.
Летом Пржевальский вновь стоял на берегу голубого Кукунора. В этом году были добыты новые сведения для съемки областей лазурного озера. На лессовых отложениях Хуанхэ и Кукунора Пржевальский собрал редкостные растения для гербария, уже украшенного травами и цветами из Джунгарии и оазиса Сучжоу.
Он вез новые сокровища, собранные им для родины и мира. Пусть он так и не увидел золоченых кровель Лхасы и не вошел в нее. Зато он вновь снял один за другим покровы загадки с таинственных областей – от Джунгарии до рубежей Лхасы.
С берегов Кукунора через горы Ганьсу, Алашань, великую Гоби он вернулся к границам России.
1 ноября 1881 года добрейший Яков Парфеньевич Шишмарев встречал в Урге, как и раньше, гостей с каменного юга. Так закончилось третье по счету путешествие Пржевальского в Центральную Азию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Вскоре горы Тангла огласились новыми выстрелами. Когда Пржевальский стоял лагерем в горах Тангла, к нему явились в гости пятнадцать тибетцев-еграев. Сняв обеими руками шапки, высовывая языки и наклоняя голову, повертывая рукой при этом одно ухо, еграи таким образом приветствовали гостей с Севера. Еграи – гроза лхасских пилигримов – пришли в лагерь для продажи масла.
Вскоре Великий Охотник стал лагерем в долине реки Сунгчу, Страшный хребет Тангла был пройден, теперь остается Лхаса, а там Брахмапутра и пальмовые рощи Бирмы. Недаром Пржевальский следил за небесными лебяжьими караванами, что тянулись осенью в индийскую сторону, роняя перья на холодную землю.
Границы Лхасы были теперь ощутимы. У деревни Напчу Пржевальского встретили два тибетских чиновника в лисьих шапках. Тибетцы удивились – с севера сюда приходили только тангуты, монголы и китайские купцы из Синина, но русских здесь не бывало прежде никогда.
Чиновники очень вежливо попросили Пржевальского ждать ответа здесь недели две и никуда не двигаться.
Делать было нечего, и он подчинился требованиям чиновников далай-ламы.
Пржевальский не знал, что делалось в Лхасе. Еще в то время, как он шел к Нань-Шаню, Тибет праздновал возведение на престол нового далай-ламы. С 1875 года продолжались поиски чудесного младенца, в которого должен был воплотиться дух прежнего великого ламы. Этого мальчика отыскали в округе Конпо на восток от Лхасы. 31 июля 1879 года тринадцатый далай-лама был возведен на «Трон золотых львов». Его провели в покои Поталы, мимо исполинского изваяния белого слона. Новому далай-ламе дали титул «Наг-ван-ло зан тубден-чжацо» (Владыка Речи, Могучего Океана Мудрости). Мальчик тянул руки к серебряным колокольчикам, возвещавшим торжество на холме Поталы.
В день возведения далай-ламы на трон над Лхасой взошла крутая радуга. Она долго держалась в небе.
Шестнадцать дней, проведенных у тибетского ручья, казались Пржевальскому вечностью. Как на грех, здесь нельзя было охотиться – не было зверя. А в деревне Напчу собралось около тысячи тибетских солдат и ополченцев с пращами и фитильными ружьями в руках. Все ждали ответа из Лхасы; там решат – пускать или не пускать Хун-руса на берег священной Цангпо.
В то время пундит Бабу Сарат Чандра Дас, сидя в тибетском монастыре в Ташилхунпо, прикрывал священными буддийскими свитками узкие полоски бумаги с цифрами съемки.
Чандра Дас при помощи ламы-изыскателя Учжень Чжацо опутал своей вероломной дружбой первого министра Тибета в городе Ташилхунпо. Министр оказывал покровительство ученому спутнику ламы Учжень Чжацо, и Бабу Сарат Чандра Дас склонял свое жирное лицо над страницами древних книг. Он «изучал богословие» в тибетском монастыре.
Асам «А-к» – тайна тайн топографической службы в Калькутте? Где бродил он зимой 1879 года после того, как успел побывать в Лхасе? Где гремели его нефритовые четки, отсчитывая шаги по дороге паломников?
...Через шестнадцать суток Пржевальский получил ответ. Важный тибетский посол в собольей шубе передал Хун-русу решение сановников Тибета – в Лхасу русских не пускать.
Тибетцы были согласны оплатить все затраты Пржевальского, сделанные в пути до перевала Тангла, лишь бы люди севера покинули пределы царства далай-ламы.
Пржевальский, конечно, не взял тибетского серебра, а от послов потребовал объяснительную бумагу. Пусть ему дадут свиток с изъяснением причин запрета.
Такую бумагу выдали очень любезно и предупредительно. Делать было нечего. Пржевальский решил идти обратно от Тангла, но для новых открытий – в Цайдам.
Тибетская зима давала о себе знать. Продовольствие шло к концу. Люди Пржевальского шли к Цайдаму, питаясь сушеной треской и земляничным вареньем, приготовленными для далай-ламы.
Пржевальский вытаскивал из-за голенища ложку и самолично делил варенье, стараясь никого не обидеть. Он роздал казакам и солдатам по три сигары из дарственных запасов, чтобы хоть этим скрасить всю горечь событий в Тангла.
Новый, 1880 год встречали в горах Дунгбура; ели оттаявшее варенье, засахаренные фрукты и треску. На реке Найчи-гол вышла последняя горсть риса. В феврале путники были в Цайдаме, где узнали, что в Пекине считают, будто Пржевальского и его спутников уже нет в живых.
По мерзлым берегам реки Сикинхэ они добрались до города Донгэра через места, населенные племенем далда (смесь тангутов с китайцами). Башни Донгэра поднимались над бойким торговым городом; здесь проходила дорога из Ганьсу в Южный Тибет. На рыночной площади Донгэра встречались купец из Ладака или Лхасы с кочевым тангутом, далд с монголом и китайцем.
Из Донгэра надо было добраться к китайскому сановнику Цин Цаю – владыке кочевых народов Кукунора и всего Северо-Восточного Тибета. Цин Цай жил в большом и хлопотливом городе Синине, на большой дороге из Китая в Лхасу.
Пржевальский, Роборовский, переводчик и два казака верхом на конях въехали в ворота сининской крепости. Китайские солдаты, стоявшие на воротах, склонили над головами гостей пестрые знамена.
Цин Цай принял Пржевальского в зале, где на стенах висела картина с изображением моря, гор и деревьев. Сановник вежливо задавал вопросы гостям и очень твердо сказал, что не советует им идти на верховья Хуанхэ; Цин Цай начал пугать Пржевальского «людоедами» на истоках Хуанхэ. Гость сказал, что никаких людоедов он не боится. Тогда сановник взял с Пржевальского подписку о том, что тот берет всю ответственность за поход на себя.
Через три дня караван выступил из Синина к верховьям Хуанхэ. Там отряд пробыл три месяца, исследуя неровное русло реки, рождающейся в Тибете, дополняя новыми данными работу первого похода по «Ордосской подкове». Немало верст было пройдено в пустынях Желтоводья, но в этом походе загадка Хуанхэ еще не была открыта.
Летом Пржевальский вновь стоял на берегу голубого Кукунора. В этом году были добыты новые сведения для съемки областей лазурного озера. На лессовых отложениях Хуанхэ и Кукунора Пржевальский собрал редкостные растения для гербария, уже украшенного травами и цветами из Джунгарии и оазиса Сучжоу.
Он вез новые сокровища, собранные им для родины и мира. Пусть он так и не увидел золоченых кровель Лхасы и не вошел в нее. Зато он вновь снял один за другим покровы загадки с таинственных областей – от Джунгарии до рубежей Лхасы.
С берегов Кукунора через горы Ганьсу, Алашань, великую Гоби он вернулся к границам России.
1 ноября 1881 года добрейший Яков Парфеньевич Шишмарев встречал в Урге, как и раньше, гостей с каменного юга. Так закончилось третье по счету путешествие Пржевальского в Центральную Азию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34