На юге приханкайской степи, около селения Новоникольского, Пржевальский и Ягунов отыскали остатки древних крепостей и каменные изваяния. Одно из этих изваяний изображало огромную черепаху, дна других – животных, похожих на собак; от разрушенных крепостных валов тропа привела к берегу реки Раздольная. Отсюда они поплыли вниз по реке до впадения се в Японское море. На борту шхуны «Алеут», качаясь на волнах Амурского залива, отправились дальше – на самый юг русских владений. Вот он, заветный залив Посьет, глубоко прорезающий часть материка между Кореей и мысом Гамова! В заливе удобные бухты Экспедиции и Новгородская, полуостров Шелихова, где добывали каменный уголь для русских кораблей.
Пржевальский спешит на берег. Поселок Новгородский невелик – всего восемь одинаковых казенных домов. Какие-то никому не ведомые люди на тысячах лодок плыли из соседней страны в Новгородскую гавань к утесистым берегам и шарили деревянными вилами в ясной морской глубине. Ловцы водорослей сдавали свою добычу капустным королям во Владивостоке, гаванях Ольги и Новгородской. Оттуда капусту отправляли на кораблях в Шанхай и Чифу.
В Новгородской гавани они прожили целый месяц. Пржевальского занимали не только сборы в очередной поход. Он исследовал флору и фауну берегов Посьета, охотился. Ягунов разбирал коллекции растений.
Снарядить караван экспедиции в Новгородской гавани было нелегко. Особенно плохо дело обстояло с вьюками, – Пржевальский сам ходил по домам Новгородского поста, собирал веревки, ремни, выпрашивал старые седла.
Ожесточенно прокалывая шилом толстый ремень, он сетовал на порядки в Посьете.
В ГОСТЯХ У ЮН ХАБА
Пржевальский мечтает попасть в Кыгенпу. Почему корейцы из Кыгенпу ходят к русским в гости, приносят товары? У русских солдат корейцев принимают как гостей. А попробуй сходи к ним, в Кыгенпу! Из русских в стенах Кыгенпу не был еще никто. Начальник Кыгенпу не пропускает русских в Корею. Последняя попытка была сделана года два назад, но тоже потерпела неудачу.
Охотничьи искры загораются в глазах Пржевальского, – он пойдет в Кыгенпу, пойдет открыто, прямо к начальнику города.
Пржевальский свел дружбу с корейцем Петром Семеновым, старшиной переселенцев из деревни, расположенной недалеко от Новгородской гавани. Петра Семенова раньше звали Цун Ун Кыги, но он принял новое имя и выстроил себе русскую избу. Семенов помогал Пржевальскому собирать материалы о быте корейцев, их вере и обычаях. Он-то и разжег любопытство Пржевальского. Взяв с собой солдата-переводчика и трех гребцов, Пржевальский сел в лодку и поплыл вверх по Тумангану. Он старался соблюсти приличия и явиться к начальнику города утром, но не слишком рано.
Город как бы повис над рекой. Каменная стена шла над самым речным обрывом, на ней стояли старые пушки, их дула были повернуты в сторону Тумангана. Трое ворот вели в крепость, в ней триста фанз и дом начальника. Около сотни фанз лепились по-над рекой вне городской стены.
Такого переполоха не было еще никогда в Кыгенпу. Солдаты в белых халатах, с двумя павлиньими перьями на шляпах, полицейские в шляпах с красными шнурами, купцы и просто обыватели толпились у речного обрыва. Из лодки вышел высокий человек. Он попросил корейских солдат, чтобы его немедленно провели к начальнику города. Солдаты и полицейские мялись, красноречиво хлопали себя ладонями по затылкам – это означало, что начальник казнит их только за один доклад о дерзком приезде незнакомца.
Наступило тягостное молчание. Солдаты знаками показывали на реку. Незнакомец снова настойчиво попросил провести его к начальнику. Тогда корейцы спросили у Пржевальского – есть ли у него бумага на имя начальника? Ну конечно, есть! Пржевальский, порывшись в карманах, достал из бумажника большой открытый лист за подписью генерала Кукеля – на право получения казенных лошадей в Сибири. На листе красовалась огромная красная печать. Корейский солдат благоговейно взял бумагу, но вдруг спросил, почему она написана не по-корейски.
Пржевальский объяснил, что корейский переводчик, к сожалению, куда-то отлучился из Новгородского и не успел перевести бумаги. Гостя торжественно повели в приемный дом, и через полчаса сам начальник города Кыгенпу, господин Юн Хаб, в чине сатти (капитана), на носилках, покрытых тигровой шкурой, поспешил на свиданье с русским, вошедшим в город.
Юн Хаб уступил гостю тигровую шкуру, сам сел на ковер и завел с Пржевальским разговор.
Прежде всего начальник почему-то посчитал гостя за американца и долго не хотел верить, что этот неведомый человек – русский. Затем Юн Хаб рассказал о недавней войне Кореи с Францией. Гость и хозяин замолчали, исчерпав тему разговора.
Вдруг Юн Хаб оживился и приказал принести атлас с корейскими чертежами. Он показал на карте Петербург, Москву и Уральские горы. Пржевальского угощали грушами, пряниками и кедровыми орехами. Атлас корейских географов бережно унесли из комнаты.
В это время корейский солдат доложил Юн Хабу о каком-то событии у стен приемного дома. Оказывается, русским солдатам, спутникам Пржевальского, вздумалось плясать вприсядку на земле Кыгенпу под одобрительные крики корейцев. Юн Хаб милостиво вышел к толпе и попросил солдат сплясать еще раз.
Время шло, а Пржевальский так и не мог допытаться у Юн Хаба, почему он не пускает русских на ярмарки в Кыгенпу. Владыка города в присутствии гостя устроил краткое судебное разбирательство дела о краже коровы. Дело было решено в пять минут, и виновных тут же куда-то утащили, всего вероятнее, в городской застенок. На прощанье капитан Юн Хаб попросил Пржевальского выстрелить из штуцера на сто шагов в доску. Для охотника это было пустяком. Меткая пуля, пронизав доску, пошла гулять по полю. Гость, и хозяин, простились. Пржевальский, окруженный восторженной толпой, спустился к Тумангану и сел в лодку. Мерно застучали весла, и город Кыгенпу, теперь уже не такой таинственный, как раньше, стал отползать в туман древней каменной черепахой...
К ИСТОКАМ УССУРИ
Шесть лошадей для экспедиции были пригнаны на Новгородский пост из маньчжурского города Хуньчуня. Вернувшись от капитана Юн Хаба, Пржевальский не засиживался долго у новгородцев. 29 октября 1867 года вьючный караван экспедиции покинул залив Посьет.
Пржевальский держал путь к гавани Ольга, а оттуда – на берега Уссури. Ягунов и два солдата были его спутниками. В день выхода из Новгородского выпал мелкий снег. К полудню его согнало, и караван брел по мокрой грязной дороге на север от Посьета – к посту Гладкому. Нужно было выйти по реке Раздольная к Раздольному, а там уже следовать вдоль побережья Японского моря, через Владивосток.
Пржевальский шел впереди каравана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Пржевальский спешит на берег. Поселок Новгородский невелик – всего восемь одинаковых казенных домов. Какие-то никому не ведомые люди на тысячах лодок плыли из соседней страны в Новгородскую гавань к утесистым берегам и шарили деревянными вилами в ясной морской глубине. Ловцы водорослей сдавали свою добычу капустным королям во Владивостоке, гаванях Ольги и Новгородской. Оттуда капусту отправляли на кораблях в Шанхай и Чифу.
В Новгородской гавани они прожили целый месяц. Пржевальского занимали не только сборы в очередной поход. Он исследовал флору и фауну берегов Посьета, охотился. Ягунов разбирал коллекции растений.
Снарядить караван экспедиции в Новгородской гавани было нелегко. Особенно плохо дело обстояло с вьюками, – Пржевальский сам ходил по домам Новгородского поста, собирал веревки, ремни, выпрашивал старые седла.
Ожесточенно прокалывая шилом толстый ремень, он сетовал на порядки в Посьете.
В ГОСТЯХ У ЮН ХАБА
Пржевальский мечтает попасть в Кыгенпу. Почему корейцы из Кыгенпу ходят к русским в гости, приносят товары? У русских солдат корейцев принимают как гостей. А попробуй сходи к ним, в Кыгенпу! Из русских в стенах Кыгенпу не был еще никто. Начальник Кыгенпу не пропускает русских в Корею. Последняя попытка была сделана года два назад, но тоже потерпела неудачу.
Охотничьи искры загораются в глазах Пржевальского, – он пойдет в Кыгенпу, пойдет открыто, прямо к начальнику города.
Пржевальский свел дружбу с корейцем Петром Семеновым, старшиной переселенцев из деревни, расположенной недалеко от Новгородской гавани. Петра Семенова раньше звали Цун Ун Кыги, но он принял новое имя и выстроил себе русскую избу. Семенов помогал Пржевальскому собирать материалы о быте корейцев, их вере и обычаях. Он-то и разжег любопытство Пржевальского. Взяв с собой солдата-переводчика и трех гребцов, Пржевальский сел в лодку и поплыл вверх по Тумангану. Он старался соблюсти приличия и явиться к начальнику города утром, но не слишком рано.
Город как бы повис над рекой. Каменная стена шла над самым речным обрывом, на ней стояли старые пушки, их дула были повернуты в сторону Тумангана. Трое ворот вели в крепость, в ней триста фанз и дом начальника. Около сотни фанз лепились по-над рекой вне городской стены.
Такого переполоха не было еще никогда в Кыгенпу. Солдаты в белых халатах, с двумя павлиньими перьями на шляпах, полицейские в шляпах с красными шнурами, купцы и просто обыватели толпились у речного обрыва. Из лодки вышел высокий человек. Он попросил корейских солдат, чтобы его немедленно провели к начальнику города. Солдаты и полицейские мялись, красноречиво хлопали себя ладонями по затылкам – это означало, что начальник казнит их только за один доклад о дерзком приезде незнакомца.
Наступило тягостное молчание. Солдаты знаками показывали на реку. Незнакомец снова настойчиво попросил провести его к начальнику. Тогда корейцы спросили у Пржевальского – есть ли у него бумага на имя начальника? Ну конечно, есть! Пржевальский, порывшись в карманах, достал из бумажника большой открытый лист за подписью генерала Кукеля – на право получения казенных лошадей в Сибири. На листе красовалась огромная красная печать. Корейский солдат благоговейно взял бумагу, но вдруг спросил, почему она написана не по-корейски.
Пржевальский объяснил, что корейский переводчик, к сожалению, куда-то отлучился из Новгородского и не успел перевести бумаги. Гостя торжественно повели в приемный дом, и через полчаса сам начальник города Кыгенпу, господин Юн Хаб, в чине сатти (капитана), на носилках, покрытых тигровой шкурой, поспешил на свиданье с русским, вошедшим в город.
Юн Хаб уступил гостю тигровую шкуру, сам сел на ковер и завел с Пржевальским разговор.
Прежде всего начальник почему-то посчитал гостя за американца и долго не хотел верить, что этот неведомый человек – русский. Затем Юн Хаб рассказал о недавней войне Кореи с Францией. Гость и хозяин замолчали, исчерпав тему разговора.
Вдруг Юн Хаб оживился и приказал принести атлас с корейскими чертежами. Он показал на карте Петербург, Москву и Уральские горы. Пржевальского угощали грушами, пряниками и кедровыми орехами. Атлас корейских географов бережно унесли из комнаты.
В это время корейский солдат доложил Юн Хабу о каком-то событии у стен приемного дома. Оказывается, русским солдатам, спутникам Пржевальского, вздумалось плясать вприсядку на земле Кыгенпу под одобрительные крики корейцев. Юн Хаб милостиво вышел к толпе и попросил солдат сплясать еще раз.
Время шло, а Пржевальский так и не мог допытаться у Юн Хаба, почему он не пускает русских на ярмарки в Кыгенпу. Владыка города в присутствии гостя устроил краткое судебное разбирательство дела о краже коровы. Дело было решено в пять минут, и виновных тут же куда-то утащили, всего вероятнее, в городской застенок. На прощанье капитан Юн Хаб попросил Пржевальского выстрелить из штуцера на сто шагов в доску. Для охотника это было пустяком. Меткая пуля, пронизав доску, пошла гулять по полю. Гость, и хозяин, простились. Пржевальский, окруженный восторженной толпой, спустился к Тумангану и сел в лодку. Мерно застучали весла, и город Кыгенпу, теперь уже не такой таинственный, как раньше, стал отползать в туман древней каменной черепахой...
К ИСТОКАМ УССУРИ
Шесть лошадей для экспедиции были пригнаны на Новгородский пост из маньчжурского города Хуньчуня. Вернувшись от капитана Юн Хаба, Пржевальский не засиживался долго у новгородцев. 29 октября 1867 года вьючный караван экспедиции покинул залив Посьет.
Пржевальский держал путь к гавани Ольга, а оттуда – на берега Уссури. Ягунов и два солдата были его спутниками. В день выхода из Новгородского выпал мелкий снег. К полудню его согнало, и караван брел по мокрой грязной дороге на север от Посьета – к посту Гладкому. Нужно было выйти по реке Раздольная к Раздольному, а там уже следовать вдоль побережья Японского моря, через Владивосток.
Пржевальский шел впереди каравана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34