Провода вели от цилиндрика к небольшой, но тяжелой коробке. Она была сделана еще из одного незнакомого материала, похожего на ту жесткую карточку, но все же другого. Оболочка не имела ни одного видимого шва, но на ней виднелось несколько крошечных кнопок и крышка на петлях. Крышка была прозрачной, но не из стекла. Пытаясь понять назначение кнопок, он нажал одну, и из коробки послышался слабый, шелестящий звук. Он удивленно нажал несколько других кнопок, пытаясь остановить этот звук…
…и из коробки заговорил голос Джеймса Мейбрика!
Удивленно вскрикнув, Лахли уронил эту штуку, склонился над ней и поражение уставился на коробочку, которая, лежа, продолжала разговаривать с ним. Это напоминало обычный трюк медиумов-чревовещателей, только с использованием самого крошечного фонографа-виктролы, какой только можно себе вообразить; однако в комнате не было никого, кроме Мейбрика и его самого, а Мейбрик стоял в противоположном углу комнаты, разинув рот при звуках собственного голоса, исходящего из ящичка размером не больше ладони Лахли. Лахли не мог представить, чтобы кому-то удалось сделать такой маленький фонограф.
— Что это? — спросил настоящий Мейбрик; голос его заметно дрожал.
— Не знаю! — Лахли подобрал коробку и осторожно потряс ее. Голос Мейбрика продолжал говорить. Потом он услышал еще один голос и испытал настоящий шок, узнав его: «Джеймс! Уходите прочь от нее! Ну же, быстро, пока сюда не набежали копы! Они обходят площадь каждые несколько минут, и им, черт подрал, уже пора!» Это сопровождалось спокойным, будничным голосом Мейбрика: «Обед забыл» — и его собственным, сердитым: «Если вы хотите уходить с ее печенью и маткой, ваше дело. Но будь я проклят, если я пойду тогда рядом с вами! Встретимся как обычно, в Нижнем Тиборе».
Теперь и он сам смотрел на коробку, разинув рот. Эта маленькая коробочка каким-то образом запечатлела их разговор час назад, когда они стояли над изуродованными останками Кэтрин Эддоуз.
— Это что-то вроде фонографа или миниатюрного телефона, — произнес он испуганным шепотом. — Из тех штук, которые записывают голоса, а не передают их по проводам! Боже мой, как это получается? Где рожок? И у телефона, и у фонографа есть рожок, чтобы говорить в него, а тут ничего нет, только эти проводки и эта маленькая штучка на конце. И что приводит ее в действие?
— Это, должно быть, полиция! — ахнул Мейбрик, дрожа от страха. — Грязные копы, следившие за нами, вот это кто!
— У лондонских копов нет таких устройств!
— Тогда кто это?
Лахли переводил взгляд с Мейбрика на убитого и обратно, потом на коробочку в руках, на лежавшую без сознания женщину, снова на Мейбрика. При других обстоятельствах это зрелище могло бы показаться ему неописуемо смешным: обнаженный мужчина с запекшейся на волосах кровью, по лицу и груди которого стекала вода, труп — обладатель говорящей коробки и женщина с руками, привязанными к столу.
— Кто они? Не имею ни малейшего представления, — отозвался наконец Лахли, поднимаясь на ноги и пробуя кнопки по очереди, пока голоса не смолкли. — Но я это выясню. Одевайтесь, Джеймс, не стойте нагишом. И смойте кровь с волос, пока она не засохла совсем.
Безумец провел рукой по липким, редеющим волосам и скривился, потом снова склонился над корытом и начисто промыл голову. Он достал платье, в котором приехал из Ливерпуля, и молча оделся. Слава Богу, снадобье начало оказывать на него свое действие, и он сделался спокойнее и тише. Лахли обыскал так и не подававшую признаков жизни женщину и обнаружил спрятанные у нее в одежде предметы, еще более странные, чем те, что он нашел на мужчине. Он не имел ни малейшего представления о том, для чего предназначено крошечное устройство с каким-то подобием линзы, спрятанное в ее шляпке, не говоря уже о другой штуке, испускавшей тот тускло-красный свет, который он заметил в темном подземелье. Так он стоял, хмурясь, пока не услышал за спиной шаги. Мейбрик подошел и остановился у него за спиной.
— Что это? — тихо спросил тот, ткнув пальцем в маленькую трубочку, из которой исходил свет.
— Не знаю. Она испускает слабый красный свет.
— Я ничего не вижу.
Лахли посветил прямо ему в глаза.
— А вот так?
— Ничего.
Даже когда торговец хлопком смотрел прямо в эту штуку, он не замечал этого красного свечения, отчетливо видимого Лахли. Все занятнее и занятнее… Штуковина с линзой и источник красного света соединялись проводами с тяжелым, явно плотно набитым чем-то устройством, спрятанным у женщины под плащом. Материалом корпуса оно напоминало устройство для записи голоса. Только у этого имелись и металлические детали, кнопки и рычажки, а также поверхность со странной фактурой на одной из сторон, напоминавшая темное окно, сквозь которое, правда, не было видно ничего. Собственно, в отличие от крышки странного фонографа, оно даже не было прозрачным.
В карманах Лахли обнаружил еще одну непонятную, жесткую карточку, до странности большую сумму наличными, маленькое зеркальце, всякие женские причиндалы для ухода за собой и кучу разнообразных мелочей непонятного назначения. Одежда женщины была абсолютно заурядной: недорогой, но прочный плащ, тяжелые шерстяные юбка и корсаж поверх нижних юбок и комбинации… Вязаные чулки, крепкие и хорошо сидящие на ноге туфли… Тяжелая сорочка под корсажем…
А вот под всем этим обнаружилось белье, какого он никогда еще не видел. Ремешки и гладкие чашечки из какой-то поразительно эластичной материи, туго охватывающие ей грудь, явно имели целью поддерживать ее тело в форме на порядок лучше, чем любое другое женское белье, которое ему приходилось видеть. А ведь у него было несколько сестер старше его возрастом, плюс несколько сотен пациенток, так что он имел представление об этом аспекте женской моды.
— Из чего, дьявол подери, это сделано? Это ведь не резина, хотя похоже на резину, и как сработано…
— Можно, я ее порежу? — сонно, сквозь действие снадобья, предложил Мейбрик.
— Нет, Джеймс. Она моя. — Он оглянулся. Торговец хлопком сонно покачивался на ногах. — Идите сюда, Джеймс, вам лучше полежать и отдохнуть. — Он сдвинул неподвижную, полуобнаженную женщину вбок, освободив место для Мейбрика. Оставив женщину на несколько минут, Лахли занялся погружением Мейбрика в глубокий транс и стиранием из его памяти воспоминаний о его, Лахли, участии в событиях сегодняшней ночи или о странных предметах, обнаруженных ими. Обо всем остальном тот мог сколько угодно писать в своем дневнике по возвращении домой.
— Когда вы сможете вернуться в Лондон, Джеймс? — прошептал он.
— Не знаю… не скоро… дела…
— Черт возьми, нам нужно найти эту валлийку в Миллерс-корт и уничтожить ее, — продолжал Лахли. — И чем скорее, тем лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
…и из коробки заговорил голос Джеймса Мейбрика!
Удивленно вскрикнув, Лахли уронил эту штуку, склонился над ней и поражение уставился на коробочку, которая, лежа, продолжала разговаривать с ним. Это напоминало обычный трюк медиумов-чревовещателей, только с использованием самого крошечного фонографа-виктролы, какой только можно себе вообразить; однако в комнате не было никого, кроме Мейбрика и его самого, а Мейбрик стоял в противоположном углу комнаты, разинув рот при звуках собственного голоса, исходящего из ящичка размером не больше ладони Лахли. Лахли не мог представить, чтобы кому-то удалось сделать такой маленький фонограф.
— Что это? — спросил настоящий Мейбрик; голос его заметно дрожал.
— Не знаю! — Лахли подобрал коробку и осторожно потряс ее. Голос Мейбрика продолжал говорить. Потом он услышал еще один голос и испытал настоящий шок, узнав его: «Джеймс! Уходите прочь от нее! Ну же, быстро, пока сюда не набежали копы! Они обходят площадь каждые несколько минут, и им, черт подрал, уже пора!» Это сопровождалось спокойным, будничным голосом Мейбрика: «Обед забыл» — и его собственным, сердитым: «Если вы хотите уходить с ее печенью и маткой, ваше дело. Но будь я проклят, если я пойду тогда рядом с вами! Встретимся как обычно, в Нижнем Тиборе».
Теперь и он сам смотрел на коробку, разинув рот. Эта маленькая коробочка каким-то образом запечатлела их разговор час назад, когда они стояли над изуродованными останками Кэтрин Эддоуз.
— Это что-то вроде фонографа или миниатюрного телефона, — произнес он испуганным шепотом. — Из тех штук, которые записывают голоса, а не передают их по проводам! Боже мой, как это получается? Где рожок? И у телефона, и у фонографа есть рожок, чтобы говорить в него, а тут ничего нет, только эти проводки и эта маленькая штучка на конце. И что приводит ее в действие?
— Это, должно быть, полиция! — ахнул Мейбрик, дрожа от страха. — Грязные копы, следившие за нами, вот это кто!
— У лондонских копов нет таких устройств!
— Тогда кто это?
Лахли переводил взгляд с Мейбрика на убитого и обратно, потом на коробочку в руках, на лежавшую без сознания женщину, снова на Мейбрика. При других обстоятельствах это зрелище могло бы показаться ему неописуемо смешным: обнаженный мужчина с запекшейся на волосах кровью, по лицу и груди которого стекала вода, труп — обладатель говорящей коробки и женщина с руками, привязанными к столу.
— Кто они? Не имею ни малейшего представления, — отозвался наконец Лахли, поднимаясь на ноги и пробуя кнопки по очереди, пока голоса не смолкли. — Но я это выясню. Одевайтесь, Джеймс, не стойте нагишом. И смойте кровь с волос, пока она не засохла совсем.
Безумец провел рукой по липким, редеющим волосам и скривился, потом снова склонился над корытом и начисто промыл голову. Он достал платье, в котором приехал из Ливерпуля, и молча оделся. Слава Богу, снадобье начало оказывать на него свое действие, и он сделался спокойнее и тише. Лахли обыскал так и не подававшую признаков жизни женщину и обнаружил спрятанные у нее в одежде предметы, еще более странные, чем те, что он нашел на мужчине. Он не имел ни малейшего представления о том, для чего предназначено крошечное устройство с каким-то подобием линзы, спрятанное в ее шляпке, не говоря уже о другой штуке, испускавшей тот тускло-красный свет, который он заметил в темном подземелье. Так он стоял, хмурясь, пока не услышал за спиной шаги. Мейбрик подошел и остановился у него за спиной.
— Что это? — тихо спросил тот, ткнув пальцем в маленькую трубочку, из которой исходил свет.
— Не знаю. Она испускает слабый красный свет.
— Я ничего не вижу.
Лахли посветил прямо ему в глаза.
— А вот так?
— Ничего.
Даже когда торговец хлопком смотрел прямо в эту штуку, он не замечал этого красного свечения, отчетливо видимого Лахли. Все занятнее и занятнее… Штуковина с линзой и источник красного света соединялись проводами с тяжелым, явно плотно набитым чем-то устройством, спрятанным у женщины под плащом. Материалом корпуса оно напоминало устройство для записи голоса. Только у этого имелись и металлические детали, кнопки и рычажки, а также поверхность со странной фактурой на одной из сторон, напоминавшая темное окно, сквозь которое, правда, не было видно ничего. Собственно, в отличие от крышки странного фонографа, оно даже не было прозрачным.
В карманах Лахли обнаружил еще одну непонятную, жесткую карточку, до странности большую сумму наличными, маленькое зеркальце, всякие женские причиндалы для ухода за собой и кучу разнообразных мелочей непонятного назначения. Одежда женщины была абсолютно заурядной: недорогой, но прочный плащ, тяжелые шерстяные юбка и корсаж поверх нижних юбок и комбинации… Вязаные чулки, крепкие и хорошо сидящие на ноге туфли… Тяжелая сорочка под корсажем…
А вот под всем этим обнаружилось белье, какого он никогда еще не видел. Ремешки и гладкие чашечки из какой-то поразительно эластичной материи, туго охватывающие ей грудь, явно имели целью поддерживать ее тело в форме на порядок лучше, чем любое другое женское белье, которое ему приходилось видеть. А ведь у него было несколько сестер старше его возрастом, плюс несколько сотен пациенток, так что он имел представление об этом аспекте женской моды.
— Из чего, дьявол подери, это сделано? Это ведь не резина, хотя похоже на резину, и как сработано…
— Можно, я ее порежу? — сонно, сквозь действие снадобья, предложил Мейбрик.
— Нет, Джеймс. Она моя. — Он оглянулся. Торговец хлопком сонно покачивался на ногах. — Идите сюда, Джеймс, вам лучше полежать и отдохнуть. — Он сдвинул неподвижную, полуобнаженную женщину вбок, освободив место для Мейбрика. Оставив женщину на несколько минут, Лахли занялся погружением Мейбрика в глубокий транс и стиранием из его памяти воспоминаний о его, Лахли, участии в событиях сегодняшней ночи или о странных предметах, обнаруженных ими. Обо всем остальном тот мог сколько угодно писать в своем дневнике по возвращении домой.
— Когда вы сможете вернуться в Лондон, Джеймс? — прошептал он.
— Не знаю… не скоро… дела…
— Черт возьми, нам нужно найти эту валлийку в Миллерс-корт и уничтожить ее, — продолжал Лахли. — И чем скорее, тем лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122