И вдвойне справедливо это будет для того нового вооружения, которое мы получим, такого, как наручные средства индивидуальной связи. Я предполагаю, что вы можете спустить несколько обычных систем, если это поможет в установлении нужных контактов, но специальные ротные средства трогать не стоит. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме нас, мог прослушивать частные каналы связи. Кстати, раз уж об этом зашла речь, если вы немного подумаете, то, я уверен, согласитесь, что в ваших же собственных интересах исключить возможность постороннего прослушивания наших с вами личных переговоров.
Сержант-снабженец поморщился.
– Наверное, вы правы, но это ограничивает мне свободу маневра.
– Правило номер два: деньги от всех продаж должны поступать на счет роты. И еще: у меня не вызовет беспокойства, если вы будете снимать небольшой навар с этих операций, чтобы чуть-чуть скомпенсировать собственные неудобства… на самом деле я это вполне приемлю и считаю просто честной наградой за трату вашего личного времени в интересах будущего всей роты. Тебе остается только делать привычную работу, какую делает врач, строго следуя рецептурной книге, и ты никогда не услышишь от меня никаких порицаний. При этом необходимо помнить, что я имею полное представление о том, как идут дела на рынке, даже на черном. Если мне покажется, что ты берешь больше, чем следовало бы, я просто отстраню тебя от всего этого.
– Отстраните, капитан? – Гарри был готов заявить протест. – Мое сердце не разорвется, если вы отправите меня с этой планеты, вы сами об этом знаете.
– Я не имею в виду перевод. – По лицу Шутта скользнула улыбка. – Я отстраню тебя от твоих упражнений. Видишь ли, Г.Ш., сейчас ты всего лишь обманщик и мелкий жулик. Оставайся со мной, играй по моим правилам, и я научу тебя играть в большую игру и покажу, как можно составить некоторый финансовый капитал, в котором ты будешь нуждаться после того, как твоя служба закончится. Договорились?
– Садись, Бренди, – сказал командир, указывая старшему сержанту на стулья для гостей. – Очень жаль, что пришлось продержать тебя в ожидании столько времени, но по самым разным причинам я хотел оставить разговор с тобой на самый конец.
– Ничего страшного, сэр. – Сержант пожала плечами и опустилась на указанное место. – Если и есть хоть что-то, чему я научилась в армии, так это умению ждать офицеров.
Шутт пропустил эту колкость мимо ушей.
– Принимая во внимание, что уже поздно, а также нашу общую усталость, я постараюсь быть как можно более кратким и сразу перейду к делу. – Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки, будто обхватывая себя. – Скажи мне, Бренди, какая, по твоему мнению, самая большая задача стоит передо мной в этой роте?
У старшего сержанта округлились глаза, она подняла брови и, поджав губы, тихонько свистнула.
– Трудный вопрос, – сказала она, чуть меняя позу. – Даже не знаю, с чего и начать. Если у вас есть хоть немного соображения, то вам нет нужды, чтобы я перемывала все косточки этой роты, а если речь идет о том, существует ли здесь самая большая проблема, перекрывающая все остальные…
Ее голос менялся в такт с покачиваниями головы.
– На мой взгляд, есть одна проблема, которая стоит особняком и маячит, словно сигнальный фонарь, – жестко произнес Шутт. – Фактически, единственная, в разрешении которой я не совсем уверен.
– И что же это такое, сэр?
– Ты.
Бренди откинула голову и нахмурилась.
– Я, сэр?
– Вот именно. Только не пойми меня превратно. Ты в полном порядке Бренди… голова, плечи и талия самые лучшие из всех, что достались мне в этом унаследованном персонале. Из твоего личного дела и из моих собственных наблюдений за последнюю неделю следует, что ты прекрасный лидер, почти такой же, а может быть даже и лучший, чем я сам.
Тут командир слегка покачал головой.
– Проблема в том, что ты циник. Если бы в тот момент, когда братья Райт создали свой первый самолет, ты оказалась рядом, все, что ты изрекла бы по поводу их стараний, звучало бы примерно так: "Он никогда не полетит". Затем, когда он пронесся над головами собравшихся зрителей, твоим единственным комментарием было бы: "Они никогда не посадят его на землю!"
Едва заметная, призрачная улыбка тронула лицо старшего сержанта.
– Уж такая я есть, капитан, – призналась она.
Улыбка была ей возвращена.
– Вот это и есть тот самый вопрос, который я не могу оставить в этой роте нерешенным. Я собираюсь попытаться повернуть ее на другой путь и хочу начать с того, чтобы каждый легионер, он или она, находящийся под моим командованием, сформировал о себе самом гораздо лучшее мнение, чем это есть сейчас. Я не смогу сделать это, если главный лидер личного состава, состоящего из добровольцев, позволяет им сжиться с мыслью, что все они дерьмо и не может быть и речи ни о каких попытках изменить это. При этом я принимаю во внимание и возможность войны на два фронта: со штаб-квартирой и самими легионерами. Но я не в состоянии открывать и третий фронт, сражаясь еще и с тобой.
Старший сержант совершенно спокойно продолжала смотреть на него.
– Речь идет о моей отправке отсюда, сэр?
Шутт поморщился.
– Должен признать, что такая возможность промелькнула у меня в голове… и ты действительно единственная во всей роте, в отношении кого я совершенно серьезно подумывал об этом. Хотя лично мне это не нравится. Это слишком просто – уйти без всякой попытки сделать что-то. Я восхищен, Бренди, твоими способностями и энергий прирожденного лидера. Я все-таки надеюсь, что мы сможем работать вместе. Именно работать друг с другом бок о бок, а не быть в оппозиции. Это единственный путь, который я вижу, хотя он и требует больших перемен, в основном – с твоей стороны.
Прежде чем ответить, Бренди задумчиво помолчала, прикусив губу.
– Чтобы быть до конца честной с вами, сэр, должна сказать, что я не уверена, что смогу измениться, даже если бы и захотела этого. Старые привычки очень трудно ломать, а я слишком долго им потворствовала.
– Сейчас мне не требуются гарантии, – торопливо и искренне продолжил командир. – Пока что вполне достаточно просто желания попытаться исправиться. Я не люблю играть роль психолога-любителя, но… хорошо, сущность большинства циников, с которыми мне приходилось иметь дело в прошлом, можно выразить одной лишь фразой: "Кого это волнует?" Но на самом-то деле кое-что, хоть и немногое, все-таки волновало их. Возможно, когда-то они были кем-то сильно обижены, так сильно, что больше не могли позволить себе даже попытки избавиться от страха перед возможностью нового унижения. Я не знаю, относится ли это к твоему случаю, да на самом деле это и не важно. Все, о чем я прошу, это сделать попытку, прежде чем поставить на этом крест, другими словами, дать шанс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Сержант-снабженец поморщился.
– Наверное, вы правы, но это ограничивает мне свободу маневра.
– Правило номер два: деньги от всех продаж должны поступать на счет роты. И еще: у меня не вызовет беспокойства, если вы будете снимать небольшой навар с этих операций, чтобы чуть-чуть скомпенсировать собственные неудобства… на самом деле я это вполне приемлю и считаю просто честной наградой за трату вашего личного времени в интересах будущего всей роты. Тебе остается только делать привычную работу, какую делает врач, строго следуя рецептурной книге, и ты никогда не услышишь от меня никаких порицаний. При этом необходимо помнить, что я имею полное представление о том, как идут дела на рынке, даже на черном. Если мне покажется, что ты берешь больше, чем следовало бы, я просто отстраню тебя от всего этого.
– Отстраните, капитан? – Гарри был готов заявить протест. – Мое сердце не разорвется, если вы отправите меня с этой планеты, вы сами об этом знаете.
– Я не имею в виду перевод. – По лицу Шутта скользнула улыбка. – Я отстраню тебя от твоих упражнений. Видишь ли, Г.Ш., сейчас ты всего лишь обманщик и мелкий жулик. Оставайся со мной, играй по моим правилам, и я научу тебя играть в большую игру и покажу, как можно составить некоторый финансовый капитал, в котором ты будешь нуждаться после того, как твоя служба закончится. Договорились?
– Садись, Бренди, – сказал командир, указывая старшему сержанту на стулья для гостей. – Очень жаль, что пришлось продержать тебя в ожидании столько времени, но по самым разным причинам я хотел оставить разговор с тобой на самый конец.
– Ничего страшного, сэр. – Сержант пожала плечами и опустилась на указанное место. – Если и есть хоть что-то, чему я научилась в армии, так это умению ждать офицеров.
Шутт пропустил эту колкость мимо ушей.
– Принимая во внимание, что уже поздно, а также нашу общую усталость, я постараюсь быть как можно более кратким и сразу перейду к делу. – Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки, будто обхватывая себя. – Скажи мне, Бренди, какая, по твоему мнению, самая большая задача стоит передо мной в этой роте?
У старшего сержанта округлились глаза, она подняла брови и, поджав губы, тихонько свистнула.
– Трудный вопрос, – сказала она, чуть меняя позу. – Даже не знаю, с чего и начать. Если у вас есть хоть немного соображения, то вам нет нужды, чтобы я перемывала все косточки этой роты, а если речь идет о том, существует ли здесь самая большая проблема, перекрывающая все остальные…
Ее голос менялся в такт с покачиваниями головы.
– На мой взгляд, есть одна проблема, которая стоит особняком и маячит, словно сигнальный фонарь, – жестко произнес Шутт. – Фактически, единственная, в разрешении которой я не совсем уверен.
– И что же это такое, сэр?
– Ты.
Бренди откинула голову и нахмурилась.
– Я, сэр?
– Вот именно. Только не пойми меня превратно. Ты в полном порядке Бренди… голова, плечи и талия самые лучшие из всех, что достались мне в этом унаследованном персонале. Из твоего личного дела и из моих собственных наблюдений за последнюю неделю следует, что ты прекрасный лидер, почти такой же, а может быть даже и лучший, чем я сам.
Тут командир слегка покачал головой.
– Проблема в том, что ты циник. Если бы в тот момент, когда братья Райт создали свой первый самолет, ты оказалась рядом, все, что ты изрекла бы по поводу их стараний, звучало бы примерно так: "Он никогда не полетит". Затем, когда он пронесся над головами собравшихся зрителей, твоим единственным комментарием было бы: "Они никогда не посадят его на землю!"
Едва заметная, призрачная улыбка тронула лицо старшего сержанта.
– Уж такая я есть, капитан, – призналась она.
Улыбка была ей возвращена.
– Вот это и есть тот самый вопрос, который я не могу оставить в этой роте нерешенным. Я собираюсь попытаться повернуть ее на другой путь и хочу начать с того, чтобы каждый легионер, он или она, находящийся под моим командованием, сформировал о себе самом гораздо лучшее мнение, чем это есть сейчас. Я не смогу сделать это, если главный лидер личного состава, состоящего из добровольцев, позволяет им сжиться с мыслью, что все они дерьмо и не может быть и речи ни о каких попытках изменить это. При этом я принимаю во внимание и возможность войны на два фронта: со штаб-квартирой и самими легионерами. Но я не в состоянии открывать и третий фронт, сражаясь еще и с тобой.
Старший сержант совершенно спокойно продолжала смотреть на него.
– Речь идет о моей отправке отсюда, сэр?
Шутт поморщился.
– Должен признать, что такая возможность промелькнула у меня в голове… и ты действительно единственная во всей роте, в отношении кого я совершенно серьезно подумывал об этом. Хотя лично мне это не нравится. Это слишком просто – уйти без всякой попытки сделать что-то. Я восхищен, Бренди, твоими способностями и энергий прирожденного лидера. Я все-таки надеюсь, что мы сможем работать вместе. Именно работать друг с другом бок о бок, а не быть в оппозиции. Это единственный путь, который я вижу, хотя он и требует больших перемен, в основном – с твоей стороны.
Прежде чем ответить, Бренди задумчиво помолчала, прикусив губу.
– Чтобы быть до конца честной с вами, сэр, должна сказать, что я не уверена, что смогу измениться, даже если бы и захотела этого. Старые привычки очень трудно ломать, а я слишком долго им потворствовала.
– Сейчас мне не требуются гарантии, – торопливо и искренне продолжил командир. – Пока что вполне достаточно просто желания попытаться исправиться. Я не люблю играть роль психолога-любителя, но… хорошо, сущность большинства циников, с которыми мне приходилось иметь дело в прошлом, можно выразить одной лишь фразой: "Кого это волнует?" Но на самом-то деле кое-что, хоть и немногое, все-таки волновало их. Возможно, когда-то они были кем-то сильно обижены, так сильно, что больше не могли позволить себе даже попытки избавиться от страха перед возможностью нового унижения. Я не знаю, относится ли это к твоему случаю, да на самом деле это и не важно. Все, о чем я прошу, это сделать попытку, прежде чем поставить на этом крест, другими словами, дать шанс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75