– Капитан усмехнулся. – А тем временем, я хотел бы узнать, есть ли для нас какой-нибудь законный способ получить эти самые ружья?
– Если вы не возражаете, – сказал Готц, соскальзывая со своего места, чтобы вновь растянуться за укрытием, – я предпочту наблюдать за вашими экспериментами вот отсюда.
Когда кувыркания прекратились, Спартак отказался продолжать упражнения с оружием, предпочитая оставаться на своей любимой доске, вместо того, чтобы при каждом выстреле расставаться с ней.
Неустрашимый Гарри Шоколад передал дробовик Луи, синфину-аристократу. Не обладая сноровкой Спартака, Луи давным-давно оставил попытки освоить парящую доску, заявляя, что это ниже его достоинства, так что на этот раз беспорядочная стрельба с летающего средства передвижения никому не грозила. Прочно устроившись в боковой коляске хока, которым управлял Гарри, он имел более чем достаточно возможностей прицелиться, хотя бы приблизительно, так что Шутт решил позволить ему и в дальнейшем пользоваться дробовиком.
В качестве завершающего штриха кто-то из легионеров отыскал старую каску и проделал в ней отверстия для того, чтобы Луи мог просунуть в них свои глаза. Картина, которую они собой представляли, – Гарри Шоколад верхом на мощном мотолете и пристроившийся в коляске Луи, сжимающий дробовик, с глазами, торчащими из старой каски, – заставила бы остановиться и оглянуться на них не одного прохожего. Не даром шеф Готц заметил, что появление в городе этой необычной пары было более эффективным сдерживающим средством, чем целая бригада обычных полицейских патрулей.
Как ни странно, но доброе отношение к Спартаку со стороны роты ослабило ту брезгливость, с какой Луи относился к низкородному синфину, до того, что он фактически вошел с ним в деловое партнерство, занявшись рекламой летающих досок на их родной планете. Спартак записал на пленку серию демонстрационных полетов вместе с подробными инструкциями к ним, в то время как Луи использовал свои семейные связи и влияние, чтобы устранить обязательные в таких случаях лицензионные барьеры и разного рода ограничения. Вся рота, не раздумывая, скинулась для формирования стартового капитала этого предприятия, поскольку легионеры были твердо уверены в том, что в будущем оно принесет им значительные дивиденды.
По мере того, как среди легионеров укреплялись партнерские и просто товарищеские отношения, менялось и их отношение к самим себе и к друг другу. Бесконечная вражда и разногласия исчезали, на смену им приходило осознание единства. Стало очевидно, что как только какой-либо индивид, он или она, побеждал ощущение своей ущербности или зависимости, он тут же становился более терпимым к недостаткам окружающих.
Для некоторых, к сожалению, эти изменения проходили не всегда гладко, иногда толкая их на крайности.
Шел последний вечер пребывания легионеров в отеле. Строительство их нового лагеря было закончено и поступил приказ упаковываться и готовиться к утреннему отъезду. По молчаливому соглашению, после того, как подготовка к отъезду была завершена, большинство легионеров собрались в баре отеля, чтобы скромно отпраздновать возвращение. Разумеется, мест там было недостаточно, чтобы разместить сразу всю роту, но у всех было приподнятое настроение, и многие просто стояли, прислонясь к стене, сидели группами на полу или блуждали по залу от одной компании беседующих, к другой. Как обычно бывает на таких солдатских сборищах, часть разговоров постепенно превращалась в некое словесное состязание, по мере того, как отдельные легионеры начинали жаловаться или, наоборот, хвастаться по поводу того, кто побывал в наиболее плохих условиях за время своей службы в Легионе.
– …так вы считаете, что на этих болотах очень тяжело нести службу? – Бренди даже рассмеялась, делая круговое движение стаканом, чтобы привлечь внимание. – Знаете, однажды я получила назначение в роту, которая должна была охранять, представьте себе, чертов айсберг! Никто из нас не мог понять, для чего это было нужно, и тем более никто даже мечтать не мог хоть как-то согреться, – с тем-то снаряжением, которое мы получили! – если только не мог найти кого-нибудь действительно совсем близко от себя, если вы улавливаете, к чему я клоню. После нескольких недель такого холода с вас сходит весь жир, и, должна отметить, некоторые из самых безобразных легионеров стали ну просто изящными!
Кружок легионеров с пониманием рассмеялся, правда, коротко, поскольку другие уже тянулись вперед, желая стать следующими.
– К разговору о тяготах службы, – заявила Супермалявка, опередив остальных. – Мое второе назначение… а может, это было третье?.. какая разница! В общем, командир на дух не переносил низкорослых, и, естественно, единственный путь, каким я могла поучаствовать в игре в баскетбол, это предложить использовать меня в качестве мяча. И вот, как-то раз он зовет меня к себе в кабинет и говорит…
– Я расскажу вам, что значит трудная служба!
Раздосадованная на то, что историю прервали на самой середине, вся компания неодобрительно посмотрела на появившегося лейтенанта Армстронга, который покачиваясь из стороны в сторону, неуверенно двигался в их направлении.
– Это… Не имеет значения, где ты служишь и что именно делаешь. Когда ты служишь под командой извращенного призрака… и этот призрак к тому же еще и твой… отец и один из наиболее прославленных воинов, тогда ты… ты можешь потратить всю свою жизнь, пытаясь доказать, что хоть на одну десятую, но лучше, чем твой командир. Вот что такое трудная служба! И я хочу только одного: чтобы этот сукин сын прожил как можно дольше, так долго, чтобы совершить хотя бы одну ошибку!
Легионеры переглянулись, испытывая неловкость, наблюдая, как Армстронг, теряя координацию, пытается поднести к губам стакан.
– Гм-мммм… не кажется ли вам, лейтенант, что вам необходимо немного поспать? – очень осторожно заметила Бренди, нарушив тишину.
Армстронг осоловело уставился на нее и отчаянно заморгал, стараясь сфокусировать зрение.
– Вы-прр… авы… сержант Бренди. Не следует говорить или делать ничего… что не и… идет к лицу офицеру. Хотя я… думаю, что сначала немного подышу свежим воздухом. Доброй… ночи… всем.
Лейтенант выпрямился и попытался отдать честь, прежде чем вывалился за дверь, придерживаясь рукой за стену.
Собравшиеся молча наблюдали за тем, как он уходил.
– За офицеров и джентльменов… Храни нас бог, – сказал кто-то, поднимая стакан с насмешливым тостом.
– Гм-ммм… Я не люблю об этом говорить, – растягивая слова произнесла Супермалявка, – но сейчас слишком поздно, чтобы разгуливать по улицам в таком состоянии.
– Ну так что? Ведь он пьяница!
– Да, но наш пьяница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Если вы не возражаете, – сказал Готц, соскальзывая со своего места, чтобы вновь растянуться за укрытием, – я предпочту наблюдать за вашими экспериментами вот отсюда.
Когда кувыркания прекратились, Спартак отказался продолжать упражнения с оружием, предпочитая оставаться на своей любимой доске, вместо того, чтобы при каждом выстреле расставаться с ней.
Неустрашимый Гарри Шоколад передал дробовик Луи, синфину-аристократу. Не обладая сноровкой Спартака, Луи давным-давно оставил попытки освоить парящую доску, заявляя, что это ниже его достоинства, так что на этот раз беспорядочная стрельба с летающего средства передвижения никому не грозила. Прочно устроившись в боковой коляске хока, которым управлял Гарри, он имел более чем достаточно возможностей прицелиться, хотя бы приблизительно, так что Шутт решил позволить ему и в дальнейшем пользоваться дробовиком.
В качестве завершающего штриха кто-то из легионеров отыскал старую каску и проделал в ней отверстия для того, чтобы Луи мог просунуть в них свои глаза. Картина, которую они собой представляли, – Гарри Шоколад верхом на мощном мотолете и пристроившийся в коляске Луи, сжимающий дробовик, с глазами, торчащими из старой каски, – заставила бы остановиться и оглянуться на них не одного прохожего. Не даром шеф Готц заметил, что появление в городе этой необычной пары было более эффективным сдерживающим средством, чем целая бригада обычных полицейских патрулей.
Как ни странно, но доброе отношение к Спартаку со стороны роты ослабило ту брезгливость, с какой Луи относился к низкородному синфину, до того, что он фактически вошел с ним в деловое партнерство, занявшись рекламой летающих досок на их родной планете. Спартак записал на пленку серию демонстрационных полетов вместе с подробными инструкциями к ним, в то время как Луи использовал свои семейные связи и влияние, чтобы устранить обязательные в таких случаях лицензионные барьеры и разного рода ограничения. Вся рота, не раздумывая, скинулась для формирования стартового капитала этого предприятия, поскольку легионеры были твердо уверены в том, что в будущем оно принесет им значительные дивиденды.
По мере того, как среди легионеров укреплялись партнерские и просто товарищеские отношения, менялось и их отношение к самим себе и к друг другу. Бесконечная вражда и разногласия исчезали, на смену им приходило осознание единства. Стало очевидно, что как только какой-либо индивид, он или она, побеждал ощущение своей ущербности или зависимости, он тут же становился более терпимым к недостаткам окружающих.
Для некоторых, к сожалению, эти изменения проходили не всегда гладко, иногда толкая их на крайности.
Шел последний вечер пребывания легионеров в отеле. Строительство их нового лагеря было закончено и поступил приказ упаковываться и готовиться к утреннему отъезду. По молчаливому соглашению, после того, как подготовка к отъезду была завершена, большинство легионеров собрались в баре отеля, чтобы скромно отпраздновать возвращение. Разумеется, мест там было недостаточно, чтобы разместить сразу всю роту, но у всех было приподнятое настроение, и многие просто стояли, прислонясь к стене, сидели группами на полу или блуждали по залу от одной компании беседующих, к другой. Как обычно бывает на таких солдатских сборищах, часть разговоров постепенно превращалась в некое словесное состязание, по мере того, как отдельные легионеры начинали жаловаться или, наоборот, хвастаться по поводу того, кто побывал в наиболее плохих условиях за время своей службы в Легионе.
– …так вы считаете, что на этих болотах очень тяжело нести службу? – Бренди даже рассмеялась, делая круговое движение стаканом, чтобы привлечь внимание. – Знаете, однажды я получила назначение в роту, которая должна была охранять, представьте себе, чертов айсберг! Никто из нас не мог понять, для чего это было нужно, и тем более никто даже мечтать не мог хоть как-то согреться, – с тем-то снаряжением, которое мы получили! – если только не мог найти кого-нибудь действительно совсем близко от себя, если вы улавливаете, к чему я клоню. После нескольких недель такого холода с вас сходит весь жир, и, должна отметить, некоторые из самых безобразных легионеров стали ну просто изящными!
Кружок легионеров с пониманием рассмеялся, правда, коротко, поскольку другие уже тянулись вперед, желая стать следующими.
– К разговору о тяготах службы, – заявила Супермалявка, опередив остальных. – Мое второе назначение… а может, это было третье?.. какая разница! В общем, командир на дух не переносил низкорослых, и, естественно, единственный путь, каким я могла поучаствовать в игре в баскетбол, это предложить использовать меня в качестве мяча. И вот, как-то раз он зовет меня к себе в кабинет и говорит…
– Я расскажу вам, что значит трудная служба!
Раздосадованная на то, что историю прервали на самой середине, вся компания неодобрительно посмотрела на появившегося лейтенанта Армстронга, который покачиваясь из стороны в сторону, неуверенно двигался в их направлении.
– Это… Не имеет значения, где ты служишь и что именно делаешь. Когда ты служишь под командой извращенного призрака… и этот призрак к тому же еще и твой… отец и один из наиболее прославленных воинов, тогда ты… ты можешь потратить всю свою жизнь, пытаясь доказать, что хоть на одну десятую, но лучше, чем твой командир. Вот что такое трудная служба! И я хочу только одного: чтобы этот сукин сын прожил как можно дольше, так долго, чтобы совершить хотя бы одну ошибку!
Легионеры переглянулись, испытывая неловкость, наблюдая, как Армстронг, теряя координацию, пытается поднести к губам стакан.
– Гм-мммм… не кажется ли вам, лейтенант, что вам необходимо немного поспать? – очень осторожно заметила Бренди, нарушив тишину.
Армстронг осоловело уставился на нее и отчаянно заморгал, стараясь сфокусировать зрение.
– Вы-прр… авы… сержант Бренди. Не следует говорить или делать ничего… что не и… идет к лицу офицеру. Хотя я… думаю, что сначала немного подышу свежим воздухом. Доброй… ночи… всем.
Лейтенант выпрямился и попытался отдать честь, прежде чем вывалился за дверь, придерживаясь рукой за стену.
Собравшиеся молча наблюдали за тем, как он уходил.
– За офицеров и джентльменов… Храни нас бог, – сказал кто-то, поднимая стакан с насмешливым тостом.
– Гм-ммм… Я не люблю об этом говорить, – растягивая слова произнесла Супермалявка, – но сейчас слишком поздно, чтобы разгуливать по улицам в таком состоянии.
– Ну так что? Ведь он пьяница!
– Да, но наш пьяница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75