И остаться с вами не могу. В зале публика сидит – ударные бригады, общественность. Скажут: «Сокольский – в объятиях классового врага, сращивание с частником». Вам-то наплевать, а мне хлопот не обобраться. Нет уж, Александр Федорович, лучше я с вами отсюда поговорю, мне здесь гораздо удобней. (Убегает с экрана на сцену). Лезть за мной не надо, Александр Федорович, куда же вы?…
Титр: Я предсказываю, что большевики продержатся только до субботы…
– Эх, Александр Федорович, они же хитрые. Они, как об этом услыхали, и субботу и воскресенье отменили, на непрерывку перешли. Пятилетку и ту в четыре года справлять хотят, пятый – выходным объявили… Тринадцать лет этой субботы дожидаетесь…
Титр: Производительность некоторых ваших заводов понизилась…
– Ну, это кое-где руководители были виноваты. Они все время друг друга обследовали – выясняли, почему производительность понижается. Работать некогда было. Только сейчас догадались, что причина именно в обследованиях и заключается. Говорят, комиссию назначили обследовать, почему обследованиями занимались. Поправятся, Александр Федорович!
Титр: Вы должны эту совдепию ненавидеть.
– Да нет, Александр Федорович. Наоборот, у нас любят ее… Титр: За что же?…
– Да ведь как вам сказать… Ежели рассуждать серьезно – помните ли вы, Александр Федорович, в октябре семнадцатого года подул ветерок, ветер, который превратился в бурю…
(На экране ветер сметает все и вся. Буря. Возникают документальные кадры новостроек.)
– …в бурю, от которой полетели вы, Александр Федорович, а вместе с вами все те, которые действительно любили свою родину только за то, что в ней можно было жрать, спать и благодушествовать у сытого казенного пирога… Полетели вместе с вами толстозадые генералы, сопливые поручики, политические болтуны, толстосумы морозовы, митьки рубинштейны… Вы – жалкий паяц, эмигрантская петрушка, смеющая говорить от лица народа, – вы думаете, что душа этого народа действительно в паре новых галош? У нас многого нет, многого не хватает – мы знаем… Но мы любим эту страну, любим за то, что она сама, как буря, несется вперед, любим за стройку, за неповторимые дни, за суровую надпись на суровом железобетоне – вперед, вперед и чтоб больше назад никогда не податься!..
1930
Кругом шестнадцать
Кинофельетон
I
Сразу же после сообщения конферансье о выступлении Смирнова-Сокольского гаснет свет и вспыхивает экран:
Титр: А Сокольского-то в театре и нет…
(На экране бурное объяснение конферансье А. А. Грилля с помрежем. На лицах – паника.)
Титр: Товарищ Грилль, что же делать?… Прорыв…
(На экране Грилль гонит помрежа разыскивать Сокольского. Помреж убегает, возникает подъезд Мюзик-холла.)
Титр: На ликвидацию прорыва.
(Из подъезда выскакивает ватага билетеров, разбегаются в разные стороны. Помреж бежит тоже. Грилль звонит по телефону. Главный кассир снимает трубку, слушает.)
Титр: Чистейший вид оппортунизма.
(Кассир у телефонной трубки: от ужаса у него встают дыбом волосы. Помреж бежит по улице на розыски.)
Титр: А Сокольский, оказывается, по дороге задумался…
(Памятник Гоголю. Наплыв на Сокольского, стоящего в раздумье около памятника. Подходят две обывательницы-старухи. Рассматривают Сокольского.)
Титр: Как ты думаешь… Просто он остановился или зачем-нибудь в очередь встал?
(Становятся в очередь сзади Сокольского.)
Титр: А Сокольский раздумывал о том, что…
(Памятник Гоголю. Книга Гоголя. Наплыв на дремлющего Сокольского. Наплыв на страницу книги «Мертвые души».)
Титр: Мертвые души найдутся и теперь…
(Кадр из кинохроники: папа Римский с епископом благословляют.)
Титр: Заколдованное место.
(Кадр из кинохроники: очередь у магазина Центроспирт.)
Титр: Страшная месть.
(Человек спрыгивает с трамвая. Его штрафует милиционер.)
Титр: Пропавшая грамота.
(Газета с заголовком: «Вандервельде вынужден признать успехи СССР». Наплыв на заголовок: «Форвертс» не печатает статью Вандервельде».)
Титр: Обычаи значительного лица были величественны чрезвычайно.
(М. И. Калинин, окруженный деревенскими ребятишками.)
Титр: Записки сумасшедшего.
(Расписание поездов. Наплыв на доску с надписью: «Поезд № 7 опаздывает на 8 часов».)
Титр: Старосветские помещики.
(Детишки в яслях сидят на горшочках.)
Титр: Дама просто приятная.
(Корова в совхозе.)
Титр: Дама, которая сейчас действительно приятна во всех отношениях.
(Свинья с поросятами.)
Титр: Страшное чудовище Вий.
(Портрет пианиста и композитора Дмитрия Покрасса.)
Титр: Время шло… Намечались уже советские Чичиковы, Хлестаковы, Держиморды, Ляпкины-Тяпкины и т. д. Но в это время…
(Бегущий по улице помреж Грилль в отчаянии держится за голову. Сокольский в задумчивости у памятника. Около него очередь. Подбегает помреж. Расталкивает Сокольского. Оба убегают. Стоит мотоцикл. Шофер слез. Подбегают Сокольский с помрежем. Садятся, оглядываясь по сторонам.)
Титр: «Вечерняя Москва»: «В автопарке МКХ зарегистрированы случаи краж не только частей, резины и пр., но и целых колес от автобусов».
(Сокольский с помрежем едут, и подъезжают к Мюзик-холлу, вбегают в подъезд. Грилль у занавеса. Вбегают Сокольский с помрежем. Сокольский спешно раздевается, приготовляется, отдергивает занавес.)
Свет. Сокольский на сцене.
II
– Вот так, товарищи, пройдешь иной раз по Арбату, посмотришь на памятник Гоголю и подумаешь: а ведь действительно был великий писатель… Вы, конечно, понимаете, что я про Николая Васильевича Гоголя говорю, вы не перепутайте. Есть еще Анатолий Васильевич – это совсем другой Гоголь. Наш. Современный. Ну а современная литература вообще, по-моему, переживает в настоящее время кризис. Подумать только, сколько ежедневных печатных произведений на свет появляется, а что в них заворачивать, сразу и не придумаешь.
В некоторых, особливо кооперативных, магазинах художественная литература эта лежит на прилавке буквально безо всякого движения. Не проникает, так сказать, в массы.
Или напишет, например, молодой писатель повесть, посвященную, скажем, кампании за качество продукции. Ан, пока там эта повесть печатается, набирается – кампания эта, глядишь, закончилась и все разговоры не только о качестве, но и о самой продукции становятся явно несовременными.
Века пройдут, а жив будет Гоголь, Николай Васильевич. И заметьте себе: «Цемента» не написал, «Рельсу гудят» не его сочинение, а иную строчку возьмешь – как сегодня про нас написано. И разве не про стремительность наших большевистских темпов говорят эти знаменитые строчки: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?… кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг… и вот она понеслась, понеслась!..»
И в одном только ошибся классик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Титр: Я предсказываю, что большевики продержатся только до субботы…
– Эх, Александр Федорович, они же хитрые. Они, как об этом услыхали, и субботу и воскресенье отменили, на непрерывку перешли. Пятилетку и ту в четыре года справлять хотят, пятый – выходным объявили… Тринадцать лет этой субботы дожидаетесь…
Титр: Производительность некоторых ваших заводов понизилась…
– Ну, это кое-где руководители были виноваты. Они все время друг друга обследовали – выясняли, почему производительность понижается. Работать некогда было. Только сейчас догадались, что причина именно в обследованиях и заключается. Говорят, комиссию назначили обследовать, почему обследованиями занимались. Поправятся, Александр Федорович!
Титр: Вы должны эту совдепию ненавидеть.
– Да нет, Александр Федорович. Наоборот, у нас любят ее… Титр: За что же?…
– Да ведь как вам сказать… Ежели рассуждать серьезно – помните ли вы, Александр Федорович, в октябре семнадцатого года подул ветерок, ветер, который превратился в бурю…
(На экране ветер сметает все и вся. Буря. Возникают документальные кадры новостроек.)
– …в бурю, от которой полетели вы, Александр Федорович, а вместе с вами все те, которые действительно любили свою родину только за то, что в ней можно было жрать, спать и благодушествовать у сытого казенного пирога… Полетели вместе с вами толстозадые генералы, сопливые поручики, политические болтуны, толстосумы морозовы, митьки рубинштейны… Вы – жалкий паяц, эмигрантская петрушка, смеющая говорить от лица народа, – вы думаете, что душа этого народа действительно в паре новых галош? У нас многого нет, многого не хватает – мы знаем… Но мы любим эту страну, любим за то, что она сама, как буря, несется вперед, любим за стройку, за неповторимые дни, за суровую надпись на суровом железобетоне – вперед, вперед и чтоб больше назад никогда не податься!..
1930
Кругом шестнадцать
Кинофельетон
I
Сразу же после сообщения конферансье о выступлении Смирнова-Сокольского гаснет свет и вспыхивает экран:
Титр: А Сокольского-то в театре и нет…
(На экране бурное объяснение конферансье А. А. Грилля с помрежем. На лицах – паника.)
Титр: Товарищ Грилль, что же делать?… Прорыв…
(На экране Грилль гонит помрежа разыскивать Сокольского. Помреж убегает, возникает подъезд Мюзик-холла.)
Титр: На ликвидацию прорыва.
(Из подъезда выскакивает ватага билетеров, разбегаются в разные стороны. Помреж бежит тоже. Грилль звонит по телефону. Главный кассир снимает трубку, слушает.)
Титр: Чистейший вид оппортунизма.
(Кассир у телефонной трубки: от ужаса у него встают дыбом волосы. Помреж бежит по улице на розыски.)
Титр: А Сокольский, оказывается, по дороге задумался…
(Памятник Гоголю. Наплыв на Сокольского, стоящего в раздумье около памятника. Подходят две обывательницы-старухи. Рассматривают Сокольского.)
Титр: Как ты думаешь… Просто он остановился или зачем-нибудь в очередь встал?
(Становятся в очередь сзади Сокольского.)
Титр: А Сокольский раздумывал о том, что…
(Памятник Гоголю. Книга Гоголя. Наплыв на дремлющего Сокольского. Наплыв на страницу книги «Мертвые души».)
Титр: Мертвые души найдутся и теперь…
(Кадр из кинохроники: папа Римский с епископом благословляют.)
Титр: Заколдованное место.
(Кадр из кинохроники: очередь у магазина Центроспирт.)
Титр: Страшная месть.
(Человек спрыгивает с трамвая. Его штрафует милиционер.)
Титр: Пропавшая грамота.
(Газета с заголовком: «Вандервельде вынужден признать успехи СССР». Наплыв на заголовок: «Форвертс» не печатает статью Вандервельде».)
Титр: Обычаи значительного лица были величественны чрезвычайно.
(М. И. Калинин, окруженный деревенскими ребятишками.)
Титр: Записки сумасшедшего.
(Расписание поездов. Наплыв на доску с надписью: «Поезд № 7 опаздывает на 8 часов».)
Титр: Старосветские помещики.
(Детишки в яслях сидят на горшочках.)
Титр: Дама просто приятная.
(Корова в совхозе.)
Титр: Дама, которая сейчас действительно приятна во всех отношениях.
(Свинья с поросятами.)
Титр: Страшное чудовище Вий.
(Портрет пианиста и композитора Дмитрия Покрасса.)
Титр: Время шло… Намечались уже советские Чичиковы, Хлестаковы, Держиморды, Ляпкины-Тяпкины и т. д. Но в это время…
(Бегущий по улице помреж Грилль в отчаянии держится за голову. Сокольский в задумчивости у памятника. Около него очередь. Подбегает помреж. Расталкивает Сокольского. Оба убегают. Стоит мотоцикл. Шофер слез. Подбегают Сокольский с помрежем. Садятся, оглядываясь по сторонам.)
Титр: «Вечерняя Москва»: «В автопарке МКХ зарегистрированы случаи краж не только частей, резины и пр., но и целых колес от автобусов».
(Сокольский с помрежем едут, и подъезжают к Мюзик-холлу, вбегают в подъезд. Грилль у занавеса. Вбегают Сокольский с помрежем. Сокольский спешно раздевается, приготовляется, отдергивает занавес.)
Свет. Сокольский на сцене.
II
– Вот так, товарищи, пройдешь иной раз по Арбату, посмотришь на памятник Гоголю и подумаешь: а ведь действительно был великий писатель… Вы, конечно, понимаете, что я про Николая Васильевича Гоголя говорю, вы не перепутайте. Есть еще Анатолий Васильевич – это совсем другой Гоголь. Наш. Современный. Ну а современная литература вообще, по-моему, переживает в настоящее время кризис. Подумать только, сколько ежедневных печатных произведений на свет появляется, а что в них заворачивать, сразу и не придумаешь.
В некоторых, особливо кооперативных, магазинах художественная литература эта лежит на прилавке буквально безо всякого движения. Не проникает, так сказать, в массы.
Или напишет, например, молодой писатель повесть, посвященную, скажем, кампании за качество продукции. Ан, пока там эта повесть печатается, набирается – кампания эта, глядишь, закончилась и все разговоры не только о качестве, но и о самой продукции становятся явно несовременными.
Века пройдут, а жив будет Гоголь, Николай Васильевич. И заметьте себе: «Цемента» не написал, «Рельсу гудят» не его сочинение, а иную строчку возьмешь – как сегодня про нас написано. И разве не про стремительность наших большевистских темпов говорят эти знаменитые строчки: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?… кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг… и вот она понеслась, понеслась!..»
И в одном только ошибся классик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127