Возьмет со стола бутылку и с криком «горько! горько!» ударит этого критика по голове…
От этой роли, дорогие товарищи, я тоже категорически отказываюсь.
Голова у меня одна, а бутылок много…
По моим соображениям, вам весной не меня, а одописца Державина на сцену выпустить надо. Чтобы он вокруг вас ходил и говорил: о, мои знаменитые сограждане! О, какие вы замечательные! О, поздравляю, поздравляю!..
А положение критика само по себе – положение необычайно критическое…
Наступило время, когда ни Гоголю, ни Салтыкову, ни Чехову Антону Павловичу – делать при вас нечего…
Кончились всякие фразы вроде «смех сквозь незримые миру слезы». Это какие такие слезы, скажите, пожалуйста? О чем плачете, дорогие? Продовольственную карточку потеряли, что ли? Так ее же найти можно…
Да, я знаю, например, что в Музтресте не так давно романс Глинки «Сомнение» напечатать категорически отказывались. Какие, говорят, могут быть сомнения в наше время? И правильно, по-моему…
Но кому из классиков теперь каюк окончательный – это, конечно, Чехову, Антон Павловичу…
Я на днях случайно его рассказ «Разговор человека с собакой» прочитал. Возмутительное произведение. Что ни слово – то или выпад, или полное несоответствие действительности.
Разрешите, я вам этот рассказ продемонстрирую… Припомните, как он у Чехова начинается:
«Алексей Иванович Романсов сбил с руки зеленого чертика, отворил осторожно калитку и вошел во двор…
(Открывается занавес. Двор. Окна дома. Собачья будка. На цепи «собака», то есть артист в соответствующем костюме.)
«Человек, – философствовал он, обходя помойную яму…» – и, как видите сами, тут же, на первой строчке, полное несоответствие. Да разве в наше время, наткнувшись на помойную яму, нужно философствовать? Это же при Чехове была помойная яма, а теперь это фактически утильсырье. Тут не философствовать, а собирать его нужно – утилизировать. И так столько лет зря философствовали. Надо помнить, что из утиля можно сделать вещи не хуже, чем те, которые решается продавать потребителю кооперация…
(Собака из будки: Рррррррр…)
Это еще что такое?…
(Собака, вылезая из будки: Ррррррр…)
Смотрите, пожалуйста! Собака. Прямо как у Чехова. А я только что говорил, что с ним распроститься нужно. Оказывается, собака-то еще осталась. Тю, здрасте… Я думал, тебя уже в котиковое пальто переделали…
(Собака: Рррр… гав, гав, гав…)
Но, но, но… Не смей лаять. Это ты в чеховском рассказе на меня лаять могла. Потому что я этого заслуживал. А теперь ты мне должна, может, дифирамбы петь… Я сам сейчас публично от своей профессии отказался. Может, я самого себя по имени-отчеству называю…
(Собака: Рррр… гав, гав, гав…)
Черт его знает, какая-то несознательная собака. Первый раз в жизни вижу…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Полное впечатление, что я в будущем метрополитене еду, с пассажирами разговариваю…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Не понимаю, а еще интеллигент. С такой мордой вам бы поверху на такси ездить… А вы в новое достижение лезете…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Вот я тебя сейчас, сукинова сы… Впрочем, нет, нет. Виноват, что же это я… Тебя обвиняю, а сам тоже на Чехова сбился. Подумай – еще и метрополитен не готов, а я уже боюсь, что люди в него все свои старые привычки захватят… Нет, нет, не верю. Этого не может быть, жучка.
(Собака: Рррр, гав, гав, гав…)
Да ну, пойми, дура… Вот дом новый, стены новые. Нельзя же подумать, что в нем по-старому жить можно. Ну что тут /Чехову делать? Да тут каждая квартира в цветах. Как вишневый сад, жучка… Небо в алмазах.
(Стук открывшегося окна.)
Вот, жучка, и люди… Давай спрячемся, посмотрим, что они делать будут. Я так думаю, не иначе как любовную серенаду петь станут.
(В открывшееся окно высовывается рука с большим горшком, что-то выливает. Окно захлопывается.)
Это что же такое, жучка? Полная неожиданность! Вот те и вишневый сад, вот те и цветы в квартирах…
(Собака, укоризненно качая головой: Гав, гав, гав… Гав, гав, гав…)
Лай, лай, жучка, правильно!.. Продолжай чеховскую линию. Не все еще по-новому жить начали. Многие с собой в новые квартиры старых клопов захватили. Вот на таких – лай, старые привычки из людей выгонять нужно…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Правильно, лай, жучка. Самый вредный идеализм – думать, что советский человек – это неземное, совершенное существо и никаких слабостей не имеет. Имеет, жучка… Немало еще из того, против чего Чехов воевал, – и скупость, и бюрократизм, и мещанство, и пьянство, и несчастная любовь – все это еще есть, жучка. Нам не от одного Чехова отказаться пора, а новых еще десятки нужно.
(Собака: Гав, гав, гав…)
Лай, жучка. Лай на тех, которые все это мелочью, чепухой считают, которые вообще ни о чем, кроме мировых вопросов, разговаривать не хотят. Было время, действительно, когда и говорить об этом не стоило. Борьба была, драка… Напоминание о слабостях человеческих, о мелочах обывательским брюзжанием отдавало. Но теперь можно строителю Днепрогэса напомнить, что у него иногда не все пуговицы застегнуты, не грех иному комсомольцу указать, что у него шея немытая. Можно и нужно, жучка!..
(Собака: Гав, гав, гав…)
Лай, лай, голубушка,… Таких мелочей еще много. Я бы и сам лаять начал, да вот голос у меня слабый…
Вот у Козловского Ивана Семеновича из Большого театра – это действительно голос… Он как на сцену выйдет, так дам под гипноз возьмет, как насчет сердца красавицы «звиздарезнет» – так в зале истерика… За кулисами администратор одной рукой ему гонорар ташит, а другой – поклонниц разгоняет. «Отойдите, кричит, мадам, Иван Семенович не в духе…» А Иван Семенович опять на сцену и строго так у публики на высоком теноре спрашивает: «Куда, куда вы удалились?» И публика в панике. Куда действительно удалились, зачем удалились, и если не удалились, то почему. И ведь заметь, жучка, Красные ворота сломали, Сухареву башню в один присест ликвидировали, a P?Ban Семенович насчет алмазов каменных пел, поет и до конца дней наших петь будет… Вот что значит искусство. Ты как думаешь, жучка?
(Собака лает на мотив «Не счесть алмазов»: Гав, гав, гав…) Здорово это, жучка, у тебя выходит. Певца ты, конечно, заменить не можешь, но вот певица из тебя концертная – прямо готовая. Вот сейчас переводчика к тебе приделаю – будешь ты у меня с эстрады так называемые песни народностей исполнять… А что не поймут тебя – ты не смущайся. Их тоже ни одна народность не понимает.
(Собака продолжает: Гав, гав, гав…)
Ну-ну… Молодец, жучка… На-ко, вот я тебя котлеткой угощу. Сегодня в одном ресторане обедал, очень заведующий хвастался. Мы, говорит, всех старых поваров выгнали. На научную ногу кухню поставили. Наша задача, говорит, не в том, чтобы вкусно было. Вкус – это предрассудок. У нас теперь – витамины, белок, фосфор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
От этой роли, дорогие товарищи, я тоже категорически отказываюсь.
Голова у меня одна, а бутылок много…
По моим соображениям, вам весной не меня, а одописца Державина на сцену выпустить надо. Чтобы он вокруг вас ходил и говорил: о, мои знаменитые сограждане! О, какие вы замечательные! О, поздравляю, поздравляю!..
А положение критика само по себе – положение необычайно критическое…
Наступило время, когда ни Гоголю, ни Салтыкову, ни Чехову Антону Павловичу – делать при вас нечего…
Кончились всякие фразы вроде «смех сквозь незримые миру слезы». Это какие такие слезы, скажите, пожалуйста? О чем плачете, дорогие? Продовольственную карточку потеряли, что ли? Так ее же найти можно…
Да, я знаю, например, что в Музтресте не так давно романс Глинки «Сомнение» напечатать категорически отказывались. Какие, говорят, могут быть сомнения в наше время? И правильно, по-моему…
Но кому из классиков теперь каюк окончательный – это, конечно, Чехову, Антон Павловичу…
Я на днях случайно его рассказ «Разговор человека с собакой» прочитал. Возмутительное произведение. Что ни слово – то или выпад, или полное несоответствие действительности.
Разрешите, я вам этот рассказ продемонстрирую… Припомните, как он у Чехова начинается:
«Алексей Иванович Романсов сбил с руки зеленого чертика, отворил осторожно калитку и вошел во двор…
(Открывается занавес. Двор. Окна дома. Собачья будка. На цепи «собака», то есть артист в соответствующем костюме.)
«Человек, – философствовал он, обходя помойную яму…» – и, как видите сами, тут же, на первой строчке, полное несоответствие. Да разве в наше время, наткнувшись на помойную яму, нужно философствовать? Это же при Чехове была помойная яма, а теперь это фактически утильсырье. Тут не философствовать, а собирать его нужно – утилизировать. И так столько лет зря философствовали. Надо помнить, что из утиля можно сделать вещи не хуже, чем те, которые решается продавать потребителю кооперация…
(Собака из будки: Рррррррр…)
Это еще что такое?…
(Собака, вылезая из будки: Ррррррр…)
Смотрите, пожалуйста! Собака. Прямо как у Чехова. А я только что говорил, что с ним распроститься нужно. Оказывается, собака-то еще осталась. Тю, здрасте… Я думал, тебя уже в котиковое пальто переделали…
(Собака: Рррр… гав, гав, гав…)
Но, но, но… Не смей лаять. Это ты в чеховском рассказе на меня лаять могла. Потому что я этого заслуживал. А теперь ты мне должна, может, дифирамбы петь… Я сам сейчас публично от своей профессии отказался. Может, я самого себя по имени-отчеству называю…
(Собака: Рррр… гав, гав, гав…)
Черт его знает, какая-то несознательная собака. Первый раз в жизни вижу…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Полное впечатление, что я в будущем метрополитене еду, с пассажирами разговариваю…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Не понимаю, а еще интеллигент. С такой мордой вам бы поверху на такси ездить… А вы в новое достижение лезете…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Вот я тебя сейчас, сукинова сы… Впрочем, нет, нет. Виноват, что же это я… Тебя обвиняю, а сам тоже на Чехова сбился. Подумай – еще и метрополитен не готов, а я уже боюсь, что люди в него все свои старые привычки захватят… Нет, нет, не верю. Этого не может быть, жучка.
(Собака: Рррр, гав, гав, гав…)
Да ну, пойми, дура… Вот дом новый, стены новые. Нельзя же подумать, что в нем по-старому жить можно. Ну что тут /Чехову делать? Да тут каждая квартира в цветах. Как вишневый сад, жучка… Небо в алмазах.
(Стук открывшегося окна.)
Вот, жучка, и люди… Давай спрячемся, посмотрим, что они делать будут. Я так думаю, не иначе как любовную серенаду петь станут.
(В открывшееся окно высовывается рука с большим горшком, что-то выливает. Окно захлопывается.)
Это что же такое, жучка? Полная неожиданность! Вот те и вишневый сад, вот те и цветы в квартирах…
(Собака, укоризненно качая головой: Гав, гав, гав… Гав, гав, гав…)
Лай, лай, жучка, правильно!.. Продолжай чеховскую линию. Не все еще по-новому жить начали. Многие с собой в новые квартиры старых клопов захватили. Вот на таких – лай, старые привычки из людей выгонять нужно…
(Собака: Гав, гав, гав…)
Правильно, лай, жучка. Самый вредный идеализм – думать, что советский человек – это неземное, совершенное существо и никаких слабостей не имеет. Имеет, жучка… Немало еще из того, против чего Чехов воевал, – и скупость, и бюрократизм, и мещанство, и пьянство, и несчастная любовь – все это еще есть, жучка. Нам не от одного Чехова отказаться пора, а новых еще десятки нужно.
(Собака: Гав, гав, гав…)
Лай, жучка. Лай на тех, которые все это мелочью, чепухой считают, которые вообще ни о чем, кроме мировых вопросов, разговаривать не хотят. Было время, действительно, когда и говорить об этом не стоило. Борьба была, драка… Напоминание о слабостях человеческих, о мелочах обывательским брюзжанием отдавало. Но теперь можно строителю Днепрогэса напомнить, что у него иногда не все пуговицы застегнуты, не грех иному комсомольцу указать, что у него шея немытая. Можно и нужно, жучка!..
(Собака: Гав, гав, гав…)
Лай, лай, голубушка,… Таких мелочей еще много. Я бы и сам лаять начал, да вот голос у меня слабый…
Вот у Козловского Ивана Семеновича из Большого театра – это действительно голос… Он как на сцену выйдет, так дам под гипноз возьмет, как насчет сердца красавицы «звиздарезнет» – так в зале истерика… За кулисами администратор одной рукой ему гонорар ташит, а другой – поклонниц разгоняет. «Отойдите, кричит, мадам, Иван Семенович не в духе…» А Иван Семенович опять на сцену и строго так у публики на высоком теноре спрашивает: «Куда, куда вы удалились?» И публика в панике. Куда действительно удалились, зачем удалились, и если не удалились, то почему. И ведь заметь, жучка, Красные ворота сломали, Сухареву башню в один присест ликвидировали, a P?Ban Семенович насчет алмазов каменных пел, поет и до конца дней наших петь будет… Вот что значит искусство. Ты как думаешь, жучка?
(Собака лает на мотив «Не счесть алмазов»: Гав, гав, гав…) Здорово это, жучка, у тебя выходит. Певца ты, конечно, заменить не можешь, но вот певица из тебя концертная – прямо готовая. Вот сейчас переводчика к тебе приделаю – будешь ты у меня с эстрады так называемые песни народностей исполнять… А что не поймут тебя – ты не смущайся. Их тоже ни одна народность не понимает.
(Собака продолжает: Гав, гав, гав…)
Ну-ну… Молодец, жучка… На-ко, вот я тебя котлеткой угощу. Сегодня в одном ресторане обедал, очень заведующий хвастался. Мы, говорит, всех старых поваров выгнали. На научную ногу кухню поставили. Наша задача, говорит, не в том, чтобы вкусно было. Вкус – это предрассудок. У нас теперь – витамины, белок, фосфор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127