Коннор не понял ни слова из этого сбивчивого монолога, хотя мать втайне пыталась научить его своему родному языку.
Наконец Мойра перестала плакать и замерла, прижав к себе его ладонь. Коннор сел, прислонившись к спинке кровати, и положил голову Мойры к себе на колени. Ее волосы рассыпались, синие глаза сияли. Коннору подумалось, что прекраснее женщины он не видел.
Как-то так само собой получилось, что он стал ее целовать. Сначала в лоб, потом осыпал поцелуями ее мокрые щеки, а губы коснулись ее губ. Они были мягкие и очень нежные. Порывисто вздохнув, она вдруг откинулась назад.
– Коннор, почему вы здесь? – На ее лице отразилось смущение. Она осторожно, словно это была незажившая рана, провела рукой по его шраму, отодвинулась и оглядела комнату. – Как мы оказались в моей постели?
Его обожгло таким острым чувством стыда, что он чуть не отскочил от кровати, точно юноша, которого застали с горничной. Робость и неуверенность в себе, владевшие им когда-то, вернулись вновь.
Но нет, он уже совсем другой человек, недаром столько работал над собой. Ему нечего стыдиться.
Коннор поправил подушки, помог Мойре сесть и тихо произнес:
– Вы уснули за столом, вот я вас сюда и принес.
– Но почему вы здесь остались?
Он замялся, и по выражению его лица Мойра поняла: он не знает, что ответить.
– Скажите правду, Коннор, какова бы она ни была. Это же легче всего, ведь так?
Он улыбнулся:
– Ну, не сказал бы. Правда только кажется простой, а на самом деле то, что за ней кроется, очень сложно.
Мойра вздохнула.
– Я так редко слышала правду, милорд, что мне будет очень приятно ее узнать. Давайте вместе решим, что там такого сложного.
Коннор посмотрел в сторону, потом на нее. И покраснел.
– Я остался, чтобы поглядеть, как вы спите. «Он прав, – подумала Мойра, – это действительно непросто».
– Зачем?
– Я хотел убедиться, что с вами все в порядке, – тихо ответил он.
– А вам показалось, что со мной что-то не так? Тогда позвали бы Бриджит, уж она-то, я думаю, лучше разбирается в недомоганиях, которые бывают у женщин в моем положении, милорд. – Внезапно ее пронзила ужасная мысль, от которой у нее мгновенно пересохло в горле. – Или вы все это время притворялись, а на самом деле у вас где-то в Англии есть жена и… дети?
Кровь отлила от его лица, шрам тонкой полоской выделялся на бледной коже.
– Но я же просил вас выйти за меня замуж! – вскрикнул Коннор. Он резко отошел к окну. – Неужели вы считаете меня бесчестным?
– Большинству мужчин и в голову не придет искать общества такой женщины, как я, а вы… Куда ни повернусь, вы тут как тут. Я вас не понимаю.
– Что это значит – такая женщина, как вы? – Коннор шагнул к ней, но она остановила его взглядом.
– Вы сами знаете… – с деланным равнодушием произнесла Мойра и принялась усердно заплетать волосы в косу.
– Нет, не знаю. Скажите мне, Мойра, что в вас есть такое, почему мне надо держаться от вас подальше?
Она посмотрела на него из-под ресниц. Коннор был взволнован и сердит, темные глаза смотрели на нее вопросительно.
Мойра устала думать о своих прегрешениях и боялась заглядывать в будущее, где единственной ее отрадой будет только дитя.
«Ребенок – это уже много, – напомнила она себе, сердито глотая слезы. – Это больше, чем я заслуживаю».
Но от мысли о ребенке ей почему-то не становилось легче, особенно когда перед ней находился мужчина, женой которого она хотела бы быть…
– Хотите, чтобы я сказала об этом громко, милорд? Чтобы я повторила вслух то, о чем думаю непрестанно и от чего не могу отделаться ни на мгновение? – Она перебросила косу через плечо и выпрямилась, выпятив живот. – Женщина, которая носит дитя не от своего мужа, эта женщина – грешница!
Лицо Коннора смягчилось.
– Но это же не ваша вина. Разве то, что вы согласились на предложение Маккарти ради спасения других, ничего не значит? Разве это не умаляет ваш грех?
– Мой грех не в том, что я легла в постель с Дэрмотом. – Заставляя себя смотреть в глаза Коннора и стараясь заглушить внутренний голос, приказывавший ей молчать и не говорить правду, Мойра произнесла: – Мой грех в том, что я хотела лечь с ним.
Глава восемнадцатая
Глаза Мойры смотрели вызывающе. То, что она только что сказала, звучало странно в устах этой женщины, насколько он успел ее узнать.
Коннор задумался. Мойра О'Нилл Фицджералд в течение всей своей жизни была заложницей мужчин. Братья да, наверное, и отец смотрели на нее лишь как на источник каких-то благ. Даже сейчас, если вспомнить требование Эйдана и то, что Домнал рассказал о его участии в планах Маккарти, они продолжают смотреть на нее как на свою собственность, которую можно с выгодой продать.
Тем более что теперь у нее нет мужа, который мог бы отвергнуть их наглые притязания.
Что же до мужа… Лорд Брайен был не лучше. Для него Мойра была лишь племенной кобылой, и только.
– Ну?! – послышался голос Мойры.
– Думаете, я поверю? – произнес Коннор, стараясь, чтобы слова звучали убедительно, хотя в ее глазах он видел такое отчаяние, что сама собой напрашивалась мысль: она сказала правду, ну, хотя бы частично.
– Давайте, говорите же что-нибудь, если можете. Или у вас язык отнялся после того, что услышали? – раздраженно произнесла Мойра.
– Ну, что я могу сказать… – устало проговорил он. – Как я понял, виноватой во всем вы считаете только себя. Но таким же образом вы могли бы винить и своего мужа, который не защитил вас и ваших людей, разве не так? Ведь это из-за него вы оказались в объятиях другого мужчины. Если б он не дал Дэрмоту Маккарти захватить замок, ничего этого не случилось бы, ведь так?
Мойра вздохнула.
– Откуда нам знать? Отец Томас говорит, что пути Господни неисповедимы и не нам об этом судить.
– Как вы могли подумать, что это случилось по воле Господа! – вскричал Коннор. – Если все так просто, то почему бы вам не приказать открыть ворота настежь и не выйти навстречу Маккарти? Прямо сейчас, до того как мои люди вступят в схватку за этот замок. Или, может, все-таки не Господь решает, станут ли Маккарти растить вашего ребенка, а вы сами?
– Нет! Они не имеют права забирать у меня ребенка! – воскликнула Мойра.
Да с ней можно с ума сойти! Но что известно Коннору о женщинах и их логике? Он знал только свою мать, которая думала лишь об одном – как бы не попасть на глаза своему грозному мужу и избежать побоев, а ради этого была готова жертвовать благополучием своих сыновей.
Несмотря ни на что, он любил свою мать, но не мог не отметить, что любовь Мойры к ее еще не родившемуся ребенку означает для нее прежде всего готовность любыми средствами уберечь, защитить его, и вот этой самоотверженности, как Коннору казалось, его мать была лишена.
Коннору стало стыдно. Мойра не виновата в том, что оказалась в таком положении, и не она причина всего случившегося, включая и то, что появился он сам, с его бесцеремонными расспросами и неуместной страстью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48