– Когда-то наш городок процветал, вы это, конечно, знаете. Тогда через него перевозили скот к границе. Но с тех пор мы почти сто лет тихо дремлем.
Джин провела Изабеллу в дом, и они оказались в небольшой гостиной, приятно, хотя и без всяких претензий меблированной. На столике в углу стопка газет и журналов. Увидев среди них «Журнал ветеринара», Изабелла сделала логический вывод.
– Вы правы, – подтвердила Джин, заметив, куда она посмотрела. – Я в самом деле ветеринар и практикую в районе Пениквика. Мелкий домашний скот. Раньше чаще имела дело с лошадьми, но теперь… – она не закончила фразы и посмотрела в окно, на поля, расстилавшиеся за дорогой.
Изабелла хорошо усвоила урок, полученный в доме первых Маклеодов, и решила, что скажет все напрямую.
– Мне очень жаль вашего сына, – проговорила она. – Мы с вами не знакомы, и его я не знала, но мне его очень жаль.
– Спасибо, – поблагодарила Джин. Глядя на Изабеллу, она подождала, не добавит ли та что-то еще, потом сказала: – Вы, вероятно, из группы поддержки больных рассеянным склерозом. Ваш ребенок страдает этим заболеванием?
Ее вопрос объяснил, о какой мужественно преодолеваемой болезни упоминалось в траурном объявлении.
– Нет, – ответила Изабелла. – Я знаю, о какой группе вы говорите, но я не оттуда.
– Простите, но зачем же вы ко мне приехали? – На лице Джин было полное недоумение.
Изабелла выдержала ее взгляд.
– Приехала, потому что судьба свела меня с человеком, которому сделали операцию по пересадке сердца.
Реакция Джин ясно показала, что Джейми все вычислил правильно. Минуту она молчала и словно пыталась подобрать нужные слова. Потом отошла к окну и застыла спиной к Изабелле, крепко вцепившись руками в край подоконника. Когда заговорила, голос звучал так тихо, что Изабелла с трудом понимала ее.
– Мы просили об анонимности, – едва слышно проговорила она. – Мы понимали, что не хотим встречаться с этим человеком, кто бы он ни был. Длить этот ужас выше моих сил. – Она неожиданно повернулась, и глаза загорелись от гнева. – Да, я дала разрешение на трансплантацию. Но большего от меня нельзя требовать. Не хочу, чтобы другой сын знал об этом. Не хочу, чтобы дочка знала. Боюсь, что это может причинить им горе. Легко ли приноровиться к мысли, что сердце брата пересадили в грудь незнакомца? Что часть их брата жива?
Изабелла слушала не прерывая. Откуда у нее право судить о реакциях человека на такие глубоко личные трагедии? Конечно, эта тема обсуждается в литературе, анализирующей этику биологических проблем, но авторы, рассуждающие о честности, открытости и благородстве дара, скорее всего, не пережили потери своего брата.
– Чего ж вы все-таки хотите? – спросила Джин, опустившись на стул и разглядывая сложенные на коленях руки.
Изабелла чуть помедлила с ответом и, когда Джин подняла на нее глаза, осторожно заговорила. Рассказала об Иане, его видениях, его страхах.
– Знаю, это звучит совершенно невероятно. В особенности для вас – вы ведь естественник. И знаете, что материя – это материя, а память и сознание – нечто совсем другое. Понимаю, что все это может казаться вам бессмыслицей. Но человек, жизнь которого спас ваш сын, действительно испытывает то, о чем говорит.
Изабелла хотела продолжить, но Джин жестом остановила ее.
– Он видит его отца, – произнесла она тусклым голосом. – Человек, чье лицо вы описали, – мой муж. Во всяком случае, очень похоже, что это так.
Ну вот, опять, подумала Изабелла. Это с трудом укладывается в сознании. Одно совпадение за другим. Имена. Теперь лица. Все совпадает.
Встав, Джин открыла ящик письменного стола.
– Мой муж через несколько месяцев будет уже моим бывшим мужем. За это время юристы закончат всю подготовку к разводу. – Она замолчала и вся ушла в перелистывание бумаг. Затем вынула маленькую фотографию, из тех, что приклеивают на паспорт или какие-нибудь другие документы, и протянула ее Изабелле: – Вот он.
Изабелла взяла снимок в руки. На нее глянуло приятное лицо с открытым взглядом. Высокий лоб, чуть намеченные мешки под глазами. Она поискала глазами шрам, но его не было видно: резкость изображения была недостаточной. Внимательно рассмотрев фотографию, она вернула ее Джин, а та снова спрятала снимок в ящик стола.
– Не понимаю, зачем я все это храню, – проговорила она. – В доме масса его вещей. Вот выберу время, устрою большую уборку и разом от них избавлюсь. – Закрыв ящик, Джин повернулась к Изабелле: – Вы в курсе наших дел? Вам рассказали?
– Нет, знаю только то, о чем уже сказала. А больше ничего. Ни о вас, ни о сыне.
– Мальчик не видел отца много месяцев, почти год. – Джин судорожно вздохнула. – Когда Юан – так зовут мужа – ушел от нас, оба сына порвали с ним. Полностью. Я думала, что со временем все утрясется, но нет, куда там! И ко времени смерти Гэвина – а убила его, конечно, депрессия, он был в очень глубокой депрессии, и это она привела его к мысли уйти из жизни – они уже очень-очень давно не виделись. Пропасть была такой глубокой, что отец даже не пришел на похороны. На похороны собственного сына. – Она говорила с усилием, но сохраняла спокойствие и не спускала глаз с Изабеллы. – Думаю, что теперь его мучает чувство глубокой вины. И я испытываю к нему жалость. Но ничего не поделать. Все кончено. И ему надо с этим жить.
Может быть, я могла бы помочь, – продолжала она, растерянно глядя на Изабеллу, – но ему не заставить себя прийти к нам. Он по-прежнему живет в нашей деревне. Мы стараемся избегать встреч. Он теперь пользуется другой дорогой, хотя для него – он тоже ветеринар – это куда более долгий путь на работу. Но он делает крюк. Ему нестерпимо видеть детей.
Изабелле нечего было ответить на это. Но ей все же хотелось узнать, что думает Джин о лице, являющемся Иану. Джин никак не откликнулась на ее рассказ и, похоже, почти забыла о нем.
– Вы не сердитесь, что я приехала к вам со своей историей? – осторожно спросила Изабелла. – Мне самой очень неловко. Но я чувствовала себя обязанной сделать это.
– Не беспокойтесь! – отмахнулась Джин. – А что до самого рассказа, то ведь люди нередко придумывают что-то такое. Сама я рационалистка. Для чудес и фантазий у меня просто нет времени. – Она улыбнулась с уверенностью твердо стоящего на земле ветеринарного врача, не сомневающегося, что на все есть научные объяснения. – К сожалению, мисс Дэлхаузи, я никогда не верила в возможность личного бессмертия. Гибель мозга – это и наша гибель. А что касается душ, то я думаю вот что: если у нас есть души, то они есть и у животных. И если бы мы обретали жизнь после смерти, то и они должны бы ее обретать. А раз так, небеса – или как вы их там называете? – будут чудовищно переполнены всяческими собаками, кошками, мелким домашним скотом и прочим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59