Похоже, теперь в этом деле поставлена точка.
– Я рада, – ответила Изабелла, размышляя над тем, какой насущной бывает потребность сказать «спасибо». – И вы надеетесь, что избавились от… Как бы назвать их? Образов? Видений?
– Не знаю. Но я теперь все ощущаю иначе.
– И все размышления о клеточной памяти по боку? Вера в рациональное восстановлена?
– Вы думаете, что мы с ним встречались или кто-то, как минимум, показал мне его? – спросил Иан с сомнением в голосе.
– А разве это не самое правдоподобное объяснение? Деревня маленькая. Все в ней знали об этой смерти. Наверняка обсуждали ее, и вы слышали эти разговоры. Возможно, не впрямую, а случайно, невольно. Например, ваши хозяева мельком сказали что-то за завтраком. Наш мозг фиксирует и сортирует информацию. И в результате вы знали (не зная), что Юан – тот человек, которому вам так хочется высказать благодарность. Неужели такая версия не представляется вам весьма вероятной?
– Пожалуй, – признал он, глядя на мелькающие за окном темные поля.
– И еще одна вещь. Она называется разрешение, кода. Все музыканты прекрасно чувствуют это. Любое музыкальное произведение стремится к разрешающему финалу, к точно найденной заключительной ноте. Если это не удается – всё насмарку. То же относится к жизни. Да, в точности то же.
Иан никак не откликнулся на эти слова, но думал над ними всю дорогу до Эдинбурга, а потом вечером, дома. Думал в молчании и с благодарностью. Он не был уверен в правильности объяснения Изабеллы. Возможно, оно и верное, хотя ему так не казалось. Однако что ж с того? Разве важно, как ты доберешься до места, куда стремишься, если ты до него действительно доберешься?
Она пригласила Джейми на ужин, и он принял ее приглашение. «Принесите ноты, чтобы вы могли петь, а я – аккомпанировать, – сказала Изабелла. – Выберите, что захочется».
Джейми пришел в семь часов с репетиции в Королевском зале, полный досады на работавшего с оркестром дирижера. Изабелла налила ему вина и сразу же повела в музыкальную комнату. На плите в кухне ждала тушеная рыба, на столе – свежие французские батоны, свеча, которую они зажгут позже, голландские салфетки с узором в духе дельфтского фаянса.
Сев к роялю, она открыла принесенные ноты. Шуберт и Шуман. Это было привычно, от этого веяло уютом, но сейчас ей хотелось другого.
– Спойте то, во что можно вложить всю душу, – попросила она после третьей песни.
– Неплохая идея, – с улыбкой откликнулся Джейми. – В самом деле этим репертуаром я сыт по горло. – Порывшись в нотной папке, он вытащил два-три листка и вручил их Изабелле.
– Якобитская песня? – удивилась она. – «Прощальная песнь Дервентвотера». Что это?
– Элегия, – разъяснил Джейми. – Я нашел ее в сборнике «Якобитские песни», составленном Хоггом. Повествует о бедном лорде Дервентвотере, казненном за участие в восстании. О том, с чем ему горько расставаться. Очень грустная.
– Вижу, – сказала Изабелла, взглянув на слова. – А текст в конце – его монолог?
– Да, – кивнул Джейми. – По-моему, очень трогательный. Написан всего за несколько минут перед казнью. Он был верным другом Иакова Третьего. Они вместе росли в Сен-Жерменском дворце.
– Верный друг, – задумчиво проговорила Изабелла, пристально вглядываясь в ноты. – Величайшее в мире благо – дружба.
– Я тоже так думаю. – Наклонившись над нотами, Джейми указал на один из абзацев напечатанного текста. – Смотрите, что он пишет. На самом пороге смерти – за десять минут до нее. Смотрите: Благословляю весь этот мир.
Изабелла, вслушиваясь, молчала. Благословляю весь этот мир – звучало у нее в голове. Да, это действительно кода.
– А теперь взгляните сюда, – попросил Джейми. – Вот. Он говорит: От всего сердца прощаю тех, кто неблагородно оклеветал меня. Он пишет это и идет на казнь.
– Сколько в них было достоинства, – с жаром сказала Изабелла. – Возможно, не во всех, но в очень многих. Взять хоть Марию Стюарт. Насколько иным был их мир.
– Да, – согласился Джейми. – Но мы живем в сегодняшнем. Так что начнем!
Он пропел горестную элегию, и, когда замер последний звук, Изабелла поднялась и закрыла рояль.
– А теперь рыба, – объявила она. – И, конечно, еще один бокал вина.
Ужиная при свечах, они подбирали остатки рыбного соуса, макая в него куски французского батона. И вдруг Джейми, сидевший напротив окна, насторожился и замер.
– Там, – прошептал он. – Сразу за окном.
Изабелла обернулась. Медленно, потому что уже понимала, о ком идет речь, и боялась спугнуть его резким движением.
Братец Лис смотрел в комнату. И видел двух людей. Видел, как они подняли, приветствуя его, бокалы с вином, и удивился, как это жидкость висит сама собой, чудом, в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Я рада, – ответила Изабелла, размышляя над тем, какой насущной бывает потребность сказать «спасибо». – И вы надеетесь, что избавились от… Как бы назвать их? Образов? Видений?
– Не знаю. Но я теперь все ощущаю иначе.
– И все размышления о клеточной памяти по боку? Вера в рациональное восстановлена?
– Вы думаете, что мы с ним встречались или кто-то, как минимум, показал мне его? – спросил Иан с сомнением в голосе.
– А разве это не самое правдоподобное объяснение? Деревня маленькая. Все в ней знали об этой смерти. Наверняка обсуждали ее, и вы слышали эти разговоры. Возможно, не впрямую, а случайно, невольно. Например, ваши хозяева мельком сказали что-то за завтраком. Наш мозг фиксирует и сортирует информацию. И в результате вы знали (не зная), что Юан – тот человек, которому вам так хочется высказать благодарность. Неужели такая версия не представляется вам весьма вероятной?
– Пожалуй, – признал он, глядя на мелькающие за окном темные поля.
– И еще одна вещь. Она называется разрешение, кода. Все музыканты прекрасно чувствуют это. Любое музыкальное произведение стремится к разрешающему финалу, к точно найденной заключительной ноте. Если это не удается – всё насмарку. То же относится к жизни. Да, в точности то же.
Иан никак не откликнулся на эти слова, но думал над ними всю дорогу до Эдинбурга, а потом вечером, дома. Думал в молчании и с благодарностью. Он не был уверен в правильности объяснения Изабеллы. Возможно, оно и верное, хотя ему так не казалось. Однако что ж с того? Разве важно, как ты доберешься до места, куда стремишься, если ты до него действительно доберешься?
Она пригласила Джейми на ужин, и он принял ее приглашение. «Принесите ноты, чтобы вы могли петь, а я – аккомпанировать, – сказала Изабелла. – Выберите, что захочется».
Джейми пришел в семь часов с репетиции в Королевском зале, полный досады на работавшего с оркестром дирижера. Изабелла налила ему вина и сразу же повела в музыкальную комнату. На плите в кухне ждала тушеная рыба, на столе – свежие французские батоны, свеча, которую они зажгут позже, голландские салфетки с узором в духе дельфтского фаянса.
Сев к роялю, она открыла принесенные ноты. Шуберт и Шуман. Это было привычно, от этого веяло уютом, но сейчас ей хотелось другого.
– Спойте то, во что можно вложить всю душу, – попросила она после третьей песни.
– Неплохая идея, – с улыбкой откликнулся Джейми. – В самом деле этим репертуаром я сыт по горло. – Порывшись в нотной папке, он вытащил два-три листка и вручил их Изабелле.
– Якобитская песня? – удивилась она. – «Прощальная песнь Дервентвотера». Что это?
– Элегия, – разъяснил Джейми. – Я нашел ее в сборнике «Якобитские песни», составленном Хоггом. Повествует о бедном лорде Дервентвотере, казненном за участие в восстании. О том, с чем ему горько расставаться. Очень грустная.
– Вижу, – сказала Изабелла, взглянув на слова. – А текст в конце – его монолог?
– Да, – кивнул Джейми. – По-моему, очень трогательный. Написан всего за несколько минут перед казнью. Он был верным другом Иакова Третьего. Они вместе росли в Сен-Жерменском дворце.
– Верный друг, – задумчиво проговорила Изабелла, пристально вглядываясь в ноты. – Величайшее в мире благо – дружба.
– Я тоже так думаю. – Наклонившись над нотами, Джейми указал на один из абзацев напечатанного текста. – Смотрите, что он пишет. На самом пороге смерти – за десять минут до нее. Смотрите: Благословляю весь этот мир.
Изабелла, вслушиваясь, молчала. Благословляю весь этот мир – звучало у нее в голове. Да, это действительно кода.
– А теперь взгляните сюда, – попросил Джейми. – Вот. Он говорит: От всего сердца прощаю тех, кто неблагородно оклеветал меня. Он пишет это и идет на казнь.
– Сколько в них было достоинства, – с жаром сказала Изабелла. – Возможно, не во всех, но в очень многих. Взять хоть Марию Стюарт. Насколько иным был их мир.
– Да, – согласился Джейми. – Но мы живем в сегодняшнем. Так что начнем!
Он пропел горестную элегию, и, когда замер последний звук, Изабелла поднялась и закрыла рояль.
– А теперь рыба, – объявила она. – И, конечно, еще один бокал вина.
Ужиная при свечах, они подбирали остатки рыбного соуса, макая в него куски французского батона. И вдруг Джейми, сидевший напротив окна, насторожился и замер.
– Там, – прошептал он. – Сразу за окном.
Изабелла обернулась. Медленно, потому что уже понимала, о ком идет речь, и боялась спугнуть его резким движением.
Братец Лис смотрел в комнату. И видел двух людей. Видел, как они подняли, приветствуя его, бокалы с вином, и удивился, как это жидкость висит сама собой, чудом, в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59