- Коля Остен-Бакен! - кричал он, растирая обмороженные февральским ветром щеки и выбивая классическую чечетку щегольскими, не по сезону, штиблетами. - Цепляй на широкую грудь красный бант порасфуфыристей, и за мной - на улицу!
- Побьют ненароком.
- Да мы теперь сами кому хошь рыло начистим! Такое поле для активной, самостоятельной деятельности!.. Угадай, что мне всего больше нравится в настоящем моменте?
- Грядущие демократические перемены.
- Нет, изумительный лозунг большевиков. "Грабь награбленное" или, выражаясь кондовым партийным языком, "экспроприация эскпроприаторов".
- Боишься опоздать к разделу собствености?
- Эх, Остен-Бакен, Остен-Бакен! Не чувствуешь задницей пульса времени. Или ты добровольно сольешься с массами голодных и рабов, или тебя шлепнут, как чуждый элемент.
- Тогда я - с тобой.
- Сделай милость... И не забудь захватить что-нибудь из тары. Ящиков и бочек не надо. Желательно не бросающееся в глаза. Вот как, например, мой конспиративный акушерский саквояж.
- С инструментом?
- Гинекологические принадлежности были обменены на одном захолустном полустанке на две буханки ситного.
- Кому они там могли понадобиться?
- Хозяйке понравился их лучезарный блеск и строгое изящество форм.
- Думаешь, нам не хватит одного саквояжа на двоих?
- Остен-Бакен, ты, как всегда, не в меру мудр. Действительно, не собираемся же мы кантовать мебеля и прочую рухлядь. Брать будем исключительно золото и камушки. Учти, серебро - игнорируем.
- А хозяева будут терпеливо взирать на наше самоуправство?
- Самые знатные и самые богатые задали деру и уже финишируют где-нибудь в районе шведской границы. Я уверен спасая свои жалкие, никчемные душонки от праведного народного гнева, они побросали добро, слуг и декоративных собачек. Так что поспешим в беспризорные закрома.
- А вдруг напоремся на прислугу?
- Для этих запуганных растерянных существ мы представители комитета свободных студентов. Ищем место для штаба.
- Всю разговорную часть возьмешь на себя?
- Нет, доверюсь твоему почвоведческому косноязычью...
Увенчав груди бантами, мы ринулись в круговорот взбаламученной жизни.
Долго не раздумывая, Остап выбрал особняк побогаче и решительно направился к тяжелым забронзовевшим дверям.
Потерзал звонок.
- Кажется, мы на правильном пути.
Остап навалился плечом на дверь, и она послушно поддалась.
- Удавлюсь, если до нас здесь побывала хоть одна сволочь.
Но Остап напрасно волновался.
Комнаты встретили нас чистотой, уютом и порядком, как будто хозяева вышли куда-то на минутку и вот-вот вернутся, чтобы на изысканном французском осведомиться о наших преступных намерениях.
Остап пританцовывал на коврах, Остап открывал все шкафы и шкафчики подряд, Остап упадал на канапе и кресла, Остап ронял книги с золотыми обрезами и массивные хрустальные пепельницы.
Я понуро, в ожидании женского истеричного крика или разгневанного холеного баритона, тащился за упивающимся экспроприатором из комнаты в комнату.
- Остен-Бакен, глянь, какая прелесть - неописуемой стоимости!
И Остап уступил мне место перед стеклянными полками, сплошь уставленными ювелирными изделиями.
- Знаменитые пасхальные яйца работы Фаберже, - сказал я отсутствующим голосом, касаясь одним пальцем россыпи бриллиантов по золоту. - Утеха особ, приближенных к императорскому величеству.
- Согласен на яйца, - Остап раскрыл саквояж. - Подавай-ка аккуратненько сии безделушечки.
Вдруг за окнами зашумело, заорало, загремело.
Остап защелкнул принявший сокровища саквояж и отодвинул портьеру.
- Хозяева вернулись? - спросил я, торопливо открывая дверцу просторного зеркального шкафа.
- Хуже... Конкуренты... Придется отстреливаться.
- Чем?
- Ах да, я впопыхах забыл свой любимый пулемет.
- Много?
- Еще сколько! - Остап перешел к противоположному окну. Взяли в кольцо... Ты, Остен-Бакен, предпочитаешь быть растерзанным мозолистыми лапами пролетариев, аккуратно расстрелянным пьяной солдатней или оприходованным дюжими матросиками?
- Может, они не посмеют ворваться внутрь?
- Подожди, им еще надо выяснить, у кого на это больше прав. Пока они лупцуются, надо искать выход из окружения.
- Спустимся по водосточной трубе, как в детстве.
- Нет, я еще не дозрел до изображения медленно движущейся мишени...
- Тут в шкафу целая куча платьев...
- Хочешь зарыться?
- Имеются трусики с кружавчиками, лифчики с рюшечками, накрахмаленные переднички и капорочки с тесемочками... Переоденемся горничными...
- Соблазненными негодяем - тайным советником. Тебе, Остен-Бакен, явно пойдет двадцативосьми недельный живот из подушки. Но вот моя небритая физия вряд ли сойдет за миловидное глупое личико.
- Тогда переквалифицируемся в капельдинеров.
- А нас не заставят сдавать экзамен по обслуживанию новоиспеченных господ?
- Да, с подносом мне не управиться... К тому же, я слишком солидно слеплен для забитого слуги.
- Домашние псы тоже из нас не получатся. А то бы я изящно свернулся калачиком на пуфе и преданно смотрел бы в глаза и дружелюбно помахивал хвостом... У тебя, Остен-Бакен, случайно не завалялось в карманах пары породистых хвостов?
- Давай просто прикинемся хозяйскими детьми.
- И получим за простоту по девять граммов отличного свинца? Мое молодое сердце отказывается от такого груза.
Дверь внизу отчаянно возвестила о непрошеных визитерах.
- Ладно, Остен-Бакен, хоть узнаем, кто победил, за право безнаказанного мародерства.
И Остап направился к парадной лестнице.
- Может, спрячемся под кровать?
- Не канючь, - Остап бережно качнул саквояж, как больного младенца. - Зубозаговаривание - мое природное свойство... Не зевай и давай деру только по моему сигналу... Бежать придется быстрее пули.
- В каком смысле, прямом или переносном?
Остап не ответил, смело шагнув навстречу судьбе, которая уже, топоча, подымалась по лестнице в бушлатах и бескозырках.
- Братва, буржуй канает!
- Товарищ буревестник революции, вы ошибаетесь, - Остап демонстративно поправил бант на груди.
- Хто? Я? - арьергардный матрос ловко сдернул с плеча винтовку и лязгнул затвором.
- Нет, ваш коллега, - Остап мило одарил улыбкой подоспевшего детину.
- Ах, ты гад! - детина нацелился штыком в бант Остапа. Кишки выпущу!
На штыке покачивались нанизанные пухлые портмоне выпотрошенных господ.
Я, обмирая, насчитал девять штук и осел за колонну.
- Не трепыхайте без толку могучими крыльями, попутчики революционной, грозной для эксплуататоров бури! - Остап попробовал ногтем трехгранный штык. - Мне по авральному надо до вашего ко..., то есть до гла..., короче - старшого!
Детина перегнулся через перила:
- Семен! Тут выблядок буржуйский с тобой хочет свидеться для последней исповеди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30