Внизу крутой деревянной, с изрезанными перилами лестницы, в длинных вечерних тенях голых лесополосных тополей, нас ждала добротная телега, щедро застланная прошлогодним выцветшим сеном.
Я юркнул под приготовленный предусмотрительной супругой тулуп.
Бендер, все еще находящийся под впечатлением скоропалительного железнодорожного романа, снисходительно улыбаясь, водрузился рядом с молчаливо курящим самосад степенным Феоктистычем. Тот нутром человека от земли сразу признал в незнакомце сильную личность и без намеков и просьб выделил порцию табаку и аккуратный лоскут газеты.
Прежде чем разобрать вожжи, Феоктистыч оглянулся, ткнул кнутом в тулуп и важно спросил:
- Специялисть будя? Почвоед хреновый?
- Вроде, - ответил я, зарываясь ногами в сено. - На стажировку.
- Это уж как пить дать... У нас за лето жиру поднаростить вполне возможна.
- Погоняй, любезный!
- Куды тороплиться... До темени, как пить, на месте будя... Эх, р-р-р-род-н-н-ная!..
И точно, несмотря на распутицу, мы опередили ночь.
Еще дотлевал багровый закатный пепел, когда мы, хватанув по кружке парного молока, отправились в баню.
А потом был долгий, обильный, пасторальный ужин.
Лошадь шумно и довольно насыщалась в конюшне овсом.
Феоктистыч на сеновале растирал кишки украденным из лаборатории дьявольским фиолетовым раствором.
Мы с Бендером - отъедались.
Гусь с яблоками.
Вишневая наливка.
Весомые комплименты вдохновленного изобилием Остапа моей молчаливо хлопотавшей супруге.
И рюмка у Бендера не пустовала, и на тарелку ему сами собой ложились лучшие куски.
Окорок.
Маринованные томаты.
Огурцы холодного засола.
Колбаса домашнего приготовления.
Сладкий пирог...
А после ужина, когда мы с трудом перенесли в библиотеку наши разомлевшие тела, Остап признал, что ну никак не ожидал от меня такого выбора. Разве может сравниться утонченная польская красавица Инга Зайонц с этой исконно русской клушей.
Я, конечно, хотел ему припомнить недавнюю проводницу, но благоразумно сдержался и для того, чтобы побыстрей сменить щекотливую тему, предложил сыграть партейку в шахматы.
Бендер, ни капли не смущаясь, заявил:
- Остен-Бакен, я ведь так и не удосужился овладеть этой игрой царей и богов.
- Научиться никогда не поздно, - сказал я, торопливо расставляя фигуры. - Запомни: главное в шахматах, как учит опыт Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева, - это плодотворная дебютная идея! Вот в чем, например, сила простого, но эффективного хода: Е2-Е4?
- Только попрошу без матов, - сказал Остап, азартно потирая руки. - Которая здесь королева?
Я смущенно ткнул дрогнувшим пальцем в черного, на своей половине, ферзя...
Но недотянув до эндшпиля, Бендер начал откровенно зевать (рот-фигура, рот-фигура), да и мне после разлуки не терпелось залезть под стеганое пуховое одеяло и, прижавшись к горячему, мерно вздымающемуся боку, дремать рядом с умаявшейся за день супругой.
- Остен-Бакен, а дети-то у тебя наличествуют? - спросил вдруг Бендер и, поднявшись с кресла, продефилировал к дивану, над которым на узкой полке красовалась известная ему с младых ногтей семейная реликвия, дедушкина астролябия (пыль с нее я не доверял стирать никому - только сам, и исключительно бархоткой).
- Ты что, оглох? - Остап щелкнул крепким ногтем по градуированной шкале. - Дети наличествуют?
- С этим успеется... А может, разберем защиту Филидора?
- Я бы лучше сделал ход конем и завалился бы на боковую, вот на этом роскошном диване, под милой моему чувствительному сердцу астролябией.
- Сейчас постелю...
Глава 22
КОВАРСТВО И АСТРОЛЯБИЯ
"И враг бежит, бежит,
бежит!"
О.Б.
Через три дня, в злополучный понедельник, меня срочно вызвали в Старгород, на недельное совещание "по внедрению коммунистического зерна в природное лоно - источник будущего изобилия трудящихся и членов их семей".
Феоктистыч заложил транспортное средство, и мы, провожаемые взгрустнувшей моей супругой и, как всегда, неунывающим Бендером, отправились в совместную командировку - кучеру-лаборанту предстояло в кратчайшие сроки освоить революционный метод борьбы с хлебным жуком-кузькой, кулацким прихвостнем, наследием тяжелого прошлого.
В Старгороде я остановился, как обычно, в "Сорбонне", в пятирублевом номере.
Но тут к вечеру выяснилось, что совещание по "коммунистическому зерну" в срочном порядке перенесено на сентябрь, в связи с ожидаемым пуском трамвая.
Феоктистычу повезло больше - после десятиминутной лекции, из которой он понял только два слова: "пособник" и "вредитель", ему под расписку выдали диковинный прибор по ловле жуков-кузек. Более всего означенный прибор напоминал гильотину времен "Парижской коммуны". В прилагаемой инструкции, кою я проштудировал на десять рядов, очень просто и доходчиво объяснялась последовательность процесса изничтожения врага, по вине которого возник охвативший большую часть России голод, выгодный прежде всего недобитой "контре" и "чуждым" элементам. Процесс изничтожения рекомендовалась начать с организации общего собрания. И, взяв на вооружение цитаты марксизма-ленинизма и духовой оркестр, немедля приступать к коллективному вылову врага с помощью имеющихся подручных средств. Далее настойчиво (жирным курсивом) предлагалось здесь же, на поле, выбрав в ревтрибунал самых сознательных и добросовестных ловцов с наметанным на "кузьку" глазом, организовать показательную казнь с предварительным отрыванием усиков и шести членистых ног и разрубанием мерзкого жесткокрылого крестообразным инерционным лезвием на четыре равные части и рассеиванием их в назидание затаившимся невыявленным врагам на Север, Юг, Запад и Восток.
Вдохновленные на борьбу с "кузьками", мы тотчас же, несмотря на приближение ночи, отправились домой.
На обратном, героическом, раскисшем пути, длившемся до рассветного луча, мы в очередной луже потеряли диковинный прибор.
Три часа кряду Феоктистыч, проклиная "кузьку", его братьев, сестер, племянниц и племянников, дядьев и сватов, ГПУ и "пособников" с "вредителями", искал карающую гильотину.
Я помогал ему, поджигая пучки сена.
Как же он был счастлив, найдя наконец пропажу.
Исполнив на два сиплых голоса "Интернационал", не пропуская ни куплета, но изрядно фальшивя (кучер-лаборант безосновательно опасался моего доноса, я же считал, что маслом каши не испортишь), мы тронулись.
Я, бодро маршируя рядом с телегой под сверхубедительное феоктистычево мычание "Варшавянки", превкушал, как за утренним чаем, прежде чем отправиться почивать, поведаю изумленному Остапу о злоключениях кузькоозабоченного кучера-лаборанта...
Устряпанный грязью, с промоченными ногами, с нарождающимся насморком и кашлем, я едва добрался до крыльца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30