У тебя примерно около часа, чтобы доставить панталоны на место. Иначе можешь просто сматывать удочки.
Некоторое время он сидел и молча смотрел на меня. Я видел – он думает. Не исключено, что вру, но с чего мне утруждаться? А если не вру, у него проблемы. Неприятно проделывать с ним такое.
– Что тебе надо? – спросил он наконец.
– Иоло Дэвис, из Музея.
Он вскочил и опять намылился уходить, но я поймал его за рукав пиджака. Официантка глянула в нашу сторону, но тут же отвела взгляд.
– Что с ним случилось?
– О чем ты?
– Я слышал, он ушел из Музея.
– И что?
– Как-то вдруг, не правда ли?
Он пожал плечами:
– Может, решил новую карьеру начать.
– Ты с ним дела делал?
– Да. По мелочи.
– Что случилось?
Арчи грустно поглядел на трусы, немного подумал и наконец сказал:
– Весь этот шум насчет пятен спермы – дребеденьки. Он бы ни за что не попался. Он был профессионал; как и все мы.
Я кивнул.
– У нас была четко организованная группа – знаешь, уважаемые люди, викарии, школьные учителя и тому подобное, никакой тебе швали. Все чистые как стеклышко. Никаких пятен, никакого беспорядка. Все предохранялись. Это как бы само собой. Если бы поймали хоть одного, мы засыпались бы все. Власти знали об этом много лет; им было начихать. Лишь бы в начале каждого месяца появлялись толстые конверты с наличкой. И вдруг за Иоло пришли.
– А остальной кружок?
– То-то и смешно. Взяли только его. Что бы он ни натворил, белье тут ни при чем.
– Что с ним стало?
– Я слышал, ему удалось выбраться из города; а может, они ему и не мешали, не знаю.
– А знаешь, куда он отправился?
Он пожал плечами.
Я положил руку на трусы.
– Не вынуждай меня это делать, Арчи.
Он покачал головой:
– Я правда не знаю, куда он направился, но догадаться нетрудно… То есть жить-то человеку на что-то надо, правда?
– И что?
– А то, что много лет назад, задолго до того, как он стал Мистером Большие Дребеденьки, у него была другая профессия. Не из тех, за которые с тебя пишут портреты маслом, чтобы повесить в «Ротари-клубе».
– Что это было?
Арчи заглянул мне в глаза и долго, упорно не опускал взгляда. Он знал, что расскажет мне все, но ему это никак не нравилось. Наконец он произнес три слова:
– Панч и Джуди.
Глава 10
– Если тебя ловили пираты, – объяснял я, – то приковывали к веслу и втирали тебе красный перец в глаза, чтобы ты не мог спать. Конечно, если ты женщина, тебя вместо этого продавали в рабство.
Амба стояла перед картой Борнео и изучала маршрут моего многоюродного прапрадедушки.
– А почему ты уверен, что она не утонула?
– Не исключено, что и утонула.
Амба развернула сахарный леденец.
– И что – ты просто сидишь себе и таращишься на дедушку?
– Второе правило частного детектива.
Она посмотрела на меня с интересом:
– Это какое?
– Береги башмаки.
Амба нахмурилась.
– Это означает, что ни к чему трепать кожу на подметках, слоняясь по городу, когда многое можно сделать головой.
– А первое правило частного детектива?
– Не становиться частным детективом.
Она опять нахмурилась:
– А третье?
– Попозже расскажу.
– То есть ты его еще не выдумал.
Я рассмеялся:
– Ладно, хватай свой плащ, пора нарушить второе правило.
В Венеции вельможа приезжал во Дворец дожей разодетым в меха и шелка, а через полчаса выходил через заднюю дверь и по мосту Вздохов отправлялся в тюрьму. Путь Иоло Дэвиса лежал через мост Тревехан, но символика та же. Многие годы он купался в теплом сиянии аберистуитской респектабельности. Пускай не герцог и не лорд, но занимал видное положение, наслаждался уважением сильных его маленького мирка. Ежегодно получал приглашения на Летний бал «Гольф-клуба» и Рождественский прием в «Ротари»; заседал в попечительском совете школы Св. Луддита; был советником экзаменационных комиссий; опубликовал несколько исследовательских работ об утерянном искусстве изготовления корсетов из китового уса. Гордый человек, он заказывал костюмы в Суонси и щеголял лосьоном после бритья, составленным по индивидуальному рецепту парфюмерами Гуэнта. Культурный человек, он отныне добывал себе пропитание кукольными представлениями в задних комнатах питейных домов.
Меккой раешников был Аберайрон, и, направляясь на юг по прибрежной дороге, мы продолжили разговор о Гермионе Уилберфорс. Я рассказал, как много лет спустя в Джунглях нашелся дневник Бартоломью. На страницах которого описывалось, как носильщики и проводники один за друим оставляли Ноэля, но он в одиночку прорывался Дальше; как в лихорадке и безумии протекли последние недели. И как в предсмертном бреду он описал день, когда его – одинокого, больного, обезножевшего – в джунглях навестила Гермиона.
– Штука-то в том, – сказала Амба, не вынимая леденец изо рта, – что это ничего не доказывает, так ведь?
– Ничего.
– Это могла быть просто галлюцинация.
– Разумеется.
– Или орангутанг. Или он это вообще выдумал.
– Есть только одно «но».
Возникла мимолетная пауза. Амба поглядела на меня, почуяв в моем голосе легкий аромат мелодрамы.
– Какое?
– Он взял с собой фотоаппарат.
Я чувствовал, как нарастает ее интерес.
– Один из первых, величиной со стремянку, и дотащил его до самого Борнео и там – вверх по реке. Он был первым, кто сделал снимки туземных охотников за головами. Он однажды описывал, как ему удалось договориться с племенем о съемке, и пришлось ждать час, пока тамошние женщины подготовятся. Он сказал, что женщины во всем мире одинаковы.
Амба фыркнула.
– Большую часть фотослоя съели насекомые, но несколько пластинок уцелело.
– Где они?
– В университете Сиднея.
– Только не говори мне, что он сфотографировал Гермиону.
– Не знаю. Удивительная штука: фотоаппарат так и не нашли – обнаружился дневник, другие вещи, но не фотоаппарат. И вдруг через пятнадцать лет он всплыл – по крайней мере, так рассказывают – в лавке старьевщика в Гонконге. Его купил американский торговец, а внутри была еще одна пластина. Говорят, он проявил ее, и хотя она была повреждена, все-таки на ней угадывалось призрачное изображение европейской женщины на фоне дождевого леса.
– Что случилось с пластиной?
– Он ее потерял.
Далеко перевалило за полдень, когда мы добрались до рыбачьей деревушки Аберайрон. Я притормозил и припарковался перед лавкой мясника на главной улице. Подрулил желтоватый «аллегро» и встал футах в тридцати позади меня. Он ехал за нами почти всю дорогу от Аберистуита.
– Сколько пабов в этом местечке? – спросила Амба.
– Немерено.
– И сколько мы будем искать нужный?
– Третье правило частного детектива. Сталкиваясь с тайной, не спрашивай, в чем ответ, спрашивай – в чем вопрос.
Амба подумала над этим секунду.
– Вот это прикольно; лучше, чем первые два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Некоторое время он сидел и молча смотрел на меня. Я видел – он думает. Не исключено, что вру, но с чего мне утруждаться? А если не вру, у него проблемы. Неприятно проделывать с ним такое.
– Что тебе надо? – спросил он наконец.
– Иоло Дэвис, из Музея.
Он вскочил и опять намылился уходить, но я поймал его за рукав пиджака. Официантка глянула в нашу сторону, но тут же отвела взгляд.
– Что с ним случилось?
– О чем ты?
– Я слышал, он ушел из Музея.
– И что?
– Как-то вдруг, не правда ли?
Он пожал плечами:
– Может, решил новую карьеру начать.
– Ты с ним дела делал?
– Да. По мелочи.
– Что случилось?
Арчи грустно поглядел на трусы, немного подумал и наконец сказал:
– Весь этот шум насчет пятен спермы – дребеденьки. Он бы ни за что не попался. Он был профессионал; как и все мы.
Я кивнул.
– У нас была четко организованная группа – знаешь, уважаемые люди, викарии, школьные учителя и тому подобное, никакой тебе швали. Все чистые как стеклышко. Никаких пятен, никакого беспорядка. Все предохранялись. Это как бы само собой. Если бы поймали хоть одного, мы засыпались бы все. Власти знали об этом много лет; им было начихать. Лишь бы в начале каждого месяца появлялись толстые конверты с наличкой. И вдруг за Иоло пришли.
– А остальной кружок?
– То-то и смешно. Взяли только его. Что бы он ни натворил, белье тут ни при чем.
– Что с ним стало?
– Я слышал, ему удалось выбраться из города; а может, они ему и не мешали, не знаю.
– А знаешь, куда он отправился?
Он пожал плечами.
Я положил руку на трусы.
– Не вынуждай меня это делать, Арчи.
Он покачал головой:
– Я правда не знаю, куда он направился, но догадаться нетрудно… То есть жить-то человеку на что-то надо, правда?
– И что?
– А то, что много лет назад, задолго до того, как он стал Мистером Большие Дребеденьки, у него была другая профессия. Не из тех, за которые с тебя пишут портреты маслом, чтобы повесить в «Ротари-клубе».
– Что это было?
Арчи заглянул мне в глаза и долго, упорно не опускал взгляда. Он знал, что расскажет мне все, но ему это никак не нравилось. Наконец он произнес три слова:
– Панч и Джуди.
Глава 10
– Если тебя ловили пираты, – объяснял я, – то приковывали к веслу и втирали тебе красный перец в глаза, чтобы ты не мог спать. Конечно, если ты женщина, тебя вместо этого продавали в рабство.
Амба стояла перед картой Борнео и изучала маршрут моего многоюродного прапрадедушки.
– А почему ты уверен, что она не утонула?
– Не исключено, что и утонула.
Амба развернула сахарный леденец.
– И что – ты просто сидишь себе и таращишься на дедушку?
– Второе правило частного детектива.
Она посмотрела на меня с интересом:
– Это какое?
– Береги башмаки.
Амба нахмурилась.
– Это означает, что ни к чему трепать кожу на подметках, слоняясь по городу, когда многое можно сделать головой.
– А первое правило частного детектива?
– Не становиться частным детективом.
Она опять нахмурилась:
– А третье?
– Попозже расскажу.
– То есть ты его еще не выдумал.
Я рассмеялся:
– Ладно, хватай свой плащ, пора нарушить второе правило.
В Венеции вельможа приезжал во Дворец дожей разодетым в меха и шелка, а через полчаса выходил через заднюю дверь и по мосту Вздохов отправлялся в тюрьму. Путь Иоло Дэвиса лежал через мост Тревехан, но символика та же. Многие годы он купался в теплом сиянии аберистуитской респектабельности. Пускай не герцог и не лорд, но занимал видное положение, наслаждался уважением сильных его маленького мирка. Ежегодно получал приглашения на Летний бал «Гольф-клуба» и Рождественский прием в «Ротари»; заседал в попечительском совете школы Св. Луддита; был советником экзаменационных комиссий; опубликовал несколько исследовательских работ об утерянном искусстве изготовления корсетов из китового уса. Гордый человек, он заказывал костюмы в Суонси и щеголял лосьоном после бритья, составленным по индивидуальному рецепту парфюмерами Гуэнта. Культурный человек, он отныне добывал себе пропитание кукольными представлениями в задних комнатах питейных домов.
Меккой раешников был Аберайрон, и, направляясь на юг по прибрежной дороге, мы продолжили разговор о Гермионе Уилберфорс. Я рассказал, как много лет спустя в Джунглях нашелся дневник Бартоломью. На страницах которого описывалось, как носильщики и проводники один за друим оставляли Ноэля, но он в одиночку прорывался Дальше; как в лихорадке и безумии протекли последние недели. И как в предсмертном бреду он описал день, когда его – одинокого, больного, обезножевшего – в джунглях навестила Гермиона.
– Штука-то в том, – сказала Амба, не вынимая леденец изо рта, – что это ничего не доказывает, так ведь?
– Ничего.
– Это могла быть просто галлюцинация.
– Разумеется.
– Или орангутанг. Или он это вообще выдумал.
– Есть только одно «но».
Возникла мимолетная пауза. Амба поглядела на меня, почуяв в моем голосе легкий аромат мелодрамы.
– Какое?
– Он взял с собой фотоаппарат.
Я чувствовал, как нарастает ее интерес.
– Один из первых, величиной со стремянку, и дотащил его до самого Борнео и там – вверх по реке. Он был первым, кто сделал снимки туземных охотников за головами. Он однажды описывал, как ему удалось договориться с племенем о съемке, и пришлось ждать час, пока тамошние женщины подготовятся. Он сказал, что женщины во всем мире одинаковы.
Амба фыркнула.
– Большую часть фотослоя съели насекомые, но несколько пластинок уцелело.
– Где они?
– В университете Сиднея.
– Только не говори мне, что он сфотографировал Гермиону.
– Не знаю. Удивительная штука: фотоаппарат так и не нашли – обнаружился дневник, другие вещи, но не фотоаппарат. И вдруг через пятнадцать лет он всплыл – по крайней мере, так рассказывают – в лавке старьевщика в Гонконге. Его купил американский торговец, а внутри была еще одна пластина. Говорят, он проявил ее, и хотя она была повреждена, все-таки на ней угадывалось призрачное изображение европейской женщины на фоне дождевого леса.
– Что случилось с пластиной?
– Он ее потерял.
Далеко перевалило за полдень, когда мы добрались до рыбачьей деревушки Аберайрон. Я притормозил и припарковался перед лавкой мясника на главной улице. Подрулил желтоватый «аллегро» и встал футах в тридцати позади меня. Он ехал за нами почти всю дорогу от Аберистуита.
– Сколько пабов в этом местечке? – спросила Амба.
– Немерено.
– И сколько мы будем искать нужный?
– Третье правило частного детектива. Сталкиваясь с тайной, не спрашивай, в чем ответ, спрашивай – в чем вопрос.
Амба подумала над этим секунду.
– Вот это прикольно; лучше, чем первые два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52