Я поглядел на мороженое:
– Ты уверен? Оно, между прочим, куплено на деньги Друидов.
Пес утвердительно облизнул морду, и я подкинул мороженое в воздух. Пес прыгнул и схватил его еще на взлете.
* * *
Когда я вернулся в контору, на клиентском стуле сидела Амба Полундра.
– Не повезло этому парнишке, Бронзини, – сказала она невозмутимо.
– Так ты слышала?
– Это ты?
– Что – я?
– Его убил? Говорят, полиция тебя арестовала. Значит, есть основания тебя подозревать, не так ли?
Я чуть не поперхнулся.
– Ах ты, мелкая… паршивка!
– Не стоит обижаться. Я лишь сопоставляю факты.
– Да ну? Тогда объясни-ка мне факт: при покойнике обнаружили визитку, которую я давал тебе.
Она чуть не удивилась, но тут же залезла в карман и достала мою визитку.
– Она все время была у меня; а ты упомянул меня в полиции?
– Нет.
Она вперила в меня пристальнейший взгляд:
– Точно?
– Слово скаута.
– Гм-м. О'кей. И кто это, по-твоему, учинил?
– Без понятия.
– Ну это мы быстро выясним.
– Постой-ка, дитятко, какие такие «мы»?
– Я решила тебе помочь в этом дельце.
– Да ты что!
– Как напарник.
– То есть, судя по моему виду, мне без напарника не обойтись?
– С моей точки зрения – да.
– Ах неужели?
– Ну.
– Тебе в школу не пора?
Не удостоив меня ответом, она соскользнула со стула и принялась расхаживать по комнате.
– Много я не прошу. Пятьдесят пенсов в день.
Я расхохотался:
– Это на пятьдесят пенсов больше, чем я зарабатываю обычно.
Она подошла к карте города:
– Нам понадобятся красные булавочки.
– На что?
– Увязывать все убийства. Нам понадобятся расписания автобусов, показания свидетелей, компьютерный банк данных и энное количество свежезаваренного кофе. Ах да! – сказала она, отворачиваясь от карты. – Если ты не против, мне, возможно, понадобится твой диван – над этим дельцем придется засиживаться допоздна.
– А что, если новых убийств не произойдет?
Он уставилась на меня:
– Ты о чем?
– Бронзини убит, это всего одна красная булавка… Может, где-то в столе у меня и завалялась. Незачем тратиться на целую коробку. А обязательно красную?
Амба вынула пачку сигарет и буднично сказала:
– Парень, ты – молоток. Чуть меня не одурачил.
– Тебе кто разрешил курить?
– Успокойся, я открою окошко.
– В смысле, рано тебе еще курить.
– Какой из тебя сыщик, если ты не куришь? – Она закатила глаза и со всевозможным драматизмом обиженно спрятала пачку. Потом села.
Некоторое время мы не говорили ни слова; атмосфера легкого антагонизма бесшумно сгущалась. Мы оба знали – тот, кто первым заговорит, проиграл. Она принялась постукивать пальцами по крышке стола. Провалиться мне, если я заговорю первым. Поерзав, я закинул локоть на спинку стула. Эта пакостница скопировала мою позу.
– Слушай, дружок, ну это же… – сказал я наконец.
Она принялась считать, нарочито по-детски загибая пальчики:
– Бронзини, Мозгли, Ллуэллин и Эванс-Башмак.
Я подозрительно уставился на нее:
– Что?
– Уже четыре булавочки, тебе не кажется?
– Ч… что ты такое говоришь?
– О'кей, допускаю, что Эванс официально еще не мертв. Может, полбулавки, но я это говорю исключительно из любезности к тебе. Скоро понадобится целая.
– Эванс-Башмак?
– Уже сейчас, наверно, орудует фомкой – вскрывает райские врата.
– Амба! – сказал я резко.
– Пора святому Петру овчарочку заводить.
Я грохнул кулаком по столу:
– Амба, прекрати! Что ты несешь? Кто остальные двое?
– Они наверняка должны быть у тебя в досье. Полиция держит все под спудом, но ведь ты же частный сыщик, у тебя есть свои источники, правда?
Она взглянула на меня с выражением подавляющего превосходства.
Аберистуит – отличное местечко для знатоков иронии. Самый недозагруженный служащий в городе – Мейри-он, криминальный репортер «Газетт»: рабочих часов в году у него меньше, чем у Деда Мороза. Не потому что нет материала. Событий хватило бы на сверхурочную работу целому отделу, но газету финансируют те же люди, что владеют отелями на побережье, и Призрачным поездом, и полем для гольфа, и разными прочими составляющими туристической инфраструктуры. Почитаешь «Газетт» – и впору подумать, что город населяют тибетские монахи. И вот мы с Мейрионом засели на террасе кафе «Приморский утес», над полем для Безумного гольфа.
– На данный момент у нас трое мертвых школьников, – сказал он, задумчиво посасывая блэкпулский леденец. – Все из одного класса. Бронзини, Ллуэллин и Мозгли; плюс до сих пор не найден Эванс-Башмак.
Явилась официантка, и я заказал ассорти.
– От публики, естественно, все скрывается. И я тебе ничего не говорил.
– И как они умерли?
Он вынул леденец изо рта.
– Мозгли свалился в один из чанов с сычужной закваской на сыроварнях. Бронзини и Ллуэллин – оба получили «цветочки-плевочки».
– С ядом кобры?
– С неким нейротоксином.
Я присвистнул. Старый трюк. Послать пареньку игрушку-брызгалку из лавки розыгрышей, которая плюется водой в глаза, но зарядить ее ядом кобры.
– И кто это мог сделать, есть мысли?
– Трудно сказать. Трое из этих парней были одним мирром мазаны. Ллуэллин, и Бронзини, и Эванс-Башмак – хулиганы. Известно, что к ним не пылали большой любовью банды из Южного Аберистуита – «бдительные» или как их там теперь. А Мозгли – другой коленкор. Вундеркинд. «Кембрийский Моцарт», как его называли. По истории отличник; да практически по всем предметам, за которые брался. Все прошлое лето переписывал прустовскую «В поисках утраченного времени». Рунами.
Я восхищенно вздохнул:
– Ух ты! Я «мама мыла раму» не осилю.
– Обычно Мозгли к таким парням и близко не подходил, если не хотел приключений на свою голову.
– Так значит, у Бронзини и Ллуэллина было полно врагов, а Мозгли и гуся не мог шугануть.
– Почти что. Только и у Мозгли кое-какие враги имелись.
– Неужели?
– Мозгли устроился на леденцовую фабрику – по субботам подрабатывал в исследовательском отделе. И заинтересовался старинной великой леденцовой проблемой – так называемой Теоремой де Куинси. Там все очень сложно, но в общих чертах речь идет о попытках изменять надпись на леденцах, по мере углубления в толщу. То есть сначала написано «Блэкпул», а как полижешь немного, получается какой-нибудь Занзибар. Одна из недостижимых вершин леденцового искусства. И он разрешил загадку. С полпинка. Взял бумагу, ручку, логарифмические таблицы, сел и докумекал. Ну, тут его дирекция назначила главой исследовательской группы, а через неделю – пацан-то, не забывай, школьник, еще экзамены ни разу не сдавал, – через неделю он придумал, как надписи на компьютере набирать. Сэкономил кучу денег фабрике: в тот же день двадцать старых кадров с работы вылетели. Вся фабрика забастовала. Профсоюзы сказали: «Парня долой, или вы ни одного леденца на палочке в этом городе больше не сделаете».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Ты уверен? Оно, между прочим, куплено на деньги Друидов.
Пес утвердительно облизнул морду, и я подкинул мороженое в воздух. Пес прыгнул и схватил его еще на взлете.
* * *
Когда я вернулся в контору, на клиентском стуле сидела Амба Полундра.
– Не повезло этому парнишке, Бронзини, – сказала она невозмутимо.
– Так ты слышала?
– Это ты?
– Что – я?
– Его убил? Говорят, полиция тебя арестовала. Значит, есть основания тебя подозревать, не так ли?
Я чуть не поперхнулся.
– Ах ты, мелкая… паршивка!
– Не стоит обижаться. Я лишь сопоставляю факты.
– Да ну? Тогда объясни-ка мне факт: при покойнике обнаружили визитку, которую я давал тебе.
Она чуть не удивилась, но тут же залезла в карман и достала мою визитку.
– Она все время была у меня; а ты упомянул меня в полиции?
– Нет.
Она вперила в меня пристальнейший взгляд:
– Точно?
– Слово скаута.
– Гм-м. О'кей. И кто это, по-твоему, учинил?
– Без понятия.
– Ну это мы быстро выясним.
– Постой-ка, дитятко, какие такие «мы»?
– Я решила тебе помочь в этом дельце.
– Да ты что!
– Как напарник.
– То есть, судя по моему виду, мне без напарника не обойтись?
– С моей точки зрения – да.
– Ах неужели?
– Ну.
– Тебе в школу не пора?
Не удостоив меня ответом, она соскользнула со стула и принялась расхаживать по комнате.
– Много я не прошу. Пятьдесят пенсов в день.
Я расхохотался:
– Это на пятьдесят пенсов больше, чем я зарабатываю обычно.
Она подошла к карте города:
– Нам понадобятся красные булавочки.
– На что?
– Увязывать все убийства. Нам понадобятся расписания автобусов, показания свидетелей, компьютерный банк данных и энное количество свежезаваренного кофе. Ах да! – сказала она, отворачиваясь от карты. – Если ты не против, мне, возможно, понадобится твой диван – над этим дельцем придется засиживаться допоздна.
– А что, если новых убийств не произойдет?
Он уставилась на меня:
– Ты о чем?
– Бронзини убит, это всего одна красная булавка… Может, где-то в столе у меня и завалялась. Незачем тратиться на целую коробку. А обязательно красную?
Амба вынула пачку сигарет и буднично сказала:
– Парень, ты – молоток. Чуть меня не одурачил.
– Тебе кто разрешил курить?
– Успокойся, я открою окошко.
– В смысле, рано тебе еще курить.
– Какой из тебя сыщик, если ты не куришь? – Она закатила глаза и со всевозможным драматизмом обиженно спрятала пачку. Потом села.
Некоторое время мы не говорили ни слова; атмосфера легкого антагонизма бесшумно сгущалась. Мы оба знали – тот, кто первым заговорит, проиграл. Она принялась постукивать пальцами по крышке стола. Провалиться мне, если я заговорю первым. Поерзав, я закинул локоть на спинку стула. Эта пакостница скопировала мою позу.
– Слушай, дружок, ну это же… – сказал я наконец.
Она принялась считать, нарочито по-детски загибая пальчики:
– Бронзини, Мозгли, Ллуэллин и Эванс-Башмак.
Я подозрительно уставился на нее:
– Что?
– Уже четыре булавочки, тебе не кажется?
– Ч… что ты такое говоришь?
– О'кей, допускаю, что Эванс официально еще не мертв. Может, полбулавки, но я это говорю исключительно из любезности к тебе. Скоро понадобится целая.
– Эванс-Башмак?
– Уже сейчас, наверно, орудует фомкой – вскрывает райские врата.
– Амба! – сказал я резко.
– Пора святому Петру овчарочку заводить.
Я грохнул кулаком по столу:
– Амба, прекрати! Что ты несешь? Кто остальные двое?
– Они наверняка должны быть у тебя в досье. Полиция держит все под спудом, но ведь ты же частный сыщик, у тебя есть свои источники, правда?
Она взглянула на меня с выражением подавляющего превосходства.
Аберистуит – отличное местечко для знатоков иронии. Самый недозагруженный служащий в городе – Мейри-он, криминальный репортер «Газетт»: рабочих часов в году у него меньше, чем у Деда Мороза. Не потому что нет материала. Событий хватило бы на сверхурочную работу целому отделу, но газету финансируют те же люди, что владеют отелями на побережье, и Призрачным поездом, и полем для гольфа, и разными прочими составляющими туристической инфраструктуры. Почитаешь «Газетт» – и впору подумать, что город населяют тибетские монахи. И вот мы с Мейрионом засели на террасе кафе «Приморский утес», над полем для Безумного гольфа.
– На данный момент у нас трое мертвых школьников, – сказал он, задумчиво посасывая блэкпулский леденец. – Все из одного класса. Бронзини, Ллуэллин и Мозгли; плюс до сих пор не найден Эванс-Башмак.
Явилась официантка, и я заказал ассорти.
– От публики, естественно, все скрывается. И я тебе ничего не говорил.
– И как они умерли?
Он вынул леденец изо рта.
– Мозгли свалился в один из чанов с сычужной закваской на сыроварнях. Бронзини и Ллуэллин – оба получили «цветочки-плевочки».
– С ядом кобры?
– С неким нейротоксином.
Я присвистнул. Старый трюк. Послать пареньку игрушку-брызгалку из лавки розыгрышей, которая плюется водой в глаза, но зарядить ее ядом кобры.
– И кто это мог сделать, есть мысли?
– Трудно сказать. Трое из этих парней были одним мирром мазаны. Ллуэллин, и Бронзини, и Эванс-Башмак – хулиганы. Известно, что к ним не пылали большой любовью банды из Южного Аберистуита – «бдительные» или как их там теперь. А Мозгли – другой коленкор. Вундеркинд. «Кембрийский Моцарт», как его называли. По истории отличник; да практически по всем предметам, за которые брался. Все прошлое лето переписывал прустовскую «В поисках утраченного времени». Рунами.
Я восхищенно вздохнул:
– Ух ты! Я «мама мыла раму» не осилю.
– Обычно Мозгли к таким парням и близко не подходил, если не хотел приключений на свою голову.
– Так значит, у Бронзини и Ллуэллина было полно врагов, а Мозгли и гуся не мог шугануть.
– Почти что. Только и у Мозгли кое-какие враги имелись.
– Неужели?
– Мозгли устроился на леденцовую фабрику – по субботам подрабатывал в исследовательском отделе. И заинтересовался старинной великой леденцовой проблемой – так называемой Теоремой де Куинси. Там все очень сложно, но в общих чертах речь идет о попытках изменять надпись на леденцах, по мере углубления в толщу. То есть сначала написано «Блэкпул», а как полижешь немного, получается какой-нибудь Занзибар. Одна из недостижимых вершин леденцового искусства. И он разрешил загадку. С полпинка. Взял бумагу, ручку, логарифмические таблицы, сел и докумекал. Ну, тут его дирекция назначила главой исследовательской группы, а через неделю – пацан-то, не забывай, школьник, еще экзамены ни разу не сдавал, – через неделю он придумал, как надписи на компьютере набирать. Сэкономил кучу денег фабрике: в тот же день двадцать старых кадров с работы вылетели. Вся фабрика забастовала. Профсоюзы сказали: «Парня долой, или вы ни одного леденца на палочке в этом городе больше не сделаете».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52