Он взглянул на меня и пробежал пальцами по набалдашнику.
– Я хотел вас отблагодарить.
– За что?
– За спасение моей жизни.
– Я думал, вас уже нет живых.
– Хо! Но сколько бы еще мне было позволено покоиться с миром?
Я покачал головой:
– Я думал, Лавспун вас обожает.
Он начал разговаривать с воздухом – как бы репетируя линию защиты на случай, если святой Петр спросит.
– Ирод Дженкинс, Торт-Кидай, Закария Лавспун и Артур Фробишер. Один мертв; остальные трое – уважаемые члены аберистуитского общества. Все хорошо известны. Каждый в телефонной книге. Но где пятый член команды, где Гуэнно? – Он повернулся ко мне лицом и помахал пальцем. – Если бы только я не задался этим вопросом. Если бы только.
Я ничего не сказал, но пристально посмотрел на него. Несмотря на свое отвращение к этой крохотной частице рода людского, мальчишке с физическими данными кузнечика, я был потрясен тем, какое коловращение устроил он в делах человеческих сугубо мощью разума. Я осознавал, что презираю его не за сотворенное им зло, но за его недужную бледную немочь. А ведь наперекор бездушным танкам вроде Ирода я всегда вставал на сторону слабых. Не так ли Ирод брезговал мной?
Мозгли продолжил. Раздумчивый тон его голоса показывал, что он обращается скорее к потомкам, нежели ко мне.
– Когда я выяснил, что это миссис Ллантрисант, то не мог в это поверить. Невозможно. Эта маразматичка, эта сдвинутая на погоде клуша-поломойка? Вожак МИКРы? Разве такое бывает? Потому-то я и придумал отравленные яблочки и исповедь на смертном одре: удостовериться. Мне только нужно было, чтобы она сказала «да» или «нет». Но старая кошелка решила по-своему. В преддверии неминуемой, как ей казалось, смерти она заявила, что у нее на совести есть ужасная тайна, которую она не хочет уносить с собой в могилу. Я попытался ее заткнуть, но где там. Полагаю, ей померещилось, что это ее звездный час, и старуха своего не упустила.
– И вы узнали, что Рио-Кайриог таки не была военным триумфом?
Мозгли грустно покачал головой:
– О нет, гораздо хуже. Я уже знал, что это было военной катастрофой. С этим-то я мог справиться. Нет, я обнаружил кое-что гораздо похуже. То, что обрекало на гибель весь проект. Возвращение земель, прекрасный корабль, весь Исход – капут!
Из него как будто медленно выпускали воздух. Он наклонился вперед, поставил локоть на стол и мягко оперся на него подбородком. Мессианский раж прошел, и в его взгляде читалась почти мольба о помощи.
– Лавспун – англичанин.
Я охнул. Мозгли медленно кивнул и прикрыл глаза.
– Представляете, что я почувствовал? Человек, которому я посвятил жизнь, во славу которого я создал свой шедевр – план возвращения Кантрев-и-Гуаэлод, – оказался самозванцем. Из Слау.
Мы замолчали. Столь абсолютная тишина наполнила комнату, что было слышно наше дыхание. Постепенно Мозгли вновь овладел собой.
– В бомбардировщике их было пятеро. Миссис Ллантрисант, Дай Торт-Кидай, Ирод Дженкинс, Лавспун и Фробишер. Лавспун – это на самом деле Фробишер.
– Английский доброволец?
– Да. Настоящий Лавспун погиб, когда «ланкастер» после налета рухнул в Рио-Кайриог. Или, точнее, вскоре после этого. Он явно был не жилец, и они все ему слегка поспособствовали. Все они замешаны в этом. Мигом сварганили план, как его прикончить, – и Фробишер присвоил бы его личность. А после войны они бы поделили деньги. Настоящий Лавспун был, видите ли, богат. И – завершающий штрих – они отрезали его «Длинного Джона» и запихали ему в рот, чтоб больше походило на работу индейцев.
– Только не говорите мне, что это сделал Ирод.
– Гуэнно… э… миссис Ллантрисант, собственно.
Я мягко кивнул, медленно постигая чудовищность того, что он мне рассказывает.
– Вот что мне рассказала миссис Ллантрисант на предсмертной исповеди. И все еще могло быть о'кей. Но меня так ошеломило, что посреди исповеди я воскликнул: «Черт подери, мать-его!» – Он печально улыбнулся. – Одного у миссис Ллантрисант не отнимешь – женщина она умная. Она сразу смекнула, в чем дело. Тогда-то я и допустил первую ошибку: единственную, в сущности. Нужно было убить ее там же в спальне. – Он посмотрел на меня. – Я мог бы, знаете ли. Я знаю как.
Я кивнул, и Мозгли продолжил:
– Но вместо этого я убежал. Теперь Лавспун все узнал бы наверняка – это стало вопросом времени.
– А что за ералаш с этой попонкой для чайника? Невзирая на свою подавленность, Мозгли прыснул:
– На попонке был изображен принимающий любой облик бог индейцев майя Мексуатаакахуатль. Он был призван олицетворять Фробишера, принявшего форму человека, которому отрезали «Длинного Джона». Это не стало серьезной попыткой шантажа. Впрочем, суть вы уловили. Мне нужно было выяснить, как Лавспун отреагирует на то, что его тайна выплыла наружу. Потому я и заставил его думать, что Эванс со своими подручными списали у меня сочинение и собираются шантажировать Великого Mala – вроде как воду в ванне попробовал. Когда он убил всех четверых, я понял, что водичка горяча. И что же мне оставалось делать? Можете себе представить, как я вляпался. Полиции доверять нельзя – я был уверен, что они меня тут же отдадут в лапы Друидов. Вот потому-то я и подумал о вас. И сейчас просто захотел вас поблагодарить.
– Но я ничего не сделал – я потерпел неудачу. Не так ли?
Он улыбнулся, встал и прошел к двери.
– Вообще-то вы очень хорошо играете свою роль. Даже если не представляете, какова она.
Когда охранник выпускал его, я крикнул:
– Так когда же взлетит самолет?
– Сегодня.
– И Аберистуит будет стерт с лица Земли?
– Его отстроят заново. Не расстраивайтесь.
Глава 23
Передать сообщение Ллиносу оказалось легче, чем я ожидал. Он лежал на полу моей камеры, когда я вернулся, и лицо его было разбито и распухло. Похоже, он сам в конце концов упал в участке с лестницы. Я промыл его раны и дождался, пока он постепенно не придет в сознание. Когда он очнулся, я описал ему ситуацию; он подбежал к двери и принялся колотить в нее, требуя охранника. Спустя десять минут сдался. За весь оставшийся день никто не появился. Так протекли часы. Каждые примерно полчаса Ллинос вскидывался и справлялся о времени. Я ему отвечал, а он лупил кулаком по своей ладони и говорил:
– Должен же быть какой-то выход.
Но никому из нас ничего не приходило в голову. На исходе дня мы подошли к окну поглядеть на закат. И когда небо стало розовым, мы услышали клекот пропеллерных двигателей со стороны заливных лугов Истуита.
Ллинос взглянул на меня:
– Так, значится, это у нас «ланкастер»?
– Да.
– Думаешь, выгорит?
– Что?
– Их план.
– В какой своей части?
Старый полицейский задумался.
– В той, где надо взрывать плотину.
– Не знаю. Если им удастся поднять самолет в воздух – наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Я хотел вас отблагодарить.
– За что?
– За спасение моей жизни.
– Я думал, вас уже нет живых.
– Хо! Но сколько бы еще мне было позволено покоиться с миром?
Я покачал головой:
– Я думал, Лавспун вас обожает.
Он начал разговаривать с воздухом – как бы репетируя линию защиты на случай, если святой Петр спросит.
– Ирод Дженкинс, Торт-Кидай, Закария Лавспун и Артур Фробишер. Один мертв; остальные трое – уважаемые члены аберистуитского общества. Все хорошо известны. Каждый в телефонной книге. Но где пятый член команды, где Гуэнно? – Он повернулся ко мне лицом и помахал пальцем. – Если бы только я не задался этим вопросом. Если бы только.
Я ничего не сказал, но пристально посмотрел на него. Несмотря на свое отвращение к этой крохотной частице рода людского, мальчишке с физическими данными кузнечика, я был потрясен тем, какое коловращение устроил он в делах человеческих сугубо мощью разума. Я осознавал, что презираю его не за сотворенное им зло, но за его недужную бледную немочь. А ведь наперекор бездушным танкам вроде Ирода я всегда вставал на сторону слабых. Не так ли Ирод брезговал мной?
Мозгли продолжил. Раздумчивый тон его голоса показывал, что он обращается скорее к потомкам, нежели ко мне.
– Когда я выяснил, что это миссис Ллантрисант, то не мог в это поверить. Невозможно. Эта маразматичка, эта сдвинутая на погоде клуша-поломойка? Вожак МИКРы? Разве такое бывает? Потому-то я и придумал отравленные яблочки и исповедь на смертном одре: удостовериться. Мне только нужно было, чтобы она сказала «да» или «нет». Но старая кошелка решила по-своему. В преддверии неминуемой, как ей казалось, смерти она заявила, что у нее на совести есть ужасная тайна, которую она не хочет уносить с собой в могилу. Я попытался ее заткнуть, но где там. Полагаю, ей померещилось, что это ее звездный час, и старуха своего не упустила.
– И вы узнали, что Рио-Кайриог таки не была военным триумфом?
Мозгли грустно покачал головой:
– О нет, гораздо хуже. Я уже знал, что это было военной катастрофой. С этим-то я мог справиться. Нет, я обнаружил кое-что гораздо похуже. То, что обрекало на гибель весь проект. Возвращение земель, прекрасный корабль, весь Исход – капут!
Из него как будто медленно выпускали воздух. Он наклонился вперед, поставил локоть на стол и мягко оперся на него подбородком. Мессианский раж прошел, и в его взгляде читалась почти мольба о помощи.
– Лавспун – англичанин.
Я охнул. Мозгли медленно кивнул и прикрыл глаза.
– Представляете, что я почувствовал? Человек, которому я посвятил жизнь, во славу которого я создал свой шедевр – план возвращения Кантрев-и-Гуаэлод, – оказался самозванцем. Из Слау.
Мы замолчали. Столь абсолютная тишина наполнила комнату, что было слышно наше дыхание. Постепенно Мозгли вновь овладел собой.
– В бомбардировщике их было пятеро. Миссис Ллантрисант, Дай Торт-Кидай, Ирод Дженкинс, Лавспун и Фробишер. Лавспун – это на самом деле Фробишер.
– Английский доброволец?
– Да. Настоящий Лавспун погиб, когда «ланкастер» после налета рухнул в Рио-Кайриог. Или, точнее, вскоре после этого. Он явно был не жилец, и они все ему слегка поспособствовали. Все они замешаны в этом. Мигом сварганили план, как его прикончить, – и Фробишер присвоил бы его личность. А после войны они бы поделили деньги. Настоящий Лавспун был, видите ли, богат. И – завершающий штрих – они отрезали его «Длинного Джона» и запихали ему в рот, чтоб больше походило на работу индейцев.
– Только не говорите мне, что это сделал Ирод.
– Гуэнно… э… миссис Ллантрисант, собственно.
Я мягко кивнул, медленно постигая чудовищность того, что он мне рассказывает.
– Вот что мне рассказала миссис Ллантрисант на предсмертной исповеди. И все еще могло быть о'кей. Но меня так ошеломило, что посреди исповеди я воскликнул: «Черт подери, мать-его!» – Он печально улыбнулся. – Одного у миссис Ллантрисант не отнимешь – женщина она умная. Она сразу смекнула, в чем дело. Тогда-то я и допустил первую ошибку: единственную, в сущности. Нужно было убить ее там же в спальне. – Он посмотрел на меня. – Я мог бы, знаете ли. Я знаю как.
Я кивнул, и Мозгли продолжил:
– Но вместо этого я убежал. Теперь Лавспун все узнал бы наверняка – это стало вопросом времени.
– А что за ералаш с этой попонкой для чайника? Невзирая на свою подавленность, Мозгли прыснул:
– На попонке был изображен принимающий любой облик бог индейцев майя Мексуатаакахуатль. Он был призван олицетворять Фробишера, принявшего форму человека, которому отрезали «Длинного Джона». Это не стало серьезной попыткой шантажа. Впрочем, суть вы уловили. Мне нужно было выяснить, как Лавспун отреагирует на то, что его тайна выплыла наружу. Потому я и заставил его думать, что Эванс со своими подручными списали у меня сочинение и собираются шантажировать Великого Mala – вроде как воду в ванне попробовал. Когда он убил всех четверых, я понял, что водичка горяча. И что же мне оставалось делать? Можете себе представить, как я вляпался. Полиции доверять нельзя – я был уверен, что они меня тут же отдадут в лапы Друидов. Вот потому-то я и подумал о вас. И сейчас просто захотел вас поблагодарить.
– Но я ничего не сделал – я потерпел неудачу. Не так ли?
Он улыбнулся, встал и прошел к двери.
– Вообще-то вы очень хорошо играете свою роль. Даже если не представляете, какова она.
Когда охранник выпускал его, я крикнул:
– Так когда же взлетит самолет?
– Сегодня.
– И Аберистуит будет стерт с лица Земли?
– Его отстроят заново. Не расстраивайтесь.
Глава 23
Передать сообщение Ллиносу оказалось легче, чем я ожидал. Он лежал на полу моей камеры, когда я вернулся, и лицо его было разбито и распухло. Похоже, он сам в конце концов упал в участке с лестницы. Я промыл его раны и дождался, пока он постепенно не придет в сознание. Когда он очнулся, я описал ему ситуацию; он подбежал к двери и принялся колотить в нее, требуя охранника. Спустя десять минут сдался. За весь оставшийся день никто не появился. Так протекли часы. Каждые примерно полчаса Ллинос вскидывался и справлялся о времени. Я ему отвечал, а он лупил кулаком по своей ладони и говорил:
– Должен же быть какой-то выход.
Но никому из нас ничего не приходило в голову. На исходе дня мы подошли к окну поглядеть на закат. И когда небо стало розовым, мы услышали клекот пропеллерных двигателей со стороны заливных лугов Истуита.
Ллинос взглянул на меня:
– Так, значится, это у нас «ланкастер»?
– Да.
– Думаешь, выгорит?
– Что?
– Их план.
– В какой своей части?
Старый полицейский задумался.
– В той, где надо взрывать плотину.
– Не знаю. Если им удастся поднять самолет в воздух – наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52