Тимуровским шефом Анны Николаевны, как известно, был ещё и Кореньков, но этого никто не принимал во внимание. И Кореньков, который не состоял, как, например, Игорь Агафонов, Боря Авдеев, Валера и ещё кое-кто из мальчишек, в концертной бригаде, шёл просто так, не обременённый никакими обязанностями.
Когда они остановились у парадного под навесным лифтом, Лена подняла руку. В руке у неё был зажат целлофановый кулёчек с двумя веточками мимозы, и теперь он взметнулся вверх, как жёлтый флажок.
– Внимание! – провозгласила Лена. – Напоминаю: Мурзина и Бочкарёва поздравляют Анну Николаевну Полунину с праздником. Авдеев – цветы. Потом монтаж. Потом выступление танцевальной группы. За музыкальное сопровождение ответственный Агафонов. Предупреждаю…
Пока Лена говорила, Боря Авдеев потихоньку стукнул сумкой по спине стоящего впереди Коренькова – не со зла, просто так, потому что скучно было стоять и слушать Лену. Кореньков обернулся и тоже, размахнувшись сумкой, стукнул Авдеева.
– Кореньков! Ты зачем сюда явился? Драться? Если не будешь вести себя как следует… – Лена не успела сказать, что станется с Кореньковым в этом из ряда вон выходящем случае. Боря Авдеев потихоньку стукнул Игоря Агафонова, и Лена, тряся кулёчком с мимозой, воскликнула: – Авдеев! К тебе это тоже относится!
Они поднялись по лестнице, Света Мурзина нажала кнопку звонка, затем появилась и исчезла старая женщина, прежде чем Лена успела что-либо ей сказать.
В коридоре было прибито три вешалки. На одной из них одиноко висела тёмная одёжка Анны Николаевны. На второй – Сашина голубая куртка и Нинино пальтишко, то ли осеннее, то ли зимнее – на выбор, семисезонное, как, посмеиваясь, говорила сама Нина. А на третьей красовалась дублёнка с белой лохматой опушкой, финский плащ с тёплой подстёжкой, принадлежавший Фёдору, да пониже, на специальном крючке, ярким пятном сияло красное пальтишко Вики. Ребята побросали на пол свои ранцы и сумки и стали вешать пальто, занимая без разбора все три вешалки. На шум и вороний галдёж выскочила из кухни Вика, за ней – с не меньшим любопытством Нина и сама Валентина. Отложив конспект по страшному, как и каждый предстоящий зачёт или экзамен, ТММ, выглянул в коридор долговязый Саша. Вышел даже Фёдор. Валентина, увидев, что рядом с её дублёнкой навешана целая груда пальтишек, уже хотела было крикнуть, чтобы ребята не смели занимать чужую вешалку, но её отвлекла Вика. Одна из девочек, уже успевшая раздеться, раскрыла свой пластиковый пакет и достала оттуда белую коротенькую юбочку с лифом и бретельками, встряхнула, расправляя оборки. Это ещё во второй четверти, когда в школе начал работать танцевальный кружок, мама Оли Дорожко купила на всех участниц кружка белого нейлона, из которого обычно делают занавески. Она же достала и выкройки. Шили юбочки кому мама, кому бабушка, а Катя Озеркова – как говорили – сшила себе по выкройке сама. И вот теперь Вика с восхищением смотрела на белую юбочку в руках одной из девочек.
– Мам, и мне такую сшей! – попросила она.
– Я тебе ещё лучше сошью, – пообещала Валентина. – Только учись, чтобы всё на пятёрки, – а про вешалку говорить не стала.
– Пирогами пахнет, – потянул носом кто-то из мальчишек.
– Ага, мамка пироги печёт. С капустой, – сказала Вика. – Она всегда но субботам печёт.
Двери в комнату Анны Николаевны, пропустив ребят, так и остались распахнутыми. И теперь в дверях толпились соседи. По плану, составленному Леной, поздравить Полунину должны были Света Мурзина и Наташа Бочкарёва. Всё распределено. Света начнёт: «Дорогая Анна Николаевна!», а Наташа подхватит: «Поздравляем вас от имени всех тимуровцев…» «… С Международным женским днём Восьмого марта!» – закончит Света. И следом Боря Авдеев преподнесёт цветы. Составляя этот план, Лена представляла себе, хоть и незнакомое, но приветливо улыбающееся лицо неведомой Анны Николаевны Полуниной, над которой её ребята так удачно начали шефство. Лена уже даже написала заметку о тимуровской работе отряда. «Наши тимуровцы взяли шефство над одиноким человеком, женой павшего смертью храбрых фронтовика, Анной Николаевной Полуниной, – писала Лена, – Когда Анна Николаевна заболела, пионерки Света Мурзина и Наташа Бочкарёва сбегали в аптеку за лекарством. Анна Николаевна была очень довольна и от всего сердца поблагодарила пионерок». О том, что Анна Николаевна Полунина была очень довольна и благодарила пионерок, Лена приписала от себя. Но она нисколько не сомневалась, что могло быть иначе. Заметка была одобрена Ириной Александровной. Ирина Александровна, прочитав её, внесла только одну поправку: слово «женой» она зачеркнула и сверху написала «вдовой», вот и всё. Ленина заметка должна была появиться на первом месте, следом за передовицей в праздничной стенгазете. Но сейчас эта Анна Николаевна Полунина, не воображаемая, а живая, в тёмном платье, с седым жиденьким пучком волос, не то чтобы с улыбкой, а с хмурым неудовольствием стояла посреди собственной комнаты, а в двери с удивлением и любопытством заглядывали какие-то посторонние люди. Лена забеспокоилась, что ребята могут растеряться в такой сложной обстановке и всё напутают, поэтому, нарушив тщательно составленный план, она выступила вперёд сама:
– Дорогая Анна Николаевна! От имени всех тимуровцев нашей школы, – громко и чётко начала Лена, – поздравляем вас с праздником…
– А какой это праздник у старухи? – громким шёпотом спросил Фёдор жену, прежде, чем Лена успела закончить. Валентина пожала плечами. Недоумённо молчали и Саша с Ниной. Только маленькая Вика догадалась:
– С Восьмым марта! – Как раз они на одном из уроков готовили к этому дню подарки мамам. Кто клеил коробочки из цветной бумаги, кто рисовал рисунки. Вика тоже нарисовала на листочке из альбома голубой цветок, над которым, протянув длинные лучи, сияло оранжевое солнце.
– Ёлки-палки! – пробормотал Фёдор. Не то, чтобы он не знал о празднике Восьмое марта. Напротив, каждый год к этому дню у них в таксопарке мужчины скидывались и покупали женщинам цветы – жёлтые мимозы или красные гвоздики, смотря что удавалось достать. Женщин в таксопарке работало мало, и тем приятней было в этот день видеть не суровое, как обычно, лицо диспетчера – громкоголосой Маши Лановой, а с непривычно милостивой, даже кокетливой улыбкой. Букетиков покупали много, не все женщины в этот день оказывались на месте, и оставшиеся неподаренными цветы разбирали кто хотел. Раза два приносил такие букетики Валентине и Фёдор. «Вспомнил!» – говорила в таких случаях Валентина, и трудно было догадаться, рада она вниманию мужа или недовольна, что оказывает он его всего только один раз в год. Но, по-видимому, Валентина всё-таки бывала довольна, потому что потом хвалилась и в своём ателье, и на кухне Нине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Когда они остановились у парадного под навесным лифтом, Лена подняла руку. В руке у неё был зажат целлофановый кулёчек с двумя веточками мимозы, и теперь он взметнулся вверх, как жёлтый флажок.
– Внимание! – провозгласила Лена. – Напоминаю: Мурзина и Бочкарёва поздравляют Анну Николаевну Полунину с праздником. Авдеев – цветы. Потом монтаж. Потом выступление танцевальной группы. За музыкальное сопровождение ответственный Агафонов. Предупреждаю…
Пока Лена говорила, Боря Авдеев потихоньку стукнул сумкой по спине стоящего впереди Коренькова – не со зла, просто так, потому что скучно было стоять и слушать Лену. Кореньков обернулся и тоже, размахнувшись сумкой, стукнул Авдеева.
– Кореньков! Ты зачем сюда явился? Драться? Если не будешь вести себя как следует… – Лена не успела сказать, что станется с Кореньковым в этом из ряда вон выходящем случае. Боря Авдеев потихоньку стукнул Игоря Агафонова, и Лена, тряся кулёчком с мимозой, воскликнула: – Авдеев! К тебе это тоже относится!
Они поднялись по лестнице, Света Мурзина нажала кнопку звонка, затем появилась и исчезла старая женщина, прежде чем Лена успела что-либо ей сказать.
В коридоре было прибито три вешалки. На одной из них одиноко висела тёмная одёжка Анны Николаевны. На второй – Сашина голубая куртка и Нинино пальтишко, то ли осеннее, то ли зимнее – на выбор, семисезонное, как, посмеиваясь, говорила сама Нина. А на третьей красовалась дублёнка с белой лохматой опушкой, финский плащ с тёплой подстёжкой, принадлежавший Фёдору, да пониже, на специальном крючке, ярким пятном сияло красное пальтишко Вики. Ребята побросали на пол свои ранцы и сумки и стали вешать пальто, занимая без разбора все три вешалки. На шум и вороний галдёж выскочила из кухни Вика, за ней – с не меньшим любопытством Нина и сама Валентина. Отложив конспект по страшному, как и каждый предстоящий зачёт или экзамен, ТММ, выглянул в коридор долговязый Саша. Вышел даже Фёдор. Валентина, увидев, что рядом с её дублёнкой навешана целая груда пальтишек, уже хотела было крикнуть, чтобы ребята не смели занимать чужую вешалку, но её отвлекла Вика. Одна из девочек, уже успевшая раздеться, раскрыла свой пластиковый пакет и достала оттуда белую коротенькую юбочку с лифом и бретельками, встряхнула, расправляя оборки. Это ещё во второй четверти, когда в школе начал работать танцевальный кружок, мама Оли Дорожко купила на всех участниц кружка белого нейлона, из которого обычно делают занавески. Она же достала и выкройки. Шили юбочки кому мама, кому бабушка, а Катя Озеркова – как говорили – сшила себе по выкройке сама. И вот теперь Вика с восхищением смотрела на белую юбочку в руках одной из девочек.
– Мам, и мне такую сшей! – попросила она.
– Я тебе ещё лучше сошью, – пообещала Валентина. – Только учись, чтобы всё на пятёрки, – а про вешалку говорить не стала.
– Пирогами пахнет, – потянул носом кто-то из мальчишек.
– Ага, мамка пироги печёт. С капустой, – сказала Вика. – Она всегда но субботам печёт.
Двери в комнату Анны Николаевны, пропустив ребят, так и остались распахнутыми. И теперь в дверях толпились соседи. По плану, составленному Леной, поздравить Полунину должны были Света Мурзина и Наташа Бочкарёва. Всё распределено. Света начнёт: «Дорогая Анна Николаевна!», а Наташа подхватит: «Поздравляем вас от имени всех тимуровцев…» «… С Международным женским днём Восьмого марта!» – закончит Света. И следом Боря Авдеев преподнесёт цветы. Составляя этот план, Лена представляла себе, хоть и незнакомое, но приветливо улыбающееся лицо неведомой Анны Николаевны Полуниной, над которой её ребята так удачно начали шефство. Лена уже даже написала заметку о тимуровской работе отряда. «Наши тимуровцы взяли шефство над одиноким человеком, женой павшего смертью храбрых фронтовика, Анной Николаевной Полуниной, – писала Лена, – Когда Анна Николаевна заболела, пионерки Света Мурзина и Наташа Бочкарёва сбегали в аптеку за лекарством. Анна Николаевна была очень довольна и от всего сердца поблагодарила пионерок». О том, что Анна Николаевна Полунина была очень довольна и благодарила пионерок, Лена приписала от себя. Но она нисколько не сомневалась, что могло быть иначе. Заметка была одобрена Ириной Александровной. Ирина Александровна, прочитав её, внесла только одну поправку: слово «женой» она зачеркнула и сверху написала «вдовой», вот и всё. Ленина заметка должна была появиться на первом месте, следом за передовицей в праздничной стенгазете. Но сейчас эта Анна Николаевна Полунина, не воображаемая, а живая, в тёмном платье, с седым жиденьким пучком волос, не то чтобы с улыбкой, а с хмурым неудовольствием стояла посреди собственной комнаты, а в двери с удивлением и любопытством заглядывали какие-то посторонние люди. Лена забеспокоилась, что ребята могут растеряться в такой сложной обстановке и всё напутают, поэтому, нарушив тщательно составленный план, она выступила вперёд сама:
– Дорогая Анна Николаевна! От имени всех тимуровцев нашей школы, – громко и чётко начала Лена, – поздравляем вас с праздником…
– А какой это праздник у старухи? – громким шёпотом спросил Фёдор жену, прежде, чем Лена успела закончить. Валентина пожала плечами. Недоумённо молчали и Саша с Ниной. Только маленькая Вика догадалась:
– С Восьмым марта! – Как раз они на одном из уроков готовили к этому дню подарки мамам. Кто клеил коробочки из цветной бумаги, кто рисовал рисунки. Вика тоже нарисовала на листочке из альбома голубой цветок, над которым, протянув длинные лучи, сияло оранжевое солнце.
– Ёлки-палки! – пробормотал Фёдор. Не то, чтобы он не знал о празднике Восьмое марта. Напротив, каждый год к этому дню у них в таксопарке мужчины скидывались и покупали женщинам цветы – жёлтые мимозы или красные гвоздики, смотря что удавалось достать. Женщин в таксопарке работало мало, и тем приятней было в этот день видеть не суровое, как обычно, лицо диспетчера – громкоголосой Маши Лановой, а с непривычно милостивой, даже кокетливой улыбкой. Букетиков покупали много, не все женщины в этот день оказывались на месте, и оставшиеся неподаренными цветы разбирали кто хотел. Раза два приносил такие букетики Валентине и Фёдор. «Вспомнил!» – говорила в таких случаях Валентина, и трудно было догадаться, рада она вниманию мужа или недовольна, что оказывает он его всего только один раз в год. Но, по-видимому, Валентина всё-таки бывала довольна, потому что потом хвалилась и в своём ателье, и на кухне Нине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28