Пули буравили догорающие стены домов.
– Сейчас они вызовут танки, – хмуро предсказал Багинский. – Мне-то уже все равно. Ну вот еще один, – приготовился он уложить очередного гитлеровца, взятого на мушку.
Ближайший танк (им отчетливо виден был черный крест, обведенный белой каемкой) развернул свою башню прямо на них. Снаряд, пущенный в окно, прошил дом насквозь и разорвался далеко на лугу.
– Вот дьявол! Я при всем желании не сумел бы так прицелиться, – с восхищением ругнулся сержант Валясек.
– Пан капитан, слева танки! – раздался тревожный голос.
Все повернули головы. По лугу неслась танковая рота, отрезая им все возможности для отступления.
– Видно, придется здесь головы сложить!
– Ничего не поделаешь, – говорили они, как бы ожесточаясь в своем упорстве, продолжали стрелять по приближавшимся немцам. – Но не могут же нас бросить вот так, на произвол судьбы.
– Да это же наши танки! – крикнул обрадованный Фрончак. – Поднимайтесь, ребята, иначе, чего доброго, пустите корни… Теперь уж мы их погоним!
– Приготовить гранаты! Сменить диски, – приказал старшина роты, его лицо заливал пот, словно он только что пил воду из-под крана и не успел утереться.
– Ура! Ура!
– Хоть бы разочек пощекотать их штыком, да они не любят рукопашной…
Немцы между тем стремительно откатывались. Их танки, дав залп, скрылись за деревьями. Снаряды, пущенные вслепую, выковыривали болотные кочки на лугу, и разрывы их отзывались глухим эхом, словно это лопались наполненные воздухом бумажные кульки.
Станковые пулеметы молотили по стенам догоравших домов.
– Осторожно! Не высовываться!.. Не хватало только заработать от своих! – поучал их Наруг, перебегая от забора к забору. – Что-то немцев спешка одолела…
Польские танки уже ворвались в деревушку. Солдаты под защитой их брони устремились прямо по огородам, топча заботливо ухоженные грядки, на которых кудрявился молодой салат. Залевскому настолько хотелось пить, что он на бегу вырвал зеленый побег, отряхнул землю с корней и принялся жевать его, чувствуя, как кислая от порохового дыма слюна заполнила рот.
Немцы спешили оторваться от танков, принявших на себя основной удар: им приходилось прикрывать пехоту. Один из танков попытался преградить путь атакующим. Скрытый за разрушенным домом, он выезжал, стрелял и тут же подавался назад. Эта игра в прятки продолжалась бы значительно дольше, если бы наперерез ему через сады не двинулся польский танк, который ударил по нему с такой силой, что у того башню своротило набок.
Деревня пылала, столбы огня вставали над крышами, пламя перебрасывалось на ближние деревья, потрескивали листья, свертываясь от жары.
– Бачох! – заорал обрадованный Залевский. – Ты жив!
– Михал! А мы уже оплакивали тебя, – сжимал в объятиях пропавшего друга Наруг.
– Посмотрите, – показал Бачох рукой на трупы расстрелянных пленников. Он стоял, понурившись, в шинели, с ранцем за плечами, держа в руке «позаимствованный» у мертвого немца автомат. – Я ничем не мог им помочь… Я бы открыл огонь. Но дом рухнул. Оружие осталось под обломками. Их расстреляли на моих глазах…
Только теперь, оказавшись среди своих, он дал волю слезам. Слезы текли по щекам, оставляя отчетливые следы на его грязном лице.
Из-за домов двое пехотинцев гнали толпу немцев. Они безропотно бежали, с поднятыми вверх руками, мечтая оказаться подальше от фронта и от своих, которые после последнего призыва фюрера считали, что нет такого положения, в каком солдат имел бы право сдаться в плен. Воззвания на стенах домов требовали: «Сражаться, хотя бы тебе суждено было погибнуть. Для чего жизнь, если Германия не одержит победу!»
Бачох вскинул автомат, но Войтек успел ударить по стволу.
– Ты что, стрелять в пленного? – проворчал он с упреком.
– А они могли наших… раненых… – бормотал, как в лихорадке, Бачох.
– Вон там у тебя немцы, – показал капрал рукой на запад. – Они еще воюют… По ним и стреляй!
Уязвленный Михал склонился над убитыми. Залевский присел на корточках возле Острейко и мягким движением руки прикрыл ему веки.
– Ведь мы не оставим их так? – спросил Михал. – Надо похоронить их по-человечески.
– Этим займутся другие. – Капрал стряхнул комки штукатурки, застрявшие в волосах друга, и протянул ему каску, лежавшую около мертвых. – Пошли!
За спиной у них разорвался снаряд. Немецкая артиллерия открыла беспокоящий огонь, но у немцев не хватало наблюдателей.
Наступление продолжалось. Разведрота присоединилась к какому-то батальону и упорно продолжала наступать.
Немцы откатывались, потеряв надежду сдержать атакующих, их не сдержали ни широко разлившаяся Одра, ни глубоко эшелонированная линия обороны с минными полями и проволочными заграждениями.
Они преодолевали второй вал за руслом Старого канала. Капитан Поляк обернулся, окинул взглядом эту сырую равнину, которую они только что прошли. Он увидел высокий берег, где еще сегодня утром они сидели в окопах, увидел порозовевшую в заходящих лучах солнца реку. Саперы трудились у понтонного моста, по которому катили грузовики с орудиями на прицепах. Артдивизионы меняли свои позиции. Нескончаем был поток бегущей пехоты, устремленной вперед – рота за ротой, батальон за батальоном.
Высоко в небе над дымом горящих деревень кружили советские истребители, не подпуская к переправе немецких пикировщиков. Капитан почувствовал огромное облегчение. Операция удалась: прорыв час от часу ширится.
Он видел поручика Качмарека, который указывал отделениям, в каком направлении двигаться, увидел приземистую фигуру капрала Наруга и грузного сержанта Валясека, который нес на плече трофейный ручной пулемет.
И в этот момент пронесся артиллерийский снаряд. Он разорвался довольно далеко, только один осколок отлетел в сторону и вонзился в грудь капитана. Тот еще силился что-то крикнуть, но хлынувшая горлом кровь наполнила рот и оборвала крик. Он попытался поднять руку, чтобы отереть губы, но не мог высвободить ее из складок плащ-палатки и скатился вниз по травянистому склону.
Солдат, который вел его лошадь под уздцы, подбежал к командиру:
– Осторожнее, пан капитан!
Он помогал ему подняться, думая, что капитан поскользнулся. Но тело офицера тяжело повисло у него на руках, и солдат опустил его на траву, потрясенный, не понимая, как и когда это произошло…
Разведрота сгрудилась у дороги. Солдаты ждали, когда наступит минута прощания с павшими товарищами. Пользуясь коротким отдыхом, они лежали на траве. Вспоминали обширнейшие познания Острейко в рыбацком деле, потому что он был завзятым рыбаком и в любом водоеме на каждом привале обязательно хотел попытать счастья. В этом отношении он был прямо-таки неутомим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Сейчас они вызовут танки, – хмуро предсказал Багинский. – Мне-то уже все равно. Ну вот еще один, – приготовился он уложить очередного гитлеровца, взятого на мушку.
Ближайший танк (им отчетливо виден был черный крест, обведенный белой каемкой) развернул свою башню прямо на них. Снаряд, пущенный в окно, прошил дом насквозь и разорвался далеко на лугу.
– Вот дьявол! Я при всем желании не сумел бы так прицелиться, – с восхищением ругнулся сержант Валясек.
– Пан капитан, слева танки! – раздался тревожный голос.
Все повернули головы. По лугу неслась танковая рота, отрезая им все возможности для отступления.
– Видно, придется здесь головы сложить!
– Ничего не поделаешь, – говорили они, как бы ожесточаясь в своем упорстве, продолжали стрелять по приближавшимся немцам. – Но не могут же нас бросить вот так, на произвол судьбы.
– Да это же наши танки! – крикнул обрадованный Фрончак. – Поднимайтесь, ребята, иначе, чего доброго, пустите корни… Теперь уж мы их погоним!
– Приготовить гранаты! Сменить диски, – приказал старшина роты, его лицо заливал пот, словно он только что пил воду из-под крана и не успел утереться.
– Ура! Ура!
– Хоть бы разочек пощекотать их штыком, да они не любят рукопашной…
Немцы между тем стремительно откатывались. Их танки, дав залп, скрылись за деревьями. Снаряды, пущенные вслепую, выковыривали болотные кочки на лугу, и разрывы их отзывались глухим эхом, словно это лопались наполненные воздухом бумажные кульки.
Станковые пулеметы молотили по стенам догоравших домов.
– Осторожно! Не высовываться!.. Не хватало только заработать от своих! – поучал их Наруг, перебегая от забора к забору. – Что-то немцев спешка одолела…
Польские танки уже ворвались в деревушку. Солдаты под защитой их брони устремились прямо по огородам, топча заботливо ухоженные грядки, на которых кудрявился молодой салат. Залевскому настолько хотелось пить, что он на бегу вырвал зеленый побег, отряхнул землю с корней и принялся жевать его, чувствуя, как кислая от порохового дыма слюна заполнила рот.
Немцы спешили оторваться от танков, принявших на себя основной удар: им приходилось прикрывать пехоту. Один из танков попытался преградить путь атакующим. Скрытый за разрушенным домом, он выезжал, стрелял и тут же подавался назад. Эта игра в прятки продолжалась бы значительно дольше, если бы наперерез ему через сады не двинулся польский танк, который ударил по нему с такой силой, что у того башню своротило набок.
Деревня пылала, столбы огня вставали над крышами, пламя перебрасывалось на ближние деревья, потрескивали листья, свертываясь от жары.
– Бачох! – заорал обрадованный Залевский. – Ты жив!
– Михал! А мы уже оплакивали тебя, – сжимал в объятиях пропавшего друга Наруг.
– Посмотрите, – показал Бачох рукой на трупы расстрелянных пленников. Он стоял, понурившись, в шинели, с ранцем за плечами, держа в руке «позаимствованный» у мертвого немца автомат. – Я ничем не мог им помочь… Я бы открыл огонь. Но дом рухнул. Оружие осталось под обломками. Их расстреляли на моих глазах…
Только теперь, оказавшись среди своих, он дал волю слезам. Слезы текли по щекам, оставляя отчетливые следы на его грязном лице.
Из-за домов двое пехотинцев гнали толпу немцев. Они безропотно бежали, с поднятыми вверх руками, мечтая оказаться подальше от фронта и от своих, которые после последнего призыва фюрера считали, что нет такого положения, в каком солдат имел бы право сдаться в плен. Воззвания на стенах домов требовали: «Сражаться, хотя бы тебе суждено было погибнуть. Для чего жизнь, если Германия не одержит победу!»
Бачох вскинул автомат, но Войтек успел ударить по стволу.
– Ты что, стрелять в пленного? – проворчал он с упреком.
– А они могли наших… раненых… – бормотал, как в лихорадке, Бачох.
– Вон там у тебя немцы, – показал капрал рукой на запад. – Они еще воюют… По ним и стреляй!
Уязвленный Михал склонился над убитыми. Залевский присел на корточках возле Острейко и мягким движением руки прикрыл ему веки.
– Ведь мы не оставим их так? – спросил Михал. – Надо похоронить их по-человечески.
– Этим займутся другие. – Капрал стряхнул комки штукатурки, застрявшие в волосах друга, и протянул ему каску, лежавшую около мертвых. – Пошли!
За спиной у них разорвался снаряд. Немецкая артиллерия открыла беспокоящий огонь, но у немцев не хватало наблюдателей.
Наступление продолжалось. Разведрота присоединилась к какому-то батальону и упорно продолжала наступать.
Немцы откатывались, потеряв надежду сдержать атакующих, их не сдержали ни широко разлившаяся Одра, ни глубоко эшелонированная линия обороны с минными полями и проволочными заграждениями.
Они преодолевали второй вал за руслом Старого канала. Капитан Поляк обернулся, окинул взглядом эту сырую равнину, которую они только что прошли. Он увидел высокий берег, где еще сегодня утром они сидели в окопах, увидел порозовевшую в заходящих лучах солнца реку. Саперы трудились у понтонного моста, по которому катили грузовики с орудиями на прицепах. Артдивизионы меняли свои позиции. Нескончаем был поток бегущей пехоты, устремленной вперед – рота за ротой, батальон за батальоном.
Высоко в небе над дымом горящих деревень кружили советские истребители, не подпуская к переправе немецких пикировщиков. Капитан почувствовал огромное облегчение. Операция удалась: прорыв час от часу ширится.
Он видел поручика Качмарека, который указывал отделениям, в каком направлении двигаться, увидел приземистую фигуру капрала Наруга и грузного сержанта Валясека, который нес на плече трофейный ручной пулемет.
И в этот момент пронесся артиллерийский снаряд. Он разорвался довольно далеко, только один осколок отлетел в сторону и вонзился в грудь капитана. Тот еще силился что-то крикнуть, но хлынувшая горлом кровь наполнила рот и оборвала крик. Он попытался поднять руку, чтобы отереть губы, но не мог высвободить ее из складок плащ-палатки и скатился вниз по травянистому склону.
Солдат, который вел его лошадь под уздцы, подбежал к командиру:
– Осторожнее, пан капитан!
Он помогал ему подняться, думая, что капитан поскользнулся. Но тело офицера тяжело повисло у него на руках, и солдат опустил его на траву, потрясенный, не понимая, как и когда это произошло…
Разведрота сгрудилась у дороги. Солдаты ждали, когда наступит минута прощания с павшими товарищами. Пользуясь коротким отдыхом, они лежали на траве. Вспоминали обширнейшие познания Острейко в рыбацком деле, потому что он был завзятым рыбаком и в любом водоеме на каждом привале обязательно хотел попытать счастья. В этом отношении он был прямо-таки неутомим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25