– Было и прошло. Чего ради искать врагов, если у нас есть один – самый заклятый враг. Слышишь, как его молотят русские? Он уперся на Одре и не думает отступать.
До них доносились как бы отголоски грозы, разразившейся где-то у горизонта. Это уже говорил фронт.
– А ты пойми Войтека: всю его родню немцы уничтожили, а деревню сожгли за то, что крестьяне помогали партизанам.
Из лесу показались солдаты, конвоировавшие пленных, которые тащили на себе рацию. Солдаты оживленно переговаривались, будто возвращались с удачной охоты. Они курили трофейные сигары.
– А где капрал? – забеспокоился Валясек.
– Он остался возле вышки, немца поджидает, – ответил Залевский.
– Тогда отправляйся туда, передай ему, чтобы возвращался прямо в деревню.
– Но ведь он хотел остаться один… Приказал мне…
– Теперь я даю тебе новый приказ. Отправляйся за капралом!
– Слушаюсь! – Залевский небрежно отдал честь и, пригнувшись, скрылся за ветвями молодого сосняка. Но, наученный недавним происшествием, он снял с плеча автомат, поставив его на боевой взвод.
Он подражал Наругу и шел вперед все увереннее. Его злило, если он случайно задевал плечом ветку. Посвистывали птицы. Было спокойно.
Возле триангуляционной вышки лежал ничком мертвый немец, а чуть дальше – палка с привязанным к ней платком… Залевский поднял голову. В вышине, на фоне медленно проплывавшего облака, он увидел свесившиеся руки второго немца.
Он взобрался по лестнице, немного побаиваясь, как бы его не подстрелили, когда он повернется спиной к лесу. У немца, которого он обратил к солнцу лицом, молодого и веснушчатого, были ощерены зубы, будто он улыбался. Залевский извлек у него из кармана документы и фотографию худенькой девушки-блондинки, с надписью: «Гансу». Залевский накинул на плечо ремень телефонного аппарата. Оборванный шнур заскользил с глухим стуком вниз по бревнам.
– А ведь грозился взять пленного. – Залевский постоял над телом убитого. Ему даже немного сделалось жаль немца: такой молодой и будет гнить в земле.
Тяжелая телефонная коробка соскальзывала с плеча, била по боку.
Он перешагнул через раскинутые ноги убитого, который судорожно вцепился пальцами в траву. Муравьи сновали по его побелевшему уху и складкам на затылке. «Неплохие у него сапоги», – подумал он, с чувством облегчения углубляясь в чащу.
Солнце уже скрылось за лесом, но было еще светло. По дороге двигались грузовые машины. Они шли с большими интервалами, чтобы пыль не летела на сидящих в кузове солдат. На восток тянулась колонна Раненых. Залевский ощутил запах дезинфекции и гноящихся ран…
Капитан Поляк сидел за столом, вынесенным во двор из разбитого дома, заканчивая вместе с поручиком Качмареком допрос пленных. Исподлобья поглядывая на них, он долго слюнявил конверт, в который сунул их документы. Пленных направляли в штаб полка. Сержант Валясек с облегчением подвел Залевского.
– Только что прибыл…
– А где Войтек? – забеспокоился капитан. – Его, случайно, не ухлопали?
– Нет. Я обошел вышку вокруг. Ни слуху ни духу… Наверняка орудует по-своему.
– Человек не иголка, найдется, – неуверенно поддержал его старшина роты.
– А если его пристукнули и закопали? Откуда ты знаешь, сколько их там еще скрывается: если бы ты хорошенько прочесал, возможно, не одного бы вспугнул, – поднял руку Качмарек. – С наступлением темноты мы выступаем. Поэтому медлить нельзя. Бери людей и без капрала не возвращайся!
– Веди! – Валясек подтолкнул вперед Залевского. – Неужели человек не имеет права минутку посидеть спокойно?…
Збышек успел услышать еще, как капитан отчитывал Качмарека:
– Как ты мог отпустить Наруга? Ведь он – лучший наш разведчик, у него настоящий нюх… Он всегда готов идти на риск…
– Он сам полез, ему никто не приказывал. Откуда я мог знать, что его черт дернет преследовать врага в одиночку, свои счеты сводит с Гитлером. Уж я ему натру уши, когда вернется…
– Дай бог, чтобы живым вернулся, – развел руками капитан, потягиваясь и зевая, как наработавшийся косарь.
Повар принес два котелка с гуляшом, потом сунул руку в карман, и извлек две рюмки толстого стекла, вопросительно поглядывая на офицеров.
– Давай, дорогой, – пальцем показал капитан. – Чуть-чуть!
Из другого брючного кармана повар вытянул бутылку, обернутую в газету, и наполнил обе рюмки. Офицеры поспешно выпили и принялись за еду.
Капитан оторвал корочку от пайки и, обмакнув в соль, насыпанную в крышку от котелка, с удовольствием принялся жевать.
На дороге – рокот моторов: движутся советские танки. Солдаты завернулись от пыли в плащ-палатки.
Поляки, собравшись у обочины, с удовлетворением взирали на стальную реку, что текла им на подмогу к Одре.
– Привет, союзники!
– Здравствуйте, молодцы!
– Сколько до Берлина?
– На полном ходу – часа три.
– Подождите нас!
– Мы тоже собираемся туда с визитом!
– Мы им припомним Варшаву! – добавил Залевский.
Они сбились толпой, потому что веселая девушка с двумя косичками, желтым флажком преградила им путь.
– Пропусти, Маруся, – наседал Валясек.
– Я не Маруся, я Тамара, – быстро повернулась она к нему. – Подождите минуточку…
– Таня, будь любезна, – попросил он.
– Нельзя. Чего смотрите, бабы не видели?…
Они прошли совсем близко от нее, стараясь, словно невзначай, слегка коснуться ее. Им всем нравилась эта темноволосая девушка с чуть раскосыми, живыми глазами.
– К регулировщицам лучше не лезь, – поучал Залевского старый служака, – бесполезно. А уж если отбреет, солдат заткнется, во какой язычок!
– А эта симпатичная, мне бы только время, я бы ее приручил, стала бы как шелковая.
На дороге – пыль столбом и голубоватый дым выхлопов. Когда солдаты перебежали на другую сторону Шоссе, по нему снова потянулись армейские обозы. Теперь они шагали повеселевшие. Вдруг из лесу им навстречу вышел Наруг, конвоируя немца, с ног до головы заляпанного грязью.
– Войтек!
– Слава богу, ты жив, а мы уже беспокоились…
– Капитан о тебе спрашивал, – сказал Валясек и похлопал его по плечу, словно проверяя, не привидение ли перед ним, но тотчас с отвращением стал вытирать измазанную грязью руку о траву. – Чем ты занимался? Вымазался, как свинья!
– Пришлось вытягивать его из болота. В камыши нырнул. Утку из себя изображал, скотина. Держи руки на затылке! – рявкнул он на немца, который отирал измазанную физиономию тыльной стороной ладони. – Проклятый гитлеровец, своего же ухлопал за то, что тот хотел сдаться! А потом дал деру в болото, думал, я его не выловлю.
Залевскому стало не по себе: он понял, что несправедливо обвинял приятеля. Но ему стыдно было признать свою неправоту и протянуть Войтеку руку в знак примирения. И он решил при первом удобном случае как-нибудь загладить размолвку, пора положить конец взаимной неприязни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25