— Грабителя?
— Нет, собаку.
— Шутка, — сказал я.
Пупсик кивнул и, склонив голову набок, окинул меня проницательным взглядом Шерлока Холмса, словно понял, что для общения с этим типом следовало выбрать иную тактику, описанную на следующей странице учебника в упражнении под заголовком «Когда имеешь дело с идиотами».
— Надеюсь, вам удастся поймать его… их. Желаю удачи.
— Спасибо. — Офицер Пупсик выдавил любезную улыбку. — Что ж, все, пожалуй. Больше я вас не побеспокою.
— Если я что-нибудь вспомню…
— Ах, да, верно. Если вы что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста, по этому номеру. — Пошарив в нагрудном кармане рубашки, он выудил визитку и повернулся, собираясь уходить, но вдруг замер и снова посмотрел на меня. — Да, вот еще, насчет этого парня… как его… Лир, Джеймс Лир.
— Он мой студент.
— Это понятно. А вы случайно не знаете, как с ним можно связаться?
— Насколько мне известно, он живет у своей тети в Саут-Хиллз, на Маунтан-Лебанон. Возможно, у меня на работе есть его телефон. Если хотите, можем проехать в офис.
Он немного постоял, задумчиво глядя в пространство и дергая себя за мочку уха, словно пытался заново осознать все, что я ему наговорил.
— Не стоит, я могу подождать до понедельника.
— Как скажете, офицер.
Он, наконец, повернулся и направился к своей машине.
— Симпатичный автомобиль, — сказал он, проходя мимо стоящего на дорожке «гэлекси». Вдруг лицо Пупсика исказилось болезненной гримасой. — Бедняжка. — Он сокрушенно покачал большой лопоухой головой.
Я понятия не имел, о чем он говорит. Можно было подумать, что сквозь крышку багажника полицейский увидел лежащее внутри мертвое тело Доктора Ди.
— Да-а, — вздохнул я, закрывая дверь, — очень жаль бедняжку.
Я вернулся в кабинет и, остановившись на пороге, долгим взглядом посмотрел на Джеймса Лира. Неожиданно из глубины дома донеслось трагическое всхлипывание аккордеона, затем из соседней комнаты раздался надрывный кашель и сдержанные проклятия — Крабтри проснулся и закурил свою первую утреннюю сигарету. Я вдруг отчетливо представил Ирвина Воршоу: положив телефонную трубку, он так и остался стоять в прихожей, бесцельно нажимая на кнопки «Хронотрона», чтобы в очередной раз получить исчерпывающие сведения о состоянии окружающей среды и движении небесных тел. Мне безумно захотелось обнять старину Ирвина, прижаться щекой к его небритой щеке и разделить вместе с ним, и с Эмили, со всей семьей Воршоу их поминальную трапезу. Они не стали моей семьей, и их Пасха — не мой праздник, но я был сиротой и атеистом и не мог отказаться от того немногого, что посылала мне судьба.
— Что мы теперь будем делать? — спросил Джеймс.
В гостиной раздался душераздирающий вопль, я повернулся и похромал на призывный голос телефона.
— Это я, — сказала Сара. — О, Грэди, как хорошо, что ты дома. Даже не знаю, с чего начать, тут произошло столько всяких неприятностей.
— Сара, дорогая, можешь подождать минутку? — спросил я, прежде чем повесить трубку.
Я вернулся в кабинет и выключил телевизор. — Джеймс, как насчет того, чтобы убраться отсюда подальше?
* * *
Я одолжил Джеймсу Лиру мою фланелевую рубашку и голубые джинсы, потом оделся сам, натянул старые ботинки на толстой рифленой подошве и выволок из глубины шкафа зеленый охотничий жилет. В одном из его многочисленных карманов я нашел засохший окурок и, порадовавшись находке, тут же употребил ее по назначению. Затем отыскал на кухне большую хозяйственную сумку и сложил в нее термос с остатками кофе, бутылку кока-колы, целлофановый пакетик с изюмом, четыре вареных яйца, зеленый банан и случайно найденный на дне холодильника кусок пиццы папперони, завернутый в блестящую металлическую фольгу. Для полноты ассортимента я бросил в сумку пачку сосисок в вакуумной упаковке — на тот случай, если программа нашего путешествия предусматривает пикник и разведение костра, — баночку душистого салатного перца и несколько побегов маринованного бамбука, упакованных в серую вощеную бумагу, в которую Эмили любила заворачивать сандвичи. Я рассовал по карманам жилета ручки, карандаши, зажигалку, маленькую записную книжку с тонко разлинованными страничками, большой швейцарский нож, дорожные карты штата Айдахо и Мексики, изданные Американской автомобильной ассоциацией, и еще кое-какие полезные вещи, найденные в ящике кухонного стола. Кто знает, что может пригодиться двум отважным путешественникам. Из кладовки под лестницей я прихватил старый шерстяной плед и фонарик. К этому моменту я уже перешагнул в тот привычный мир, где витает сладковатый запах марихуаны и странное чувство — нечто среднее между абсолютным счастьем и тихой паникой; сердце у меня в груди бухало, как кузнечный молот. Я представлял, что мы с Джеймсом отправляемся ловить форель в прозрачной горной реке где-нибудь в заповедном уголке Айдахо, и в то же время дрожал от напряжения, как будто нам предстояло во весь опор мчаться к мексиканской границе, удирая от своры разъяренных полицейских.
«Пока, может быть, еще увидимся», — сказал я, оставляя мой озадаченный дом один на один с его новыми обитателями.
На улице моросил все тот же мелкий дождь, казалось, он не прекращался со вчерашнего дня, но, в отличие от пятницы, сегодня, с приходом «иерэв песаха», на небе сияло солнце. Небо было таким голубым и высоким, что у меня в ушах раздался праздничный колокольный звон. От газона и тянущихся вдоль дорожки клумб поднимался легкий прозрачный пар. На кустах камелий покачивались бледно-розовые бутоны, усыпанные сверкающими дождевыми каплями. Мне почудилось, что я уловил первые признаки того загадочного смога, который приходит в Питсбург с наступлением лета, — горьковатый запах дымящих заводских труб и сладкий аромат дикой, не тронутой человеком земли, запах реки и сульфодиоксида, горячих автомобильных покрышек и лисьего меха. Я опустил руку в карман жилета и сжал рукоятку швейцарского ножа, ощутив внезапную надежду на лучшее, сосредоточившуюся на кончиках моих пальцев, и кофеиновое возбуждение, острой дрожью пробежавшее вдоль позвоночника. Затем мы прошли по дорожке, обогнули живую изгородь, и я увидел нечто вроде глубокого кратера на капоте моей машины, корявую звезду из морщин и царапин. «Бедняжка!»
— Как это случилось? — спросил Джеймс, проводя пальцем по неровному краю раны. Длинная полоска краски, как картофельная конура, слезла с покореженного металла и зеленой спиралью намоталась ему на палец. — Оп-ля.
— Проклятье! — Я стиснул зубы и зажмурил глаза: черная, смазанная дождевыми потоками фигура плясала в неровном свете фар, потом она взмыла в воздух и бросилась на лобовое стекло машины. До моего слуха долетел глухой звук, словно кто-то торжественно ударил в литавры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109