Почему-то мне стало стыдно.
— Выглядит скверно, — заметил Джеймс.
— Инфицированная рана, — сказал Ирвин и наклонился, чтобы получше рассмотреть мою ногу. На меня пахнуло маслом для волос, потом и запахом нового кожаного бумажника с легким оттенком апельсиновой цедры и листерина — я узнал аромат «Отважного тигра», лосьона после бритья, которым Ирвин пользовался в особенно торжественных случаях. Я крепко зажмурил глаза и подумал, суждено ли мне еще когда-нибудь вдохнуть эти знакомые запахи.
— Когда это случилось? — спросил Ирвин.
— Вчера вечером. Ему сделали все необходимые прививки, — добавил я, полагая, что в случае с Доктором Ди мое предположение, скорее всего, соответствует истине. — Лучше скажи, с чего вдруг ты взялся перечитывать этот старый роман?
— Не знаю. — Ирвин пожал плечами. — Вчера был в библиотеке и случайно наткнулся. Я думал о тебе. — Он шлепнул меня по колену, удар получился чувствительным — раненая лодыжка отозвалась дергающей болью. — Стой, не двигайся. Сейчас проведем дезинфекцию и сделаем перевязку.
Ирвин распрямился и отправился в свою лабораторию. Я стоял не двигаясь и смотрел на карту Марса, которую Ирвин вырезал из журнала «Нэйшнл Джеографик», и прикрепил цветными кнопками к стене над своим креслом. Растроганный его заботливостью, я с трудом сдерживал слезы.
— Итак, Джеймс, — сказал Ирвин, роясь в своих шкафах и ящиках; он вытаскивал пузырек, внимательно читал этикетку и запихивал его обратно, — насколько я понимаю, тебе нравится Франк Капра.
Я был уверен, что никогда не рассказывал тестю ни о Джеймсе Лире, ни о его увлечении кинематографом. Я с удивлением посмотрел на Джеймса. Он стоял возле кресла, сжимая в правой руке открытую книгу, а левую как-то странно прятал за спиной.
— Э-э, да, нравится… то есть нравился… Он умер прошлой осенью.
— Я знаю. — Ирвин вернулся в читальный зал, прихватив из лаборатории пакет с ватными тампонами, бутылку изопропилового спирта, бинт, рулончик скотча и потрескавшийся, наполовину использованный тюбик дезинфицирующей мази. Он тяжело вздохнул и начал медленно сгибаться.
— О-о, — простонал Ирвин, опускаясь на свое искусственное колено, — ой… ай!
Он смочил спиртом ватный тампон и стал осторожно промывать рану. Я вздрогнул.
— Щиплет?
— Немного.
— Ножом орудовал? — Он приподнял голову и окинул Джеймса быстрым взглядом.
Джеймс потупился, словно его уличили в преступлении.
— Иголкой.
— Эй, парни, о чем это вы?
— О его руке, — сказал Ирвин. — У него на руке нечто вроде художественной резьбы. Покажи ему.
Джеймс замешкался, потом нехотя вытащил руку из-за спины и отогнул рукав плаща. Я увидел бледно-розовые отметины, которые отдаленно напоминали буквы, процарапанные на тыльной стороне ладони.
— Джеймс Лир, — произнес я грозным голосом, — у тебя на руке написано «Франк Капра»?
Он кивнул.
— Я сделал надпись в день его смерти. Он умер в сентябре.
— О, господи. — Я покачал головой и посмотрел на согнутую спину Ирвина. — Он без ума от голливудских фильмов.
Ирвин взял тюбик и выдавил на палец маленький завиток мази.
— Ну, должны же они кому-то нравиться.
Легкими осторожными движениями он начал втирать мазь в рану. Хорошенько подумав, я решил, что эти четыре отметины, которые, возможно, навсегда останутся у меня на лодыжке, будут выглядеть столь же глупо, как шрамы на запястье Джеймса.
— Ну и как? — немного помолчав, спросил я.
— Что как?
— Как тебе книга?
— Я читал ее раньше.
— А в этот раз? Нравится?
— Это роман, написанный очень молодым человеком, — сказал Ирвин с ностальгической ноткой в голосе. — Он заставил меня вспомнить собственную молодость.
— Может быть, мне тоже пора его перечитать.
— Тебе? Я бы не сказал, что со временем ты становишься старше. — Фразу трудно было воспринять как комплимент. — Ну, и чья же это была собака?
— Ректора. — Я снова принялся старательно изучать марсианскую карту. — У нее в доме была небольшая вечеринка.
— А как же твой Праздник Слова? — Ирвин отстранился и, прищурив глаз, полюбовался на мои раны и свою работу хирурга. — И все твои студенты, как они без тебя?
— Ничего, завтра вернусь, а потом, я ведь прихватил с собой одного из моих студентов.
— Мудрый поступок, — Ирвин одобрительно кивнул. — Я помню вашего ректора. Очень милая женщина.
— Угу, — сказал я, впившись взглядом в ноздреватый марсианский кратер под названием Nix Olympica .
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил Ирвин.
— Привет, папа. Привет, Грэди. — В дверях показался Фил, или, точнее, его голова и верхняя часть туловища, правой рукой он навалился на ручку двери, как будто опасался, что может потерять равновесие и случайно переступить границу отцовских владений. Хотя в прошлом я несколько раз становился свидетелем проявления искренней любви и теплоты в отношениях между отцом и сыном, но, как правило, мужчины в семье Воршоу, общаясь друг с другом, чувствовали себя неловко и скованно. Обычно Ирвин сидел в своей будке, а территорией Фила, когда он приезжал домой, считался подвал; каждый предпочитал проводить время в своем убежище, и оба старались, чтобы их пути не пересекались.
— Познакомься, это Джеймс, — сказал я.
Фил кивнул:
— Привет. О боже, Грэди, что у тебя с ногой?
— Порезался, когда брился.
Он помолчал, наблюдая, как Ирвин отмотал кусок бинта и оторвал его зубами.
— Видели сиськи Деборы? — спросил Фил.
— Ага, — я энергично закивал головой.
Фил облизнул губы и ухмыльнулся:
— Да, я чего пришел… Мама велела спросить, может быть, наш малыш хочет посмотреть на мистера Гроссмана.
— Хочешь посмотреть, малыш? — спросил я Джеймса.
— Не знаю. — Джеймс окинул Фила осторожным взглядом. Фил был симпатичным парнем: высокий, стройный, с правильными чертами лица и смуглой кожей цвета крепкого чая с молоком, его коротко стриженные черные волосы топорщились на голове жестким ежиком. Фил был одет в узкие джинсы и белоснежную футболку, обтягивающую широкую мускулистую грудь и руки с выступающими рельефными бицепсами. — Кто он, этот мистер Гроссман?
— Змея, — ответил Фил, — степной удав, подвид боа-констриктор.
— Иди, Джеймс, взгляни, — бодрым голосом сказал Ирвин. — А я позабочусь о твоем учителе.
Джеймс пожал плечами и взглянул на меня. Я утвердительно кивнул. Он положил книгу на подлокотник кресла и послушно направился вслед за Филом. Мы услышали, как под их шагами загромыхали мостки.
— Надеюсь, из него получится неплохой писатель, — пробормотал Ирвин.
— Получится, — кивнул я. — Он хороший мальчик. Ну, может быть, слегка… замороченный.
— В таком случае ферма Воршоу самое подходящее для него место. Стой, не двигайся.
— Давай, Ирвин, я весь внимание.
— Не знаю, что уж там произошло… — Ирвин забинтовал мне ногу и, прижимая повязку одной рукой, другой взял рулончик скотча и поднес его ко рту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Выглядит скверно, — заметил Джеймс.
— Инфицированная рана, — сказал Ирвин и наклонился, чтобы получше рассмотреть мою ногу. На меня пахнуло маслом для волос, потом и запахом нового кожаного бумажника с легким оттенком апельсиновой цедры и листерина — я узнал аромат «Отважного тигра», лосьона после бритья, которым Ирвин пользовался в особенно торжественных случаях. Я крепко зажмурил глаза и подумал, суждено ли мне еще когда-нибудь вдохнуть эти знакомые запахи.
— Когда это случилось? — спросил Ирвин.
— Вчера вечером. Ему сделали все необходимые прививки, — добавил я, полагая, что в случае с Доктором Ди мое предположение, скорее всего, соответствует истине. — Лучше скажи, с чего вдруг ты взялся перечитывать этот старый роман?
— Не знаю. — Ирвин пожал плечами. — Вчера был в библиотеке и случайно наткнулся. Я думал о тебе. — Он шлепнул меня по колену, удар получился чувствительным — раненая лодыжка отозвалась дергающей болью. — Стой, не двигайся. Сейчас проведем дезинфекцию и сделаем перевязку.
Ирвин распрямился и отправился в свою лабораторию. Я стоял не двигаясь и смотрел на карту Марса, которую Ирвин вырезал из журнала «Нэйшнл Джеографик», и прикрепил цветными кнопками к стене над своим креслом. Растроганный его заботливостью, я с трудом сдерживал слезы.
— Итак, Джеймс, — сказал Ирвин, роясь в своих шкафах и ящиках; он вытаскивал пузырек, внимательно читал этикетку и запихивал его обратно, — насколько я понимаю, тебе нравится Франк Капра.
Я был уверен, что никогда не рассказывал тестю ни о Джеймсе Лире, ни о его увлечении кинематографом. Я с удивлением посмотрел на Джеймса. Он стоял возле кресла, сжимая в правой руке открытую книгу, а левую как-то странно прятал за спиной.
— Э-э, да, нравится… то есть нравился… Он умер прошлой осенью.
— Я знаю. — Ирвин вернулся в читальный зал, прихватив из лаборатории пакет с ватными тампонами, бутылку изопропилового спирта, бинт, рулончик скотча и потрескавшийся, наполовину использованный тюбик дезинфицирующей мази. Он тяжело вздохнул и начал медленно сгибаться.
— О-о, — простонал Ирвин, опускаясь на свое искусственное колено, — ой… ай!
Он смочил спиртом ватный тампон и стал осторожно промывать рану. Я вздрогнул.
— Щиплет?
— Немного.
— Ножом орудовал? — Он приподнял голову и окинул Джеймса быстрым взглядом.
Джеймс потупился, словно его уличили в преступлении.
— Иголкой.
— Эй, парни, о чем это вы?
— О его руке, — сказал Ирвин. — У него на руке нечто вроде художественной резьбы. Покажи ему.
Джеймс замешкался, потом нехотя вытащил руку из-за спины и отогнул рукав плаща. Я увидел бледно-розовые отметины, которые отдаленно напоминали буквы, процарапанные на тыльной стороне ладони.
— Джеймс Лир, — произнес я грозным голосом, — у тебя на руке написано «Франк Капра»?
Он кивнул.
— Я сделал надпись в день его смерти. Он умер в сентябре.
— О, господи. — Я покачал головой и посмотрел на согнутую спину Ирвина. — Он без ума от голливудских фильмов.
Ирвин взял тюбик и выдавил на палец маленький завиток мази.
— Ну, должны же они кому-то нравиться.
Легкими осторожными движениями он начал втирать мазь в рану. Хорошенько подумав, я решил, что эти четыре отметины, которые, возможно, навсегда останутся у меня на лодыжке, будут выглядеть столь же глупо, как шрамы на запястье Джеймса.
— Ну и как? — немного помолчав, спросил я.
— Что как?
— Как тебе книга?
— Я читал ее раньше.
— А в этот раз? Нравится?
— Это роман, написанный очень молодым человеком, — сказал Ирвин с ностальгической ноткой в голосе. — Он заставил меня вспомнить собственную молодость.
— Может быть, мне тоже пора его перечитать.
— Тебе? Я бы не сказал, что со временем ты становишься старше. — Фразу трудно было воспринять как комплимент. — Ну, и чья же это была собака?
— Ректора. — Я снова принялся старательно изучать марсианскую карту. — У нее в доме была небольшая вечеринка.
— А как же твой Праздник Слова? — Ирвин отстранился и, прищурив глаз, полюбовался на мои раны и свою работу хирурга. — И все твои студенты, как они без тебя?
— Ничего, завтра вернусь, а потом, я ведь прихватил с собой одного из моих студентов.
— Мудрый поступок, — Ирвин одобрительно кивнул. — Я помню вашего ректора. Очень милая женщина.
— Угу, — сказал я, впившись взглядом в ноздреватый марсианский кратер под названием Nix Olympica .
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил Ирвин.
— Привет, папа. Привет, Грэди. — В дверях показался Фил, или, точнее, его голова и верхняя часть туловища, правой рукой он навалился на ручку двери, как будто опасался, что может потерять равновесие и случайно переступить границу отцовских владений. Хотя в прошлом я несколько раз становился свидетелем проявления искренней любви и теплоты в отношениях между отцом и сыном, но, как правило, мужчины в семье Воршоу, общаясь друг с другом, чувствовали себя неловко и скованно. Обычно Ирвин сидел в своей будке, а территорией Фила, когда он приезжал домой, считался подвал; каждый предпочитал проводить время в своем убежище, и оба старались, чтобы их пути не пересекались.
— Познакомься, это Джеймс, — сказал я.
Фил кивнул:
— Привет. О боже, Грэди, что у тебя с ногой?
— Порезался, когда брился.
Он помолчал, наблюдая, как Ирвин отмотал кусок бинта и оторвал его зубами.
— Видели сиськи Деборы? — спросил Фил.
— Ага, — я энергично закивал головой.
Фил облизнул губы и ухмыльнулся:
— Да, я чего пришел… Мама велела спросить, может быть, наш малыш хочет посмотреть на мистера Гроссмана.
— Хочешь посмотреть, малыш? — спросил я Джеймса.
— Не знаю. — Джеймс окинул Фила осторожным взглядом. Фил был симпатичным парнем: высокий, стройный, с правильными чертами лица и смуглой кожей цвета крепкого чая с молоком, его коротко стриженные черные волосы топорщились на голове жестким ежиком. Фил был одет в узкие джинсы и белоснежную футболку, обтягивающую широкую мускулистую грудь и руки с выступающими рельефными бицепсами. — Кто он, этот мистер Гроссман?
— Змея, — ответил Фил, — степной удав, подвид боа-констриктор.
— Иди, Джеймс, взгляни, — бодрым голосом сказал Ирвин. — А я позабочусь о твоем учителе.
Джеймс пожал плечами и взглянул на меня. Я утвердительно кивнул. Он положил книгу на подлокотник кресла и послушно направился вслед за Филом. Мы услышали, как под их шагами загромыхали мостки.
— Надеюсь, из него получится неплохой писатель, — пробормотал Ирвин.
— Получится, — кивнул я. — Он хороший мальчик. Ну, может быть, слегка… замороченный.
— В таком случае ферма Воршоу самое подходящее для него место. Стой, не двигайся.
— Давай, Ирвин, я весь внимание.
— Не знаю, что уж там произошло… — Ирвин забинтовал мне ногу и, прижимая повязку одной рукой, другой взял рулончик скотча и поднес его ко рту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109