Его черные набриолиненные волосы топорщились в разные стороны.
— Привет, Грэди.
— Доброе утро, Джеймс.
— Полицейский? Это правда?
— Боюсь, что да.
После некоторой борьбы ему удалось выпутаться из простыни и перекатиться на спину. Он приподнялся на локтях, поморгал сначала одним глазом, потом другим, затем, приоткрыв рот, подвигал нижней челюстью, словно проверяя, насколько слаженно работают суставы и мышцы его нового тела. Одеяло соскользнуло вниз, открыв плечи и голый живот Джеймса, на котором отпечатались складки от простыни. На плечах были видны лиловые засосы и красные следы от зубов Крабтри.
— Чего он хочет?
— Ну, думаю, он хочет узнать, что случилось в доме ректора.
Джеймс молча откинулся на спину и уставился в потолок. Его левый висок прижался к локтю Крабтри.
— Ты ужасно храпишь, — сказал он, не глядя на Терри.
— Угу, многие жалуются. — Крабтри слегка подтолкнул Джеймса локтем. — Иди, Джимми, не трусь. Ты все запомнил? Скажешь как я велел.
Джеймс кивнул и медленно сел на постели. Он с сожалением посмотрел на свою остывающую подушку, затем резко повернулся в мою сторону:
— Я готов. — Он откинул простыню и, сверкнув голой задницей, спрыгнул с кровати. Джеймс одевался быстро и решительно. Отыскав среди разбросанных по комнате вещей свою одежду, он натянул трусы, влез в джинсы и поднял с пола мою фланелевую рубашку. Джеймс начал застегивать пуговицы и вдруг замер, заметив у себя на плече сочный лиловый засос. Он мягко коснулся его пальцами и посмотрел на Крабтри. Губы Джеймса расползлись в улыбке — кривовато-смущенной и почти благодарной. Я подумал, что в свое первое утро, после того как он стал любовником мужчины, Джеймс не выглядит особенно удивленным или расстроенным. Застегивая пуговицы моей рубашки, он продолжал поглядывать на Крабтри. В его взгляде не было слащавой сентиментальности, лишь легкое недоумение — словно, изучая своего нового друга, он пытался запомнить, как выглядят его колени и локти.
— Интересно, — начал я, — и что же ты велел ему говорить?
— О, он скажет, что ему очень, очень жаль, что он случайно убил собаку и готов понести любое наказание.
Джеймс согласно кивнул и полез под кровать за носками.
Я тяжело вздохнул:
— Боюсь, одними извинениями он не отделается.
Джеймс вылез из-под кровати.
— Кажется, я оставил ботинки в холле.
— Не думаю, что они тебе понадобятся. — Крабтри беззаботно махнул рукой. — В самом деле, не собирается же он тебя арестовать.
В холле громко скрипнула половица и раздалось позвякивание какого-то металлического предмета. Мы вздрогнули и переглянулись.
— Мистер Трипп, — послышался голос офицера Пупсика, — у вас все в порядке?
— Да-да, — крикнул я, — мы идем. — Я взял Джеймса за плечо и развернул лицом к двери. — Пошли, Джимми.
Уже стоя на пороге спальни, Джеймс обернулся и указал подбородком на лежащую возле кровати рукопись.
— Ну как? — спросил он.
Крабтри так сильно откинул голову, что его длинные волосы рассыпались по плечам, и с прищуром посмотрел на Джеймса. Я подумал, что редактор — это своего рода Оппенгеймер от литературы, прищурив глаза, он внимательно наблюдает сквозь защитные стекла очков за яркой вспышкой, которая сопровождает взрыв авторского эго.
— Неплохо, — голос Крабтри дрогнул, — очень даже неплохо.
Джеймс, как довольный ребенок, заслуживший похвалу строгого родителя, боднул головой воздух и расплылся в счастливой улыбке. Подхватив валяющиеся у порога ботинки, он размашистой походкой зашагал через холл к входной двери, где его поджидал офицер Пупсик.
Крабтри выпрямился и широко распахнул глаза.
— Я хочу это опубликовать. — Он схватил лежащую на тумбочке рукопись и с размаху хлопнул по ней ладонью. — Надеюсь, они мне позволят. Уверен, что позволят. Нет, честное слово, это просто гениальная вещь.
— Замечательно, — сказал я, чувствуя, как по спине пробежал легкий холодок. — Небольшое усилие со стороны офицера Пупсика, и он станет вторым Джином Дженетом. Давненько никому не удавалось написать хорошую книгу, сидя в тюрьме.
Крабтри сморщил нос:
— Брось, Трипп, за убийство собаки не сажают в тюрьму. По-моему, это преступление называется вандализмом?
— Да что ты говоришь? А про жакет он тебе ничего не рассказывал?
Крабтри нахмурился и отрицательно качнул головой. Мое сообщение взволновало его. Я снова почувствовал неприятный холодок под сердцем.
— Ну, по крайней мере, у тебя точно не будет проблем с издателями, — сказал я. — Скандальная репутация автора гарантирует успех книги.
* * *
Джеймс и полицейский стояли на крыльце и вопросительно поглядывали на меня через застекленную дверь, как двое мальчишек, явившихся узнать, нет ли у меня ненужной макулатуры. Я с облегчением заметил, что наручники все еще висели на поясе у офицера Пупсика.
— Мне очень жаль, мистер Трипп, — сказал полицейский, — но я вынужден забрать Джеймса. Доктор Гаскелл просил привезти его в офис, он хочет поговорить с ним.
Я согласно закивал головой и, повернувшись к Джеймсу, беспомощно развел руками — в очередной раз я отдавал его в руки других людей. И в очередной раз в его взгляде не было ни упрека, ни осуждения. Он просто улыбнулся и, легко спустившись по ступенькам, последовал за своим тюремщиком.
— Эй, минутку. — Я схватил лежащие на столике в прихожей ключи от машины. Молодые люди остановились и обернулись ко мне. — Думаю, тебе стоит кое-что прихватить с собой, не так ли, Джеймс? — Я многозначительно позвякал связкой ключей.
— А? Да, верно, — Джеймс слегка покраснел, но только слегка. Он чувствовал себя расслабленным и затраханным с головы до ног. Он был нежным и хрупким, как только что распустившийся цветок. Вряд ли его вообще можно было чем-то смутить. Скорее всего, он просто забыл об украденном жакете. И уж конечно меньше всего его волновало, что случится в кабинете ректора. Он просто плыл по течению и ждал, что произойдет дальше. — Кажется, я видел эту вещь на заднем сиденье машины.
— Какую вещь? — спросил офицер Пупсик.
— Жакет Вальтера… э-э… доктора Гаскелла, — я мило улыбнулся. — Все произошло совершенно случайно. Вообще-то, это моя вина. Я сказал Джеймсу, что хочу показать ему одну вещь, а он не понял, что она не моя, и… — Я осекся, видя, как стекленеют глаза офицера Пупсика. Нет таких объяснений и оправданий, которые показались бы полицейскому достаточно убедительными или правдивыми. — Словом, Джеймс хотел бы вернуть доктору Гаскеллу его собственность.
— О, — сказал Пупсик, — тогда считайте, что у вас появилась небольшая проблема. — Он удовлетворенно кивнул, довольный своей проницательностью. — Вы же оставили ее в мастерской. — Вскинув большой палец, он ткнул через плечо в направлении подъездной аллеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Привет, Грэди.
— Доброе утро, Джеймс.
— Полицейский? Это правда?
— Боюсь, что да.
После некоторой борьбы ему удалось выпутаться из простыни и перекатиться на спину. Он приподнялся на локтях, поморгал сначала одним глазом, потом другим, затем, приоткрыв рот, подвигал нижней челюстью, словно проверяя, насколько слаженно работают суставы и мышцы его нового тела. Одеяло соскользнуло вниз, открыв плечи и голый живот Джеймса, на котором отпечатались складки от простыни. На плечах были видны лиловые засосы и красные следы от зубов Крабтри.
— Чего он хочет?
— Ну, думаю, он хочет узнать, что случилось в доме ректора.
Джеймс молча откинулся на спину и уставился в потолок. Его левый висок прижался к локтю Крабтри.
— Ты ужасно храпишь, — сказал он, не глядя на Терри.
— Угу, многие жалуются. — Крабтри слегка подтолкнул Джеймса локтем. — Иди, Джимми, не трусь. Ты все запомнил? Скажешь как я велел.
Джеймс кивнул и медленно сел на постели. Он с сожалением посмотрел на свою остывающую подушку, затем резко повернулся в мою сторону:
— Я готов. — Он откинул простыню и, сверкнув голой задницей, спрыгнул с кровати. Джеймс одевался быстро и решительно. Отыскав среди разбросанных по комнате вещей свою одежду, он натянул трусы, влез в джинсы и поднял с пола мою фланелевую рубашку. Джеймс начал застегивать пуговицы и вдруг замер, заметив у себя на плече сочный лиловый засос. Он мягко коснулся его пальцами и посмотрел на Крабтри. Губы Джеймса расползлись в улыбке — кривовато-смущенной и почти благодарной. Я подумал, что в свое первое утро, после того как он стал любовником мужчины, Джеймс не выглядит особенно удивленным или расстроенным. Застегивая пуговицы моей рубашки, он продолжал поглядывать на Крабтри. В его взгляде не было слащавой сентиментальности, лишь легкое недоумение — словно, изучая своего нового друга, он пытался запомнить, как выглядят его колени и локти.
— Интересно, — начал я, — и что же ты велел ему говорить?
— О, он скажет, что ему очень, очень жаль, что он случайно убил собаку и готов понести любое наказание.
Джеймс согласно кивнул и полез под кровать за носками.
Я тяжело вздохнул:
— Боюсь, одними извинениями он не отделается.
Джеймс вылез из-под кровати.
— Кажется, я оставил ботинки в холле.
— Не думаю, что они тебе понадобятся. — Крабтри беззаботно махнул рукой. — В самом деле, не собирается же он тебя арестовать.
В холле громко скрипнула половица и раздалось позвякивание какого-то металлического предмета. Мы вздрогнули и переглянулись.
— Мистер Трипп, — послышался голос офицера Пупсика, — у вас все в порядке?
— Да-да, — крикнул я, — мы идем. — Я взял Джеймса за плечо и развернул лицом к двери. — Пошли, Джимми.
Уже стоя на пороге спальни, Джеймс обернулся и указал подбородком на лежащую возле кровати рукопись.
— Ну как? — спросил он.
Крабтри так сильно откинул голову, что его длинные волосы рассыпались по плечам, и с прищуром посмотрел на Джеймса. Я подумал, что редактор — это своего рода Оппенгеймер от литературы, прищурив глаза, он внимательно наблюдает сквозь защитные стекла очков за яркой вспышкой, которая сопровождает взрыв авторского эго.
— Неплохо, — голос Крабтри дрогнул, — очень даже неплохо.
Джеймс, как довольный ребенок, заслуживший похвалу строгого родителя, боднул головой воздух и расплылся в счастливой улыбке. Подхватив валяющиеся у порога ботинки, он размашистой походкой зашагал через холл к входной двери, где его поджидал офицер Пупсик.
Крабтри выпрямился и широко распахнул глаза.
— Я хочу это опубликовать. — Он схватил лежащую на тумбочке рукопись и с размаху хлопнул по ней ладонью. — Надеюсь, они мне позволят. Уверен, что позволят. Нет, честное слово, это просто гениальная вещь.
— Замечательно, — сказал я, чувствуя, как по спине пробежал легкий холодок. — Небольшое усилие со стороны офицера Пупсика, и он станет вторым Джином Дженетом. Давненько никому не удавалось написать хорошую книгу, сидя в тюрьме.
Крабтри сморщил нос:
— Брось, Трипп, за убийство собаки не сажают в тюрьму. По-моему, это преступление называется вандализмом?
— Да что ты говоришь? А про жакет он тебе ничего не рассказывал?
Крабтри нахмурился и отрицательно качнул головой. Мое сообщение взволновало его. Я снова почувствовал неприятный холодок под сердцем.
— Ну, по крайней мере, у тебя точно не будет проблем с издателями, — сказал я. — Скандальная репутация автора гарантирует успех книги.
* * *
Джеймс и полицейский стояли на крыльце и вопросительно поглядывали на меня через застекленную дверь, как двое мальчишек, явившихся узнать, нет ли у меня ненужной макулатуры. Я с облегчением заметил, что наручники все еще висели на поясе у офицера Пупсика.
— Мне очень жаль, мистер Трипп, — сказал полицейский, — но я вынужден забрать Джеймса. Доктор Гаскелл просил привезти его в офис, он хочет поговорить с ним.
Я согласно закивал головой и, повернувшись к Джеймсу, беспомощно развел руками — в очередной раз я отдавал его в руки других людей. И в очередной раз в его взгляде не было ни упрека, ни осуждения. Он просто улыбнулся и, легко спустившись по ступенькам, последовал за своим тюремщиком.
— Эй, минутку. — Я схватил лежащие на столике в прихожей ключи от машины. Молодые люди остановились и обернулись ко мне. — Думаю, тебе стоит кое-что прихватить с собой, не так ли, Джеймс? — Я многозначительно позвякал связкой ключей.
— А? Да, верно, — Джеймс слегка покраснел, но только слегка. Он чувствовал себя расслабленным и затраханным с головы до ног. Он был нежным и хрупким, как только что распустившийся цветок. Вряд ли его вообще можно было чем-то смутить. Скорее всего, он просто забыл об украденном жакете. И уж конечно меньше всего его волновало, что случится в кабинете ректора. Он просто плыл по течению и ждал, что произойдет дальше. — Кажется, я видел эту вещь на заднем сиденье машины.
— Какую вещь? — спросил офицер Пупсик.
— Жакет Вальтера… э-э… доктора Гаскелла, — я мило улыбнулся. — Все произошло совершенно случайно. Вообще-то, это моя вина. Я сказал Джеймсу, что хочу показать ему одну вещь, а он не понял, что она не моя, и… — Я осекся, видя, как стекленеют глаза офицера Пупсика. Нет таких объяснений и оправданий, которые показались бы полицейскому достаточно убедительными или правдивыми. — Словом, Джеймс хотел бы вернуть доктору Гаскеллу его собственность.
— О, — сказал Пупсик, — тогда считайте, что у вас появилась небольшая проблема. — Он удовлетворенно кивнул, довольный своей проницательностью. — Вы же оставили ее в мастерской. — Вскинув большой палец, он ткнул через плечо в направлении подъездной аллеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109