Там он должен будет "случайно" разбить или испортить какую-нибудь дорогую вещь, принадлежащую хозяину квартиры, и внимательно наблюдать за реакцией Половянского. Станет он паниковать или беззаботно махнет рукой? Нам нужны именно такие незначительные доказательства.
– Половянский – истеричный тип, и разораться он может по любому поводу, все зависит от его настроения. И потом, зачем? Разве нам не достаточно того, что мы уже знаем? То, что он чувствует себя в квартире хозяином и водит туда пьяные компании, – бесспорный факт, а если будет испорчена дорогая вещь, это может насторожить Половянского.
– Тут все зависит от нашего человека. Ему нужно так обернуть дело, чтобы Половянский сам заговорил о владельце квартиры. Что-нибудь вроде: "Эх, Милчо, что же я наделал? Как ты теперь будешь оправдываться перед хозяином? Может, лучше я сам ему объясню? Я за все заплачу, не хочу, чтобы ты из-за меня нажил неприятности. Что он за человек? Ругаться не будет? Вот ведь незадача! Дай бог, чтобы все обошлось!" Пырван покачал головой:
– Мне кажется, что вряд ли мы что-нибудь выиграем от этого трюка, но попробовать можно.
Кафе «Бамбук» расположено в одном из самых приятных мест Софии – на углу между Народным театром и Городским садом. Это почти в самом центре, но машин и прохожих здесь мало. Внутри уютно – зал разгорожен низенькими барьерчиками, за каждым из них умещается вдвое больше людей, чем можно предположить на первый взгляд. Круглые и квадратные столики имеют то же чудесное свойство. Щедро заставленный бутылками буфет, богатый выбор сигарет. Дверь на кухню почти не заметна, а аромат туалета не смущает обоняния. Публика здесь самая разношерстная, особенно вечером. Тогда в кафе хозяйничает молодежь, и после семи здесь почти невозможно найти свободное место. Самое спокойное время утром, часов до десяти – тогда можно и газету прочитать, и письма, и чаю попить, и тихо побеседовать с друзьями; самые солидные клиенты, из тех, кто поддерживает репутацию заведения, приходят к обеду, пьют кофе или итальянский вермут, но больше часа обычно не задерживаются. Мы с Пырваном появились там как раз в момент, когда писатели, поэты и художники, расположившиеся на самых видных местах, уже поглядывали на часы и один за другим вставали. Никто их не удерживал, в «Бамбуке» существует неписаное правило: за столик «к своим» можешь садиться, не спрашивая разрешения, и уходить, когда пожелаешь.
Шляпки, кепки, шляпы – так выглядит "Бамбук" в обеденное время. А ближе к вечеру – блестящие лысины, пышные шевелюры, элегантные прически, бакенбарды… Лично мне милее квартальные забегаловки. Об этом кафе мне рассказал Пырван, пока мы шли по улице. Я не мог не заметить, что с каждым шагом он становится все более нервным и разговорчивым. Похоже, что-то не давало ему покоя, но он пытался это от меня скрыть. Когда мы подошли к кафе, он, вместо того чтобы направиться прямо к двери, крадучись подошел к окну со стороны Народного театра и заглянул внутрь.
– Ну как, все чисто? – засмеялся я.
– Да я не поэтому. Просто привычка, – ответил он, не очень, впрочем, убедительно.
Интересная привычка! Как только мы вошли, он стал шарить глазами по столикам, всматриваясь в лица и спины. Я вынужден был сделать ему замечание. Такое откровенное разглядывание могло привлечь внимание окружающих.
Мы сели за маленький столик прямо у стойки бара. Я заказал кока-колу для Пырвана, а себе – пятьдесят граммов виноградной ракии и вареное яйцо с красным перцем. Барменша торчала как раз над нашими головами. Ее царственный вид портили складки двойного подбородка.
– Взгляните в сторону вон того столика за перегородкой в конце зала! Это компания Половянского. Наш человек тоже там. Можете угадать, кто он? Если угадаете – с меня причитается!
Улыбнувшись, я согласился на игру и спросил, заметил ли его "наш человек".
– Кажется, заметил, – ответил Пырван, и я добавил, что это значительно облегчает мою задачу.
Итак, я принялся разглядывать лица пятерых мужчин, занявших столик в конце зала. Ни один из них не смотрел в нашу сторону. Хоть и разного возраста, все они были чем-то похожи. Сидели в плащах, склонив друг к другу головы так, чтобы их разговор не был слышен окружающим. В них было, как бы точнее сказать, что-то настороженное и тревожное. И встретились они за этим столом, явно заранее договорившись.
– Второй слева, тот, что к нам спиной. Это он, – сказал я уверенно.
Изумленный Пырван смотрел на меня так, будто видел впервые.
– Да вы просто гений! Как же вы узнали? Скажите мне, пожалуйста!
– О, по нескольким приметам, – ответил я скромно и пригубил свою рюмку.
Я использовал старое испытанное средство. Детскую считалку. Последний слог пришелся как раз на этого человека. Вот и весь трюк. А Пырван думает обо мне невесть что, хотя… зачем мне его разубеждать?
Старший лейтенант, однако, был явно неспокоен и часто поглядывал на дверь. Может, боялся, что Половянский опоздает или вообще не придет. Вдруг перед нами возник какой-то прыщавый верзила в школьной форме. Он что-то пробурчал и уселся на единственное свободное место за нашим столиком. Пырван нахмурился:
– Эй, друг, ты где находишься? Вас что, так в школе учат.
Ни слова не говоря, верзила встал и пересел за соседний столик.
– Пускай бы себе сидел, – сказал я. – Ты что, сказать мне что-то хочешь?
– Вот именно. Это опять-таки связано с Милчо Половянским. Я сначала подумал, что это не очень важно, но теперь… она может с минуты на минуту появиться, сядет за их столик, и вы. – Он набрался смелости и добавил: – Одним словом, Половянский встречается с одной особой, которую мы оба хорошо знаем… Что я говорю! Вы-то ее вообще не знаете, только слышали о ней. Догадываетесь, кто она, а? – Пырван забарабанил пальцами по не очень свежей скатерти, ему было явно трудно выговорить это имя. Я решил ему помочь:
– Уж не Десислава ли? Иже нарицаемая Деси? Венец твоих японских приключений?
Он вздохнул с облегчением:
– Да, она. Вы и вправду волшебник! Вокруг Половянского вертятся и другие женщины, но она у него, так сказать, постоянная. Можно сказать – любовь, – добавил он с насмешкой.
Между столиками расхаживал продавец лотерейных билетов. Я поманил его, он подошел.
– Ну, выбирай! – сказал я Пырвану.
– Сначала вы, вам сегодня везет.
Я оторвал два билета, дал один старшему лейтенанту, а другой сунул в верхний карман пиджака. Пырван подозрительно смотрел на меня. Наверное, удивлялся моему молчанию и тому, что до сих пор не потребовал от него объяснений, почему его признание так запоздало.
– Я и сам не знаю, почему сразу вам не сказал, – начал он смущенно. – Может быть, потому что… мне казалось: не такая она, не может быть замешана в махинациях Половянского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Половянский – истеричный тип, и разораться он может по любому поводу, все зависит от его настроения. И потом, зачем? Разве нам не достаточно того, что мы уже знаем? То, что он чувствует себя в квартире хозяином и водит туда пьяные компании, – бесспорный факт, а если будет испорчена дорогая вещь, это может насторожить Половянского.
– Тут все зависит от нашего человека. Ему нужно так обернуть дело, чтобы Половянский сам заговорил о владельце квартиры. Что-нибудь вроде: "Эх, Милчо, что же я наделал? Как ты теперь будешь оправдываться перед хозяином? Может, лучше я сам ему объясню? Я за все заплачу, не хочу, чтобы ты из-за меня нажил неприятности. Что он за человек? Ругаться не будет? Вот ведь незадача! Дай бог, чтобы все обошлось!" Пырван покачал головой:
– Мне кажется, что вряд ли мы что-нибудь выиграем от этого трюка, но попробовать можно.
Кафе «Бамбук» расположено в одном из самых приятных мест Софии – на углу между Народным театром и Городским садом. Это почти в самом центре, но машин и прохожих здесь мало. Внутри уютно – зал разгорожен низенькими барьерчиками, за каждым из них умещается вдвое больше людей, чем можно предположить на первый взгляд. Круглые и квадратные столики имеют то же чудесное свойство. Щедро заставленный бутылками буфет, богатый выбор сигарет. Дверь на кухню почти не заметна, а аромат туалета не смущает обоняния. Публика здесь самая разношерстная, особенно вечером. Тогда в кафе хозяйничает молодежь, и после семи здесь почти невозможно найти свободное место. Самое спокойное время утром, часов до десяти – тогда можно и газету прочитать, и письма, и чаю попить, и тихо побеседовать с друзьями; самые солидные клиенты, из тех, кто поддерживает репутацию заведения, приходят к обеду, пьют кофе или итальянский вермут, но больше часа обычно не задерживаются. Мы с Пырваном появились там как раз в момент, когда писатели, поэты и художники, расположившиеся на самых видных местах, уже поглядывали на часы и один за другим вставали. Никто их не удерживал, в «Бамбуке» существует неписаное правило: за столик «к своим» можешь садиться, не спрашивая разрешения, и уходить, когда пожелаешь.
Шляпки, кепки, шляпы – так выглядит "Бамбук" в обеденное время. А ближе к вечеру – блестящие лысины, пышные шевелюры, элегантные прически, бакенбарды… Лично мне милее квартальные забегаловки. Об этом кафе мне рассказал Пырван, пока мы шли по улице. Я не мог не заметить, что с каждым шагом он становится все более нервным и разговорчивым. Похоже, что-то не давало ему покоя, но он пытался это от меня скрыть. Когда мы подошли к кафе, он, вместо того чтобы направиться прямо к двери, крадучись подошел к окну со стороны Народного театра и заглянул внутрь.
– Ну как, все чисто? – засмеялся я.
– Да я не поэтому. Просто привычка, – ответил он, не очень, впрочем, убедительно.
Интересная привычка! Как только мы вошли, он стал шарить глазами по столикам, всматриваясь в лица и спины. Я вынужден был сделать ему замечание. Такое откровенное разглядывание могло привлечь внимание окружающих.
Мы сели за маленький столик прямо у стойки бара. Я заказал кока-колу для Пырвана, а себе – пятьдесят граммов виноградной ракии и вареное яйцо с красным перцем. Барменша торчала как раз над нашими головами. Ее царственный вид портили складки двойного подбородка.
– Взгляните в сторону вон того столика за перегородкой в конце зала! Это компания Половянского. Наш человек тоже там. Можете угадать, кто он? Если угадаете – с меня причитается!
Улыбнувшись, я согласился на игру и спросил, заметил ли его "наш человек".
– Кажется, заметил, – ответил Пырван, и я добавил, что это значительно облегчает мою задачу.
Итак, я принялся разглядывать лица пятерых мужчин, занявших столик в конце зала. Ни один из них не смотрел в нашу сторону. Хоть и разного возраста, все они были чем-то похожи. Сидели в плащах, склонив друг к другу головы так, чтобы их разговор не был слышен окружающим. В них было, как бы точнее сказать, что-то настороженное и тревожное. И встретились они за этим столом, явно заранее договорившись.
– Второй слева, тот, что к нам спиной. Это он, – сказал я уверенно.
Изумленный Пырван смотрел на меня так, будто видел впервые.
– Да вы просто гений! Как же вы узнали? Скажите мне, пожалуйста!
– О, по нескольким приметам, – ответил я скромно и пригубил свою рюмку.
Я использовал старое испытанное средство. Детскую считалку. Последний слог пришелся как раз на этого человека. Вот и весь трюк. А Пырван думает обо мне невесть что, хотя… зачем мне его разубеждать?
Старший лейтенант, однако, был явно неспокоен и часто поглядывал на дверь. Может, боялся, что Половянский опоздает или вообще не придет. Вдруг перед нами возник какой-то прыщавый верзила в школьной форме. Он что-то пробурчал и уселся на единственное свободное место за нашим столиком. Пырван нахмурился:
– Эй, друг, ты где находишься? Вас что, так в школе учат.
Ни слова не говоря, верзила встал и пересел за соседний столик.
– Пускай бы себе сидел, – сказал я. – Ты что, сказать мне что-то хочешь?
– Вот именно. Это опять-таки связано с Милчо Половянским. Я сначала подумал, что это не очень важно, но теперь… она может с минуты на минуту появиться, сядет за их столик, и вы. – Он набрался смелости и добавил: – Одним словом, Половянский встречается с одной особой, которую мы оба хорошо знаем… Что я говорю! Вы-то ее вообще не знаете, только слышали о ней. Догадываетесь, кто она, а? – Пырван забарабанил пальцами по не очень свежей скатерти, ему было явно трудно выговорить это имя. Я решил ему помочь:
– Уж не Десислава ли? Иже нарицаемая Деси? Венец твоих японских приключений?
Он вздохнул с облегчением:
– Да, она. Вы и вправду волшебник! Вокруг Половянского вертятся и другие женщины, но она у него, так сказать, постоянная. Можно сказать – любовь, – добавил он с насмешкой.
Между столиками расхаживал продавец лотерейных билетов. Я поманил его, он подошел.
– Ну, выбирай! – сказал я Пырвану.
– Сначала вы, вам сегодня везет.
Я оторвал два билета, дал один старшему лейтенанту, а другой сунул в верхний карман пиджака. Пырван подозрительно смотрел на меня. Наверное, удивлялся моему молчанию и тому, что до сих пор не потребовал от него объяснений, почему его признание так запоздало.
– Я и сам не знаю, почему сразу вам не сказал, – начал он смущенно. – Может быть, потому что… мне казалось: не такая она, не может быть замешана в махинациях Половянского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59