…Судя по всему, в молодости Чамурлийский был сорвиголова – в шестнадцать лет уехал в Испанию и вступил в Интернациональную бригаду; потом Франция, Греция, Сербия и наконец, когда, казалось бы, можно было найти тихую пристань и пожинать плоды народного признания, он отправляется добровольцем на фронт, на передний край. Было бы логично, рассуждал я, если бы такая бурная, полная опасностей и приключений жизнь соответствующим образом продолжалась бы и в мирное время, пусть даже с ошибками и отступлениями от правил. Но тем не менее после Девятого сентября перед нами как будто совсем другой человек – тихий, остепенившийся, последовательный в делах и намерениях, слишком зрелый для своих лет. Что это: перемена характера, которую можно объяснить накопившейся с годами усталостью, или же все это вызвано чем-то иным? Жаль, что мне не удалось найти никого из тех, кто знал Петра Чамурлийского ребенком, школьником или юношей. Все его родственники умерли, в живых остался только дядя, но тот совсем впал в детство, ничего путного от него не услышишь. Его фронтовые товарищи разъехались кто куда по всей стране, то же самое можно сказать и о его друзьях из Второй мужской гимназии. Отец Петра – Тодор Чамурлийский, бывший учитель географии – снимал небольшой дом недалеко от кирпичного завода; теперь здесь возвышаются современные жилые здания с балконами, окрашенными в розовый цвет. В прошлом остались и непролазная грязь, и темные кривые улочки. Напрасно расспрашивал я местных старожилов об этой семье революционеров – никто о ней даже не слышал. И что же в конце концов получается? Жизнь, разделенная на две половины, – до и после Девятого сентября. Удобно для журналистов, которые, даже если и выдумают что-то, всегда найдутся такие, кто им поверит, а меня это совсем не устраивает. Итак, первая половина его жизни, как говорится, теряется во тьме, а вторая… вторая приобрела в наши дни такие прямые и четкие линии, что скулы сводит и невольно задаешь себе вопрос: человек перед тобой или хорошо запрограммированный робот?
…На службе в армии до 1954 года. Его рапорт на имя министра с просьбой об отставке, который он подал, чтобы поступить в Высший экономический институт, был подписан. В отставку Чамурлийский выходит в чине капитана с отличной характеристикой (отличной тем более благодаря тому, что при его решающем участии была раскрыта и уничтожена в зародыше многочисленная подпольная группировка). Став студентом, он быстро завоевал авторитет среди товарищей: всегда вникал в суть преподаваемого предмета, ко всем относился спокойно и ровно, никогда не нервничал и не капризничал. Никогда не упоминал о своем прошлом, завоевывал позиции собственным трудом, используя умение распределять свое время так, что его хватало на всё – даже на многочисленные общественные обязанности, которые он добровольно взваливал на себя. Институт окончил с отличием. За то, чтобы взять его на работу, боролись сразу несколько ведомств. И что же дальше?.. Одним словом, Петр – один из тех редких счастливчиков, у которых все идет как по маслу, а они и пальцем для этого не шевельнули. Однако это никого не раздражало, так как он был сама скромность, да и тщеславие в его характере напрочь отсутствовало.
Единственная его слабость – любит хорошо одеться. Из Швейцарии он вернулся без машины, но зато шкафы у него ломятся от бесчисленного множества костюмов, плащей, пальто, рубашек, свитеров, ботинок, галстуков и шляп, купленных в самых дорогих магазинах на самых фешенебельных улицах европейских столиц. Просто диву даешься, кого ради он так наряжается, ведь женщины его явно не интересуют, и вот уже который год он обедает и ужинает в Клубе журналистов, где публика настолько постоянная, что любое новое лицо не вызывает ничего, кроме всеобщей гримасы недовольства. Он всегда выбирает маленький столик и старается остаться один, спрятаться за английскими или немецкими газетами и журналами. В кино и театр тоже любит ходить один и предварительно покупает билеты на всю неделю. В воскресные дни отправляется один на прогулку по Витоше и остается ночевать на какой-нибудь турбазе. Всё один, один, один – это уже начинает меня раздражать, пробуждая мое любопытство, заставляя подозревать нечто помимо устоявшихся привычек старого холостяка. Что все это значит? Почему этот человек выбрал одиночество? И на этом фоне – Половянский. Не кто иной, как шумный, неприятный, нечистоплотный пошляк Половянский… Я навел справки, и оказалось, что квартиру – две комнаты и гостиную – Чамурлийский купил за 8000 левов в то время, когда был торгпредом в Швейцарии. В квартире никто не жил вплоть до его возвращения, а потом он поселился там один и вдруг… Половянский?! С какой стати он его подобрал, где пересеклись их дороги – все это пока остается неизвестным. Версия майора, который утверждает, что Половянский приводит к Чамурлийскому женщин, получая за сводничество солидные комиссионные, на мой взгляд, необоснованна. Тем более что "наш человек" с его проницательностью непременно бы что-нибудь заметил, а он в ответ на такой вопрос только пожимает плечами, как, впрочем, и Пырван. Однако мне кажется, что пора уже уступить мою роль Пырвану. В последнее время ему пришлось немало побегать, он все видел своими глазами, и сведения у него самые свежие. Ему и карты в руки…
– Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, только попрошу без лирических отступлений, вроде того про фальшивые кости, на которых одни шестерки.
– Вы меня сразили наповал! – засмеялся Пырван. – Я как раз собирался рассказать вам об одной тайной любви…
– Есть в Софии маленькая улочка, – начал свой рассказ старший лейтенант, – улица Достоевского. Находится она как раз за мавзолеем князя Баттенберга. Если вы как-нибудь вечером, набравшись терпения, постоите в самом начале этой улицы, то вы непременно увидите, как выходит из дому признанная красавица этого квартала Соня Максимова, походка которой – притча во языцех. Она идет так, будто змея обвивается вокруг ветки. Соня живет в угловом доме на четвертом этаже. Отец ее, Страшимир Максимов, бывший политзаключенный, занимает важный пост в Министерстве просвещения, мать – известная на всю округу персона, гроза всех бакалейщиков и зеленщиков. Вот Соня показалась на ступеньках подъезда, сразу видно, что из дому она улизнула тайком. Но почему она так внимательно оглядела всю улицу, прежде чем направиться к бульвару Толбухина? Ее родители дома, но она не смотрит на окна, она оглядывается направо и налево. Глаза у нее тревожные и виноватые. Чего она боится?.. Она переходит бульвар, не глядя по сторонам, а встречные мужчины оборачиваются ей вслед, восхищенно цокая языком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59