К тому же мы не собираемся возражать против того, чтобы вы наняли частного детектива, если он согласен сотрудничать с нами. Но могу ли я попросить вас сначала поговорить с капитаном и прокурором? Это ведь благоразумно, как вы полагаете?
— Более чем. Откровенно говоря, для меня это огромное облегчение. Не представляю, как бы мы справились одни.
— Вы бы и не справились. Никто не смог бы. Не верьте, если вам говорят, что кто-то справился самостоятельно.
— Наверное, вы правы. Могу я попросить о любезности? Остановите ненадолго машину, пожалуйста. Я десять дней не был на воздухе и, когда вернусь, отправлюсь прямо в мастерскую. Не хочу тратить ваше время, и все же…
— Нет проблем, мы непременно пройдемся, — успокоил юношу инспектор.
Возможно, Леонардо и оправился от мигрени, однако душевные страдания сделали его настолько рассеянным, что он и не заметил, что инспектор выбрал очень длинный маршрут, взбираясь на виа Микеланджело, хотя имел разрешение ездить через центр города. Инспектор чувствовал, что сейчас полностью владеет вниманием Леонардо Брунамонти, но не был уверен, что удержит его, когда появится Хайнс. Он припарковался, не доезжая до статуи Давида, они вышли из прогретой солнцем машины, и на них тут же набросились порывы ледяного ветра, от которых перехватывало дыхание.
В молчании они шли вдоль мраморной балюстрады. Внизу простирался гобелен красных крыш, блестящего белого мрамора и оливково-зеленой реки, спокойной и полноводной. Огромный, ярко раскрашенный автобус припарковался на площади, и туристы склонились над балюстрадой, пристраивая камеры, ветер ерошил их меха и заставлял краснеть носы.
Гварначча следовал своей обычной тактике, то есть хранил молчание. Некоторое время Леонардо шел, глубоко вдыхая холодный воздух, а затем посмотрел вверх, на темные, покрытые кое-где снегом горы на горизонте.
— Она ненавидит холод… Она рассказывала нам о первых годах, проведенных здесь, как она мерзла и мучилась от этого. Представляете, приехать сюда из Калифорнии! Эти полы — камень, мрамор. В Америке полы застилают коврами… Они где-то прячут ее, да?
Инспектор избегал его серьезного взгляда.
— Это в интересах похитителей — сохранить ей жизнь и здоровье. Требуя выкуп, они должны будут предъявить тому доказательства. Вы скоро получите от нее известие, — уверил он Леонардо.
— Раньше мне никогда не приходилось так близко с этим сталкиваться, но я слышал, что людей держат в самых ужасных местах… Вы думаете, она даст о себе знать? Они позволят ей написать или что-то в этом роде?
— Написать, да… — Он не стал поправлять юношу: похитители не только «позволят», они прикажут ей написать.
Глаза инспектора были прикованы к северным горам, темные очки смягчали резкие контрасты черного и белого. Темные, суровые горы. Некоторые считают их прекрасными и говорят о диких орхидеях и спарже, непроходимых лесах, полных грибов, трюфелей и кабанов, покрытых щетиной. Безбрежные первобытные ландшафты, живописные стада овец, прохлада в разгар лета.
Таким людям инспектор, нахмурясь, ответил бы: «Нет и нет…» У него не находилось слов, чтобы выразить свое беспокойство. Вы, любители суровой природы, стоите тут, под статуей, у ваших ног простираются сокровища цивилизации, туристы со всего света позируют перед фотографами, хихикают, ветер треплет их волосы и хлещет по лицам, а где-то там, в тех горах, находится женщина, скованная цепью, словно зверь. Если повезет, ей просто навсегда искалечат жизнь. Если нет — дикие кабаны не оставят ни кусочка, за исключением нескольких косточек, которые им надоест пережевывать, они их просто проглотят, и эти кости, непереваренные, окажутся потом в навозе. Инспектор не любил горы: ни эти, ни горы в Калабрии, ни в Сардинии. Он не искал там прохлады летом, не считал унылую бедность пастушеской жизни живописной, а непроходимые леса, по его мнению, давали приют не только диким животным, но и бандитам. Все это ему совершенно не нравилось. «Нет, нет и нет…» — сказал бы он, нахмурив брови.
— Что-то я замерз. Наверное, потому что голоден… Мы можем вернуться в машину?
Пока инспектор заводил двигатель, он чувствовал, что его молодой спутник весь дрожит.
— Простите!.. — Лео, как выяснилось, дрожал не от холода, он рыдал без слез. — Простите, но я почувствовал себя таким мерзавцем!.. Жалуюсь, что замерз, проведя пять минут на улице, когда она… — Он не смог продолжать.
— Не пытайтесь разговаривать. Вам действительно необходимо перекусить…
— Нет. Я хочу поговорить с вами. Это было так ужасно — молчание, ожидание. Я хотел бы поговорить.
Инспектор дал ему такую возможность. Вместо того чтобы разговаривать дома, он отвез его на Борго-Оньиссанти. Капитан, который собирался к прокурору, тепло приветствовал юношу, послал карабинера за напитками и сандвичами и ушел, оставив их в своем кабинете.
Леонардо говорил не останавливаясь два с половиной часа. Он постоянно возвращался к той ночи, когда исчезла его мать, надеясь, как мы все надеемся, будто что-то изменится, если сказать: «Я знал, что она устала, и мог бы сам вывести собаку… Сестра приняла душ…» или: «Я в общем-то собирался пойти вместе с ней. К тому времени мне просто необходимо было выпить кофе, поэтому я мог все бросить. Если бы я только…»
— Не терзайте себя. Это скверно для вас и не поможет вашей матери.
— Она должна была находиться за городом. У нас есть маленький домик совсем неподалеку — иначе она никогда не ездила бы туда. Она обычно старалась выкроить хотя бы пару дней, чтобы отдохнуть перед показом, потому что шоу — это серьезное нервное напряжение. Лишь в этом году, поскольку нам впервые предстоял в апреле показ в Нью-Йорке, она не поехала. Я должен был больше помогать ей. Она бы почувствовала, что может мне доверять. Если бы она уехала, этого не случилось бы.
— Сомневаюсь. Они ждали бы удобного случая несколько дней и дождались бы.
— Но почему? Почему мы? Мы не особенно богаты.
Это и странно. Как правило, похищают людей из семей, которые не скрывают богатства. Бандиты собирают нужную им информацию, суд ведет свои поиски, а широкая публика остается в неведении о незадекларированных деньгах, которые осторожно отзываются с оффшорных счетов. Ошибки, конечно, случаются, но по большей части похитители знают свое дело.
— Бизнес моей матери можно назвать успешным, но если бы люди знали, как она работает: годами без выходных и отпусков, постоянно влезая в долги! Сейчас дела идут хорошо, однако все деньги она вкладывает в дело, пробиваясь на международный рынок. Очень возможно, что в этом году мы не получим прибыли. Знаете, что пришло мне в голову утром, пока я ждал обхода? Убийство Версаче. Помните тот день, новости по телевидению?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Более чем. Откровенно говоря, для меня это огромное облегчение. Не представляю, как бы мы справились одни.
— Вы бы и не справились. Никто не смог бы. Не верьте, если вам говорят, что кто-то справился самостоятельно.
— Наверное, вы правы. Могу я попросить о любезности? Остановите ненадолго машину, пожалуйста. Я десять дней не был на воздухе и, когда вернусь, отправлюсь прямо в мастерскую. Не хочу тратить ваше время, и все же…
— Нет проблем, мы непременно пройдемся, — успокоил юношу инспектор.
Возможно, Леонардо и оправился от мигрени, однако душевные страдания сделали его настолько рассеянным, что он и не заметил, что инспектор выбрал очень длинный маршрут, взбираясь на виа Микеланджело, хотя имел разрешение ездить через центр города. Инспектор чувствовал, что сейчас полностью владеет вниманием Леонардо Брунамонти, но не был уверен, что удержит его, когда появится Хайнс. Он припарковался, не доезжая до статуи Давида, они вышли из прогретой солнцем машины, и на них тут же набросились порывы ледяного ветра, от которых перехватывало дыхание.
В молчании они шли вдоль мраморной балюстрады. Внизу простирался гобелен красных крыш, блестящего белого мрамора и оливково-зеленой реки, спокойной и полноводной. Огромный, ярко раскрашенный автобус припарковался на площади, и туристы склонились над балюстрадой, пристраивая камеры, ветер ерошил их меха и заставлял краснеть носы.
Гварначча следовал своей обычной тактике, то есть хранил молчание. Некоторое время Леонардо шел, глубоко вдыхая холодный воздух, а затем посмотрел вверх, на темные, покрытые кое-где снегом горы на горизонте.
— Она ненавидит холод… Она рассказывала нам о первых годах, проведенных здесь, как она мерзла и мучилась от этого. Представляете, приехать сюда из Калифорнии! Эти полы — камень, мрамор. В Америке полы застилают коврами… Они где-то прячут ее, да?
Инспектор избегал его серьезного взгляда.
— Это в интересах похитителей — сохранить ей жизнь и здоровье. Требуя выкуп, они должны будут предъявить тому доказательства. Вы скоро получите от нее известие, — уверил он Леонардо.
— Раньше мне никогда не приходилось так близко с этим сталкиваться, но я слышал, что людей держат в самых ужасных местах… Вы думаете, она даст о себе знать? Они позволят ей написать или что-то в этом роде?
— Написать, да… — Он не стал поправлять юношу: похитители не только «позволят», они прикажут ей написать.
Глаза инспектора были прикованы к северным горам, темные очки смягчали резкие контрасты черного и белого. Темные, суровые горы. Некоторые считают их прекрасными и говорят о диких орхидеях и спарже, непроходимых лесах, полных грибов, трюфелей и кабанов, покрытых щетиной. Безбрежные первобытные ландшафты, живописные стада овец, прохлада в разгар лета.
Таким людям инспектор, нахмурясь, ответил бы: «Нет и нет…» У него не находилось слов, чтобы выразить свое беспокойство. Вы, любители суровой природы, стоите тут, под статуей, у ваших ног простираются сокровища цивилизации, туристы со всего света позируют перед фотографами, хихикают, ветер треплет их волосы и хлещет по лицам, а где-то там, в тех горах, находится женщина, скованная цепью, словно зверь. Если повезет, ей просто навсегда искалечат жизнь. Если нет — дикие кабаны не оставят ни кусочка, за исключением нескольких косточек, которые им надоест пережевывать, они их просто проглотят, и эти кости, непереваренные, окажутся потом в навозе. Инспектор не любил горы: ни эти, ни горы в Калабрии, ни в Сардинии. Он не искал там прохлады летом, не считал унылую бедность пастушеской жизни живописной, а непроходимые леса, по его мнению, давали приют не только диким животным, но и бандитам. Все это ему совершенно не нравилось. «Нет, нет и нет…» — сказал бы он, нахмурив брови.
— Что-то я замерз. Наверное, потому что голоден… Мы можем вернуться в машину?
Пока инспектор заводил двигатель, он чувствовал, что его молодой спутник весь дрожит.
— Простите!.. — Лео, как выяснилось, дрожал не от холода, он рыдал без слез. — Простите, но я почувствовал себя таким мерзавцем!.. Жалуюсь, что замерз, проведя пять минут на улице, когда она… — Он не смог продолжать.
— Не пытайтесь разговаривать. Вам действительно необходимо перекусить…
— Нет. Я хочу поговорить с вами. Это было так ужасно — молчание, ожидание. Я хотел бы поговорить.
Инспектор дал ему такую возможность. Вместо того чтобы разговаривать дома, он отвез его на Борго-Оньиссанти. Капитан, который собирался к прокурору, тепло приветствовал юношу, послал карабинера за напитками и сандвичами и ушел, оставив их в своем кабинете.
Леонардо говорил не останавливаясь два с половиной часа. Он постоянно возвращался к той ночи, когда исчезла его мать, надеясь, как мы все надеемся, будто что-то изменится, если сказать: «Я знал, что она устала, и мог бы сам вывести собаку… Сестра приняла душ…» или: «Я в общем-то собирался пойти вместе с ней. К тому времени мне просто необходимо было выпить кофе, поэтому я мог все бросить. Если бы я только…»
— Не терзайте себя. Это скверно для вас и не поможет вашей матери.
— Она должна была находиться за городом. У нас есть маленький домик совсем неподалеку — иначе она никогда не ездила бы туда. Она обычно старалась выкроить хотя бы пару дней, чтобы отдохнуть перед показом, потому что шоу — это серьезное нервное напряжение. Лишь в этом году, поскольку нам впервые предстоял в апреле показ в Нью-Йорке, она не поехала. Я должен был больше помогать ей. Она бы почувствовала, что может мне доверять. Если бы она уехала, этого не случилось бы.
— Сомневаюсь. Они ждали бы удобного случая несколько дней и дождались бы.
— Но почему? Почему мы? Мы не особенно богаты.
Это и странно. Как правило, похищают людей из семей, которые не скрывают богатства. Бандиты собирают нужную им информацию, суд ведет свои поиски, а широкая публика остается в неведении о незадекларированных деньгах, которые осторожно отзываются с оффшорных счетов. Ошибки, конечно, случаются, но по большей части похитители знают свое дело.
— Бизнес моей матери можно назвать успешным, но если бы люди знали, как она работает: годами без выходных и отпусков, постоянно влезая в долги! Сейчас дела идут хорошо, однако все деньги она вкладывает в дело, пробиваясь на международный рынок. Очень возможно, что в этом году мы не получим прибыли. Знаете, что пришло мне в голову утром, пока я ждал обхода? Убийство Версаче. Помните тот день, новости по телевидению?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60