«Эй! – крикнул он наверх. – А носки чего зажала?» Пани Короткова не знала пощады, она захлопнула окно, и мы наблюдали, как пан Коротек, сидя теперь на земле, надевал ботинки на босые ноги и как правая нога у него попадает в левый ботинок и наоборот. Наконец, управившись с обуванием, он покинул двор матросской походкой, при этом распевая, в общем-то недурно: «Адье, моя любимая, адье, моя мулатка дорогая!!!» Пани Короткова, однако, не была мулаткой, и, по-видимому, ее муж пел просто так, для поднятия духа. Хорошо – но где Вайзер научился играть в футбол, да еще так классно? Наш разговор крутился вокруг одного и того же. Если в матче с армейскими он показал такой класс, то почему никогда прежде мы не видели в нем футболиста, почему он всегда стоял в стороне, когда учитель физкультуры делил нас на две команды и велел играть? С какой целью он утаивал свои способности? И умел ли он еще что-нибудь, что-то, о чем мы даже понятия не имели? От таких вопросов мурашки бежали по коже, но тем охотнее мы их задавали.
Над крышей дома мелькали ласточки с характерным звуком – не то писком, не то свистом, небо, как и во все дни того лета, напоминало выцветший кусок лазури, пан Коротек уже успел вернуться из бара «Лилипут», надравшись до предела человеческих возможностей, а мы все продолжали разговор, в котором условное наклонение и вопросительный знак были главными элементами. Через несколько дней июль кончался – значит, половина каникул позади, однако ни это, ни «уха» в заливе, ни даже номера пана Коротека не могли отвлечь нашего внимания от основного дела.
Ровно в шесть мы были на краю леса, там, где когда-то начинались склады разрушенного кирпичного завода. Его здание, которое ночью напоминало старый замок, теперь выглядело невинно, как развалюха, каких полно было в предместьях Вжеща и Оливы. Ко входу мы пробирались через заросший пыреем, лебедой и другими сорняками участок, на который много лет не ложился ни один кирпич. Внутри царила приятная прохлада, но, к нашему удивлению, там никого не было. Груды ржавого металлолома, перевернутые вагонетки и разобранная на три четверти печь – это было все. На полу валялись банки из-под краски, обрывки мешков и куски полусгнившего, воняющего плесенью картона. Прошло пять минут, долгих, как пять часов. Петр пинал банки, Шимек заглядывал в печь, а я пытался сдвинуть одну из вагонеток. Я уже начал сомневаться, ждет ли нас тут что-нибудь интересное, когда у входа за нашими спинами услышал голос Вайзера:
– Первое условие выполнили – пришли одни. Хорошо. А теперь второе. Идите за мной.
Без слова мы двинулись вниз, по тем самым ступенькам, которые обвалились вместе с деревянным полом прошлой ночью. Но следов катастрофы мы не обнаружили – люк, ступени и пол были в полном порядке. Ни одной свежей доски, ни одного следа рубанка. Мы спустились на глиняный пол подвала.
– Теперь надо дать клятву. Вы готовы? Разумеется, мы не были готовы, но разве Вайзеру можно было возражать?
– А на чем будем клясться? – спросил Шимек. – Если на распятии, то, наверно, и взаправду дело важное.
– А ты думал, не важное? – спросил Вайзер, и наступило тягостное молчание – мы ведь не знали, какой еще сюрприз припас Вайзер, и были перепуганы.
– Так на чем будем клясться? – повторил вопрос Шимек.
– Зачем спрашивать на чем, не лучше ли спросить – зачем? – сказал Вайзер.
– Ну, известно, – сказал Петр, – чтобы не выдать тайну. Для того и клянутся.
– Хорошо, – ответил Вайзер, – чтобы не выдать тайну. Тогда скажите, вы верите в загробную жизнь?
Мы оторопели – никто не спрашивал у нас об этом так прямо. Действительность, когда ее пригвоздят таким вопросом, может показаться сомнительной даже опытному человеку, а что уж говорить о нас тогда, в подвале заброшенного завода, когда наше ожидание было вроде лихорадки, сжигающей сердце и воображение.
– Вообще-то да, – ответил я за всех, – почему бы нам не верить?
– Вот и хорошо, – заключил Вайзер, – так поклянитесь загробной жизнью: о том, что я вам покажу здесь или где-нибудь еще, вы никому не проболтаетесь, и рассказывать сможете только то, что я разрешу, если спросят! А если проговоритесь – умрете и не будет у вас загробной жизни, в наказание за раскрытие тайны. Поняли?
Мы молча кивнули. Вайзер приказал нам положить правую ладонь на свою левую руку и, когда мы это сделали, каждому по очереди велел сказать: «Клянусь!»
После этого он подошел к одной из стен, легонько толкнул ее – и нашим глазам открылся узкий проход, ведущий в просторное помещение. Был это длинный зал, образованный тремя или четырьмя пивными погребами, в которых были убраны разделяющие их стены – остатки перегородок обозначались на полу обломками кирпичей. Сразу у входа, по левую сторону, стояли два ящика, возле которых мы увидели Эльку. Помещение освещалось двумя яркими лампами, свисающими с потолка на изолированных проводах. Тогда я не обратил на это никакого внимания, но сегодня уверен, что Вайзер сделал всю проводку сам, протянув провода от дороги на Матемблево, что требовало немалого опыта и сноровки. Кто бы, однако, обращал внимание на такие пустяки, если Элька открыла первый ящик и мы увидели в нем настоящее оружие? Да, это было самое настоящее оружие: три немецких «шмайсера», русский ППШ, два парабеллума и два нагана, которыми пользовались советские офицеры наряду с чаще встречавшимися пистолетами ТТ. Шимек восхищенно свистнул, а Петр взял в руки парабеллум и попробовал вынуть магазин.
– Не так! – Элька забрала у него пистолет и показала: – Вот так. А вот так заряжают и снимают с предохранителя.
Мы стояли как малые дети перед витриной с игрушками, и, хотя были детьми постарше, наше изумление и желание коснуться всего этого собственными руками было таким же нетерпеливым и жадным. Когда же мы стали дотрагиваться до всех этих чудес, восхищаясь отполированными стволами, сверкающими оливковым блеском прикладами, проверяя курки и бойки, когда мы с головой погрузились в это занятие, Вайзер достал из другого ящика коробку с патронами и из правого угла, на который мы раньше не обращали внимания, притащил картонные макеты.
Элька ткнула в меня пальцем:
– Будешь стрелять первым. Оставьте один парабеллум, остальные заверните в тряпки и положите в ящик.
Мы выполнили приказ безропотно. Элька зарядила пистолет, приказала всем стать у меня за спиной и, когда Вайзер вернулся от дальней стены, где он устанавливал макеты, вручила мне готовый к стрельбе парабеллум.
– Можешь стрелять, – сказала она, и прозвучало это как очередной приказ.
Если бы не насмотрелся я в кинотеатре «Трамвайщик» военных фильмов, я бы не знал, какую принять позу, что делать с левой рукой и как смотреть сквозь прорезь на кончик мушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Над крышей дома мелькали ласточки с характерным звуком – не то писком, не то свистом, небо, как и во все дни того лета, напоминало выцветший кусок лазури, пан Коротек уже успел вернуться из бара «Лилипут», надравшись до предела человеческих возможностей, а мы все продолжали разговор, в котором условное наклонение и вопросительный знак были главными элементами. Через несколько дней июль кончался – значит, половина каникул позади, однако ни это, ни «уха» в заливе, ни даже номера пана Коротека не могли отвлечь нашего внимания от основного дела.
Ровно в шесть мы были на краю леса, там, где когда-то начинались склады разрушенного кирпичного завода. Его здание, которое ночью напоминало старый замок, теперь выглядело невинно, как развалюха, каких полно было в предместьях Вжеща и Оливы. Ко входу мы пробирались через заросший пыреем, лебедой и другими сорняками участок, на который много лет не ложился ни один кирпич. Внутри царила приятная прохлада, но, к нашему удивлению, там никого не было. Груды ржавого металлолома, перевернутые вагонетки и разобранная на три четверти печь – это было все. На полу валялись банки из-под краски, обрывки мешков и куски полусгнившего, воняющего плесенью картона. Прошло пять минут, долгих, как пять часов. Петр пинал банки, Шимек заглядывал в печь, а я пытался сдвинуть одну из вагонеток. Я уже начал сомневаться, ждет ли нас тут что-нибудь интересное, когда у входа за нашими спинами услышал голос Вайзера:
– Первое условие выполнили – пришли одни. Хорошо. А теперь второе. Идите за мной.
Без слова мы двинулись вниз, по тем самым ступенькам, которые обвалились вместе с деревянным полом прошлой ночью. Но следов катастрофы мы не обнаружили – люк, ступени и пол были в полном порядке. Ни одной свежей доски, ни одного следа рубанка. Мы спустились на глиняный пол подвала.
– Теперь надо дать клятву. Вы готовы? Разумеется, мы не были готовы, но разве Вайзеру можно было возражать?
– А на чем будем клясться? – спросил Шимек. – Если на распятии, то, наверно, и взаправду дело важное.
– А ты думал, не важное? – спросил Вайзер, и наступило тягостное молчание – мы ведь не знали, какой еще сюрприз припас Вайзер, и были перепуганы.
– Так на чем будем клясться? – повторил вопрос Шимек.
– Зачем спрашивать на чем, не лучше ли спросить – зачем? – сказал Вайзер.
– Ну, известно, – сказал Петр, – чтобы не выдать тайну. Для того и клянутся.
– Хорошо, – ответил Вайзер, – чтобы не выдать тайну. Тогда скажите, вы верите в загробную жизнь?
Мы оторопели – никто не спрашивал у нас об этом так прямо. Действительность, когда ее пригвоздят таким вопросом, может показаться сомнительной даже опытному человеку, а что уж говорить о нас тогда, в подвале заброшенного завода, когда наше ожидание было вроде лихорадки, сжигающей сердце и воображение.
– Вообще-то да, – ответил я за всех, – почему бы нам не верить?
– Вот и хорошо, – заключил Вайзер, – так поклянитесь загробной жизнью: о том, что я вам покажу здесь или где-нибудь еще, вы никому не проболтаетесь, и рассказывать сможете только то, что я разрешу, если спросят! А если проговоритесь – умрете и не будет у вас загробной жизни, в наказание за раскрытие тайны. Поняли?
Мы молча кивнули. Вайзер приказал нам положить правую ладонь на свою левую руку и, когда мы это сделали, каждому по очереди велел сказать: «Клянусь!»
После этого он подошел к одной из стен, легонько толкнул ее – и нашим глазам открылся узкий проход, ведущий в просторное помещение. Был это длинный зал, образованный тремя или четырьмя пивными погребами, в которых были убраны разделяющие их стены – остатки перегородок обозначались на полу обломками кирпичей. Сразу у входа, по левую сторону, стояли два ящика, возле которых мы увидели Эльку. Помещение освещалось двумя яркими лампами, свисающими с потолка на изолированных проводах. Тогда я не обратил на это никакого внимания, но сегодня уверен, что Вайзер сделал всю проводку сам, протянув провода от дороги на Матемблево, что требовало немалого опыта и сноровки. Кто бы, однако, обращал внимание на такие пустяки, если Элька открыла первый ящик и мы увидели в нем настоящее оружие? Да, это было самое настоящее оружие: три немецких «шмайсера», русский ППШ, два парабеллума и два нагана, которыми пользовались советские офицеры наряду с чаще встречавшимися пистолетами ТТ. Шимек восхищенно свистнул, а Петр взял в руки парабеллум и попробовал вынуть магазин.
– Не так! – Элька забрала у него пистолет и показала: – Вот так. А вот так заряжают и снимают с предохранителя.
Мы стояли как малые дети перед витриной с игрушками, и, хотя были детьми постарше, наше изумление и желание коснуться всего этого собственными руками было таким же нетерпеливым и жадным. Когда же мы стали дотрагиваться до всех этих чудес, восхищаясь отполированными стволами, сверкающими оливковым блеском прикладами, проверяя курки и бойки, когда мы с головой погрузились в это занятие, Вайзер достал из другого ящика коробку с патронами и из правого угла, на который мы раньше не обращали внимания, притащил картонные макеты.
Элька ткнула в меня пальцем:
– Будешь стрелять первым. Оставьте один парабеллум, остальные заверните в тряпки и положите в ящик.
Мы выполнили приказ безропотно. Элька зарядила пистолет, приказала всем стать у меня за спиной и, когда Вайзер вернулся от дальней стены, где он устанавливал макеты, вручила мне готовый к стрельбе парабеллум.
– Можешь стрелять, – сказала она, и прозвучало это как очередной приказ.
Если бы не насмотрелся я в кинотеатре «Трамвайщик» военных фильмов, я бы не знал, какую принять позу, что делать с левой рукой и как смотреть сквозь прорезь на кончик мушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62