Конан понял, что под ним галеры, огромные боевые суда с
таранами, идущие не под парусами, а на веслах. Что могли
они разыскивать в этих неприветливых водах? Разве что
останки "Ильбарса"...
Он убедился в этом, заметив, что корабли идут вдалеке
друг от друга, явно пытаясь охватить розысками возможно
большее пространство. Вероятно, то были "Ксапур" и "Акит",
уцелевшие суда флотилии, и, вероятно, Тоиланна тоже заметил
их. Воздушный корабль повернул к северу, спрятался за
облаками и увеличил скорость. Туранские галеры исчезли, а
впереди замаячил бесплодный берег, изрезанный шхерами,
бурая скалистая стена да гребнистые валы, рассыпавшиеся у
ее подножия фонтанами брызг. В пятистах локтях от земли из
моря торчали остроконечные утесы, расположенные полукругом,
у которых тоже вскипала вода. Они выглядели так, словно на
морском дне, в ожидании добычи, спрятался огромный дракон,
выставивший над волнами зубастую нижнюю челюсть. Одна
жертва ему уже досталась: разбитый и полузатопленный
"Ильбарс", чьи останки Конан мог ясно разглядеть с высоты.
И хотя грондарцы не были повинны в этой катастрофе,
ярость с новой силой вспыхнула в нем. Он понял, что медлить
нельзя; с одной стороны, место было удобным и подходящим во
всех отношениях, с другой, выпитое зелье могло наконец
опьянить его и погрузить в сон, еще более беспробудный, чем
тот, что вызывали чары Тоиланны.
Жестокая усмешка искривила губы киммерийца. Выходит,
крючконосый сам привел корабль к скалам, к этой Драконьей
Челюсти, сулящей гибель! Судьба! От нее не скроешься за
валами времени, за хребтами тысячелетий... Судьба! Сами
боги подвластны ей, и грондарские, и хайборийские... Что же
говорить о людях, пусть и одаренных магической силой?
Он попытался чуть-чуть придержать полет корабля, и это
удалось. Тоиланна вроде бы ничего не заметил, и тогда Конан
принялся действовать решительней: остановил корабль в
воздухе, повернул его вспять, а потом заставил резко
опуститься. Клыки дракона были теперь под ними, в двух или
трех тысячах локтей внизу.
Вопль чародея пробился к нему сквозь крышку
хрустального саркофага, зазвенел в ушах. Прикусив губы и не
раскрывая глаз, киммериец продолжал опускать корабль; воля
его превозмогла усилия колдуна, и крик Тоиланны становился
все громче, все пронзительней. Очевидно, он не понимал, что
происходит. Клыки дракона приближались, и внутреннее
зрение позволяло Конану разглядеть зубастую челюсть во всех
подробностях: мокрые остроконечные каменные пики,
водовороты, бурлившие вокруг них, водопады соленых брызг,
мрачные расселины меж камнями, и бездну, скрывавшуюся ниже,
под бурной морской поверхностью. Шторма сейчас не было, и
ветер казался слабым, но здесь, у драконьих клыков, море
ярилось всегда.
Он выбрал подходящий утес, острый, точно наконечник
туранского копья, и остановил корабль прямо над ним. Рядом
были и другие скалы, пониже, но такие же остроконечные и
губительные; рухнув с высоты, корабль врежется в них носом,
кормой или бортом, а остальное довершат волны. Но все же
хотелось, чтоб именно этот утес-копье пронзил днище, ударил
в кормовую часть трюма, смял клетки вместе с их содержимым.
Пусть боги пошлют Хадру быструю смерть! Да и волосатому
Арргху тоже мучиться ни к чему...
Раздался топот, потом Конан услышал возбужденные
голоса: повелительный - Иоллы, Сына Зари, заискивающий и
растерянный - крючконосого колдуна. Они говорили
по-грондарски, но, не зная ни слова из этого языка, Конан
понимал, о чем идет речь. Благородный Иолла гневался и
грозил всеми карами, маг пытался оправдаться и успокоить
своего владыку. Судно тем временем не двигалось ни вперед,
ни назад; висело в воздухе на тонкой невидимой нити.
Крохотные капли силы, которые он позволял отбирать, уже не
наполняли колонну прежним ярким сиянием, и сквозь
прозрачную крышку саркофага ему было видно, что колдовская
эманация светится чуть-чуть - даже не светится, а тлеет.
Внезапно на крышку упала тень, торопливые руки сдвинули
ее, и над киммерийцем раздался голос Тоиланны:
- Во имя Чар и Мощи Грондара! Так вот в чем дело! Пес,
потомок атталанта, не спит! Не знаю почему, но он не
заснул, владыка!
Глаза Конана открылись. Гнев бушевал в его груди.
- Не пес, а тигр, крючконосый ублюдок! - прорычал он. -
Тигр - перед тобой, а внизу - дракон! Дракон, отродье
Нергала!
Чародей в страхе отшатнулся. Киммериец вскочил на ноги,
и тлеющий огонь в хрустальной колонне погас; внезапно она
стала темной и безжизненной, как высохшее дерево, чьи корни
подрубил топор.
Корабль начал падать. Источник силы иссяк, колдовские
чары уже не поддерживали судно в воздухе, и слишком хрупкие
крылья обломились; мертвая громада из дерева, металла и
хрусталя неслась к воде и скалам. Все быстрее, все ближе...
Громкий крик Иоллы слился с воплем колдуна. Оба они
показывали солдатам на лестницу и торопили их: Сын Зари -
повелительно и властно, колдун - с побелевшим от ужаса
лицом. Воины, громыхая мечами о кольчуги, бросились вниз.
"За Хадром, - решил Конан, - или за волосатым...
Поздно!"
Он ухватился за свой саркофаг и швырнул его в
хрустальную стену. Башня дрогнула; грохот и звон ударил в
уши, на пол хлынули обломки стекла, в раздавшейся трещине
метались тучи и волны. Тучи - вверху, волны - внизу; все
ближе и ближе. Конан поднял второй прозрачный гроб.
Тоиланна что-то вопил, повиснув у него на плечах, Иолла,
Сын Зари, грозил коротким бронзовым клинком. Запустив в
стену второй саркофаг, Конан потянулся к поясу колдуна,
сорвал свой нож с витой серебряной рукоятью и с силой
отбросил крючконосого. Третий саркофаг последовал за двумя
первыми; теперь в стене зияло отверстие в добрых десять
локтей. Пол раскачивался и трясся, не давая Иолле
приблизится, но киммерийцу это не было помехой; одним
прыжком он подскочил к дыре.
Скалы стремительно приближались, у их подножий
вихрилась, кипела вода. Все, как с "Ильбарсом", мелькнула
мысль; сильный выплывет, слабый пойдет ко дну. Свою силу
Конан знал - и знал, что на этом летающем судне никто не
может соперничать с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13