Если б он держал в руках меч! Не короткий бронзовый
клинок, как у этих безволосых, а привычное ему оружие из
доброй стали длиной в четыре локтя! И если б в другой руке
была у него тяжкая секира! И были шлем, и панцирь, и
поножи, и крепкие сапоги! Да, будь он вооружен, как
подобает, дела могли повернуться иначе!
Но воин всегда воин, с клинком или без клинка; вид же
палки с рабским ошейником для воина оскорбителен. И Конан,
взревев и потрясая кулаками, ринулся на врагов.
...Когда он снова пришел в себя, ноги его были связаны,
локти стянуты за спиной прочными ремнями, и стерегли его
уже не трое, а шестеро. Предводитель с надменным лицом
исчез, но крючконосый маг в голубой хламиде сидел перед
Конаном, развалившись в низком плетеном креслице, и
усмехался не без насмешки. Его огромные водянистые глаза
довольно поблескивали.
Крючконосый заговорил. Кажется, слова чародея
повторялись - одна и та же короткая фраза, произнесенная на
многих языках, неведомых киммерийцу. Это было странным;
кроме десятка хайборийских наречий, Конан мог бы
объясниться с асами и ванами, светлобородыми бойцами
Севера, с туранцами и стигийцами, с иранистанцами и
дикарями из гирканских степей, не говоря уж о заморанцах и
шемитах. Мог он разобрать и речи пикта, вендийца и даже
кхитайца, щебечущего словно певчий дрозд; но все, что
говорил ему маг в голубой тунике, оставалось загадочным и
непонятным.
Наконец Конан решил, что надо и ему молвить слово.
Покосившись на каждого из шести стражей, он уставился затем
на старика и медленно произнес:
- Когда у меня будет меч, я погляжу, какого цвета
печень у этих ублюдков. А твою, крючконосый, я вырву
голыми руками.
Он думал, что колдун ничего не поймет, но старец вдруг
вздернул редкие брови над водянистыми глазами и с
неуверенной ухмылкой поинтересовался:
- Атталанта? Ты - атталанта? Пришел из-за моря? С
западных островов?
Речь его, к изумлению Конана, походила на киммерийскую,
но слова он выговаривал с непривычным и странным акцентом,
то шепелявя и присвистывая, то каркая, точно старый ворон.
Конан, однако, разобрал, о чем его спрашивают.
- Не атталанта, киммериец, - буркнул он. - С Севера,
из-за гор, не с западных островов. Никогда не слышал о
таких островах, кроме Барахов, что рядом с Зингарой.
Старик хлопнул себя по лбу и со злобой пробормотал
что-то непонятное, потом вновь перешел на киммерийский.
- Пес, потомок псов, потомок проклятого рода! Варвар!
Живучее семя! Сохранилось и через тысячи лет!
Брови Конана сошлись грозовой тучей.
- Ты, видно, не встречал киммерийцев, крючконосый!
Иначе знал бы, кто пес, а кто - тигр!
Колдун в голубой тунике вновь что-то забормотал
по-своему, потом, резко склонившись к Конану, стиснул
ему виски ледяными пальцами.
- Тигр? Может, и тигр, только попавший ко мне в клетку!
И, клянусь Чарами и Мощью Грондара, я выпью твою жизнь
по капле! Я, маг Тоиланна, обещаю тебе это, дикарь! Ты в
самом деле силен, я чувствую... ты продержишься долго...
может быть, шесть или семь лун или целый год...
- Продержусь? - Конан дернул головой, пытаясь сбросить
руку колдуна, но тот вцепился крепко. - О чем ты болтаешь,
старый коршун?
Тоиланна кивнул в сторону хрустальной башни.
- О моих саркофагах, которые стоят там. Скоро ты с ними
познакомишься, отродье атталанта! Скоро! И жизнь твоя
отлетит на крыльях ветра! Стечет, как вода в песок!
- С чего бы? Кром даровал мне жизнь, а дарованное им не
сдует ветер и не смоет вода!
- Кром даровал, а я возьму, - прошипел колдун и вдруг
расхохотался. - Как ты полагаешь, недоумок, что движет мой
воздушный корабль? - Он потряс перед носом Конана длинным
тощим пальцем. - Заклятья! Могучие заклятья, способные
извлечь из таких, как ты, жизненную силу! Ну, а как
распорядиться ею, решаю я... Могу обрушить стены крепостей,
могу засыпать город песком пустыни, могу поднять к небесам
корабль с солдатами и огненным зельем! Я решаю, я! - Он
снова захохотал, а отсмеявшись, повелел воинам: - Бросьте
дикаря в клетку! И передайте Сыну Зари, благородному Иолле,
что этот варвар нам подойдет!

* * *

Слишком расхвастался Тоиланна, крючконосый коршун!
Солнце не успело еще подняться в зенит, а Конан уже знал,
кто и что решает на борту воздушного корабля, в чьих руках
власть и сила, кому служат воины в бронзовых панцирях и
облаченный в голубую хламиду маг.
Но вначале солдаты отвели его в трюм, который освещался
оконцами, забранными чистейшим хрусталем. Тут были свалены
припасы, а в дальнем конце, у кормы, находились шесть
клеток - три и три, двумя рядами вдоль бортов. Конана
запихнули в крайнюю и принесли ему, много еды. Большой
кусок вяленого мяса, рыбу, сухари, мед, незнакомые сушеные
фрукты и кисловатое питье в большом бронзовом сосуде. Вина
ему не дали.
Киммериец умел терпеть голод, но умел и есть. Не
успело солнце подняться на ладонь, как он расправился и с
мясом, и с рыбой, и с сухарями и с прочей пищей; потом,
недовольно сморщившись, приложился к кувшину. Напиток был
холодным и приятно освежал, но Конану хотелось чего-нибудь
покрепче. Сейчас он выпил бы даже кислого туранского вина,
к которому обычно относился с презрением, предпочитая ему
крепкое и ароматное аргосское.
Но вина не было, и, покончив с едой, он принялся
озираться по сторонам. Клетка справа показалась Конану
обитаемой - в ней, как и в его узилище, лежала небольшая,
плетенная из тростника циновка, а у самой дверцы стоял
кувшин. В третьей клетке, находившейся в его ряду, а также
в двух противоположных, не было ни циновок, ни кувшинов,
однако в самой последней, что располагалась прямо перед
ним, Конан разглядел какую-то огромную массу. Ему
показалось, что это груда бурой шерсти, брошенной в углу,
и, лишь присмотревшись, он различил что-то похожее на
конечности, короткую, утонувшую в массивных плечах шею,
мохнатую голову, обросшее волосами лицо с маленькими
красными глазками.
- Ты кто? - спросил Конан, не надеясь, впрочем,
получить ответ.
Но странное существо пошевелилось, поднялось на ноги, и
пальцы его, напоминавшие человеческие, обхватили толстые
прутья клетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13