Ни крючконосый маг, ни солдаты в
тяжелых кольчугах, ни Иолла, их повелитель.
Он повернулся к Сыну Зари и насмешливо произнес:
- Боюсь, тебе не удастся свести знакомство с туранскими
палачами, грондарец! А жаль! Они искусные парни и ласковые
- такие же, как камни, что ждут тебя внизу!
Конан оттолкнулся и прыгнул. Небо и море завертелись
перед ним, но прежде, чем волны приняли киммерийца в
свои холодные объятия, он увидел, как громадный корабль
раскололся надвое, ударившись о скальный пик, как с
жалобным звоном рухнули башни, как поникли переломанные
крылья, как фигурки в блестящих панцирях посыпались из
корабельного чрева словно горошины из стручка. Одних
приняла твердь, и конец их стал быстрым; другие ушли под
воду, и этим предстояло помучиться. Правда, не так долго,
как в руках туранских палачей.
...Прошло какое-то время, и Конан, преодолев стремины и
водовороты, очутился на выпуклой спине валуна, обросшего
водорослями и ракушками. Удобный камень; содержимое раковин
можно было съесть, и можно было разглядывать драконий клык,
похожий на острие копья, покончивший с грондарским судном.
Конан и разглядывал его, а также темные воды вокруг, но,
кроме немногих обломков, не углядел ничего. Ни лысых голов,
ни светловолосых, ни покрытых шерстью... Прибой уже смыл с
утеса трупы и кровь, и теперь все грондарцы покоились на
дне вместе с двумя своими невольниками.
Киммериец вздохнул и перенес взгляд на другую скалу и
на разбитый корпус "Ильбарса". Потом он начал прикидывать,
кто же первым доберется сюда, "Акит" или "Ксапур", и когда
это будет, ночью или на рассвете. Скорей, на рассвете,
подумал он; ни один кормчий не рискнет приблизиться к
Драконьей Челюсти во мраке.
Солнце уже шло на закат, и с погасшими красками заката
угасла и ярость в душе киммерийца; теперь он чувствовал
лишь расслабляющую дремоту, наплывавшую на него из темноты.
Камень вдруг начал плавно покачиваться под ним, и Конан
сел, ибо ноги его не держали - точь-в-точь как после хорошей
попойки. Голова у него слегка кружилась, веки потяжелели,
рев волн превратился в усыпляющий рокот, а холодный
северный ветер, налетавший с берега, не мог побороть жар,
бродивший в его крови.
На небе высыпали звезды, тускло мерцая из-за облачной
пелены, затем начал восходить месяц, и в этот миг
грондарское зелье все же одолело Конана. Уткнувшись лицом в
колени, он погрузился в сон, и был тот сон крепок, как
скала, что держала его на своей спине между морем и небом.
Но снились Конану не скалы и не воды, не пустые небеса,
не скамья на галере и не весло в руках, не призрачная
каменоломня, где он рубил камень, и не ворот, поднимавший
из колодца бесчисленные кувшины с водой; не видел он ни
надменного лица Иоллы, Сына Зари, ни злобной физиономии
крючконосого колдуна, ни безликих грондарцев в глухих
шлемах, ни даже Хадра Ти и волосатого Арргха. Всю ночь он
летал на воздушном корабле и был счастлив, ибо тот
магический корабль хоть и поглотил частицу его жизни, зато
оставался послушен ему и покорен, как хорошо обученный
скакун.
А когда наступило утро и он раскрыл глаза, над
горизонтом уже поднимались мачты большой галеры, ветер
раздувал ее паруса, и весла пенили воду.
"Акит" или "Ксапур"? - продумал Конан и встал на ноги.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13