III
На веки вечные умирает только тот, кого не поминают
За две недели до Благовещения, с первым солнцем, достаточным для того, чтобы просохли большие дороги, в Скопье должно было прибыть посольство Андроника II Палеолога, императора всех императоров. Все придворные были заняты приготовлениями, в окнах не смели появляться облачные дни, и любая складка, даже на платочке, должна была лежать в соответствии со строгими правилами протокола. Мне приказали тщательно отобрать несколько повестей, которые будут предложены высоким гостям. Дело нешуточное. Все они, вельможи, пользуются особым доверием самого василевса, ученые люди, говорят на многих языках, знают силу тайн, повидали мир – от Иерусалима до Рима, от Александрии до Киева – и титул у каждого состоит более чем из семнадцати званий. Теперь вот приедут и к нашему королю, заключат с ним важные договоры. Им должно предложить все самое отборное, и в том числе несколько повестей.
– Ты отвечаешь за то, чтобы все было как полагается, в противном случае можешь заказывать надпись на свой надгробный камень! – сказали мне, и было понятно, что они заранее радуются моему поражению.
Принялся я перебирать все, что у меня в ризнице лежало в особом месте. Всем можно гордиться. Но все равно страшно – ведь это греки! Ведь они могут и нахмуриться, если увидят, что каракулей и строк оскорбительно много по сравнению со словесами, особенно если повесть из-за этого слишком медленно развивается или бессмысленно блуждает. Все, буквально все, решил я проверить, до последнего молчания. И все, с самого начала, попытаться предусмотреть. Не натрет ли им мозоль это слово? Придется ли по вкусу это? Не слишком ли много вставлено ветра? Что, если кто-то из них простудится? А не дать ли им послушать наши сказки? С другой стороны, они ведь приедут из аристократического Царьграда, как бы не стали смеяться над нами, как бы не подумали, что я обращаюсь к ним слишком запросто, без должного уважения или столичной сдержанности?
Так проводил я дни и ночи. Сомнения одолевали меня, и в результате все, что представлялось мне изначально хорошим, теперь стало казаться плохим. В конце концов решил – будь что будет, от меня не требуется ничего необычного, просто хорошо сделать свое дело…
Гости прибыли точно в срок. В первую неделю, жалуясь на усталость, они рано уходили спать. Но однажды во время ужина слуги вместе с вином подали и мои повести. Совершенно пресные, безо всяких приправ, в обычной глиняной посуде. Греки начали перешептываться, и я сперва подумал, что они и прикоснуться не захотят к нашим славянским сказаниям. Один из них натянул шапку на лоб и уши, гадливо сморщил губы, словно его угостили тухлой рыбой. Другой сложил руки на животе, давая понять, что он уже вполне сыт. Третий, не зная, куда деваться, процедил, что попробует чуть-чуть, чтобы не обидеть многоуважаемого сербского короля.
Однако прошло совсем немного времени, как он решил повторить. Потом отпил глоток вина и взял еще. Другой экзарх смущенно присоединился к нему. Довольно поцокали языками, переглянулись, что-то воскликнули по-гречески. Тут и первый снял шапку, и не успел я глазом моргнуть – не осталось ни слова, посланники с удовольствием послушали даже заключительное молчание, то, что было на дне посудины. Потом все трое по очереди стали нахваливать:
– Всего в меру! Настоялась хорошо, а все значения остались свежими! Ничего не скажешь, и начинается, и заканчивается как раз вовремя! И не тяжелая, от нее не пучит! Но и не слишком легкая, не празднословная!
– Ничего другого до самого Константинополя не хотим и слушать, лично перескажем ее прямо на ухо василевсу Андронику!
– Конечно, срок пребывания посольства строго ограничен и у нас больше на это не будет времени, но если бы кир Милутин проявил щедрость, мы не отказались бы взять с собой в Ромейскую империю хотя бы по одному вьюку каждой повести!
Государь готов был бы все отдать в подарок, даже то, чего у него нет, настолько ему хотелось, чтобы во дворцах и на площадях столицы империи пересказывали повести о нем самом, о красоте и богатстве рашских земель. Меня же, пажа, конечно, никто ни о чем и не спросил. Мое дело было собрать все, чем может гордиться отечество.
И вот ведь несчастье! Отец Тимофей всего лишь несколько дней назад отправился в Спасов дом, чтобы встретить там праздник Пасхи и привезти королю частичку праздничного канона святого Иоанна Дамаскина. Поют его и в других местах, и в церквах Скопье тоже, но именно в Жиче звучит он особенно радостно. В общем, при дворе нет никого, кто мог бы воспрепятствовать государеву легкомыслию. Можно вернуть назад захваченную врагом территорию, можно из рабства выкупить отрока, ювелир может выковать новую корону, ткач – соткать материю на новые одежды, а вот для хорошей повести нужно, чтобы хорошо потрудилось несколько поколений. Если распоряжаться по-хозяйски, то грекам надо было дать с собой ровно столько, сколько поместится у них в ушах. А больше – ни звука. Нам самим понадобится. Не каждый год бывает урожайным, придут такие столетия, да не одно, что и рассказать будет нечего, и тогда слуге, чтобы выжить, придется обгладывать одну и ту же повесть. Многие народы без следа исчезли не потому, что у них было слишком много врагов, а потому, что о них нечего было рассказать. На веки вечные умирает только тот, кого не поминают. А все остальные продолжают существовать так, как о них рассказывают. И если верх берет суесловие, ядовитое злословие или подхалимолюбие, душа переселяется в ад, а сам ад от всех этих грехов расширяется. И наоборот – горний мир становится шире от тех повестей, в которых перевешивают любовь, истинная справедливость или какая-нибудь другая добродетель. Позволить чужестранцу по его разумению распоряжаться всем этим равнозначно тому, чтобы встать на край пропасти.
Но даже рассказать об этих соображениях мне было некому. Греческое посольство увезло на вьючных мулах более половины того, что хранилось в королевских кладовых. Чтобы переписать оставшееся, много времени не потребовалось. Настоящее запустение, если не считать слишком длинных повестей, превозносящих великоименитого, и нескольких покороче, которые чрезмерно возвеличивают дворян.
IV
Красные пятнышки на белом полотне
Вскоре, всего несколько дней спустя после благословенного праздника Воскресения Христова, мы узнали от приставленных к сетям вестников разнесшиеся слухи о том, что монастырь Жича осажден войском болгар и куманов. Предыдущей ночью гарнизон города Маглича был уничтожен. Церковь Святого Спаса, в которой короновали наших правителей, оказалась беззащитной, в кольце опасных врагов.
Великоименитый решил не задерживаться с выступлением даже ради того, чтобы лучше подготовить войско к походу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84