– спросил Спартак.
Он перестал записывать и просто курил, вытянув ноги и закинув босые ступни на край стола. Большой палец у него был плоским, как медаль.
– Главарем? А что это значит? Дурацкое слово. У одних шарики вертятся, у других – нет. Кантэ был парнем изобретательным и умел брать на себя ответственность.
– Я часто ломал голову, злится он или нет, что я называл его Франциском Первым…
– Понятия не имею… Он никогда об этом не говорил… Но, между прочим, это вовсе не повод обзывать меня Франциском Вторым!
– Нет, кроме шуток, тебя это раздражает?
– По-моему, это смехотворно.
– Меня-то друзья зовут Спартаком – и ничего.
– Тут чертовская разница! Спартак есть Спартак. А об этом Франциске Втором никто отродясь не слыхал. Какое-то паршивое ничтожество.
– Ты позволишь? – Репортер полистал словарь. – Франциск Второй, король Франции, родился в Фонтенбло, в 1544, стал королем в 1559… Короноваться в пятнадцать лет – совсем недурно, ты не находишь?… Э-э-э… Супруг Марии Стюарт… Видишь, и женился не черт знает на ком… Умер в 1560… По-моему, весьма достойно… Завершил круг в шестнадцать, как метеор… Подлинные герои недолго остаются на сцене…
Олэн взглянул на часы. Было около пяти утра.
– Ладно, постарайся, чтобы все это не выглядело слишком глупо, – вздохнул он. – Я тебе звякну. А понадобятся деньги, чтобы расследовать ту давнишнюю катастрофу, – скажи, не стесняйся.
– Значит, ты уже уходишь? – спросил Спартак, не двигаясь с места. (Этот гонимый, уходящий в ночь, производил на него сильное впечатление.) – Наверное, живешь в блокгаузе? – пошутил журналист, чтобы не впасть в мелодраматический тон.
– Нет. Наоборот, в очень спокойном месте. И если когда-нибудь оно превратился в блокгауз, то отнюдь не по моей вине.
– Понятно, – сказал Спартак.
Он встал и снова поставил на плиту кастрюльку для кофе.
Олэн уже подошел к двери. Он еще раз взглянул на трещины в потолке, на странную обстановку квартиры, коврики, разбросанные по мрачным кафельным плиткам, сувениры из разных стран, фотографию голой девицы в рамке. Его трогала эта атмосфера молодости, холостяжника и аромат непредвиденного. Он сам был такой же.
Франсуа согласился выпить еще чашечку. В какой-то момент Спартак подошел к нему совсем близко. Олэн давно убрал пистолет, но руку держал в кармане. Впрочем, палец больше не лежал на курке.
– Такая жизнь, как твоя, должно быть, здорово поистрепала нервы, – заметил репортер.
– Меньше, чем твоя. Я мотался за тобой целый день. Это ад! И ты рискуешь куда больше меня… А вот доказательство, – Олэн с улыбкой подбросил на ладони пистолет.
– Вообще-то ты гораздо меньше засветился, чем братья Шварц. Они… – Спартак провел по горлу ребром ладони.
– Они об этом знают и сами никого не станут щадить.
– Тебе больше нравятся белокурые или темноволосые Шварцы?
– По правде сказать, они меня вообще не особо интересуют…
– Полицейские утверждают обратное, – обронил Спартак.
– А откуда им знать? Это так же, как ты писал о смерти О'Кейси. Разве ты имел о ней представление?
Олэн взялся за ручку двери. Он уже сказал все, что хотел.
– Мы еще увидимся? – спросил Спартак.
Олэн вскинул темные глаза.
– Заранее договариваться о встрече не стоит.
– Я репортер. Мне не платят за пополнение тюрем. Наоборот, я получаю деньги за сенсационные репортажи. Для меня ты – дар небес! Так что тебе нечего бояться.
– Возможно.
– Решай сам. А кроме того, бывший гонщик невольно внушает симпатии.
Олэн чуть заметно кивнул.
– Если ты не уедешь за границу, я бы с удовольствием повидался с тобой еще разок, – заметил Спартак.
– Я попытаюсь, – пообещал Олэн.
И он ушел.
Оставшись в одиночестве, Спартак внезапно уловил тиканье настенных часов. Положение стрелок убедило его, что рассвет уже наступил. Репортер сходил на кухню, дабы проверить, неужто он и в самом деле выпил с гостем литр кофе, потом склонился над блокнотом, и это рассеяло последние сомнения.
Спартак окунул голову в холодную воду, оделся и побежал на улицу Бомэ, где обитал его друг Боваллон. Кто-то из соседей, разбуженный настойчивым треньканьем звонка, сердито облаял раннего гостя. Заспанный Поль приоткрыл дверь. При виде массивной фигуры журналиста он вытаращил глаза.
Поль жил в комнате с глубоким альковом. Там, в самом центре кровати, журналист узрел крошку Люсьен и подумал, что, должно быть, она всю ночь прижималась к Полю. Девушка быстро натянула одеяло до самого подбородка.
– Не обращайте на меня внимания, – посоветовал Спартак.
Люсьен нежно посмотрела на любовника и улыбнулась. Уловив в выражении ее лица нотку признательности, репортер сказал себе, что Поль по крайней мере не зря старался.
Он снял с вешалки пальто и насильно натянул на приятеля.
– Что за муха тебя укусила? – возмутился Поль.
– Пойдем купим рогаликов и всего прочего, что нужно для королевского завтрака… Ну, живо, пошли…
Поль, как во сне, сунул ноги в тапочки, и Спартак вытолкнул его из дома. На улице свежий воздух немного взбодрил полицейского. Они устроились в пустынном зале закусочной на углу улицы. Репортер заказал две рюмки коньяка.
– Это тебе понадобится, – буркнул он. – А кроме того, ты дашь мне честное слово оставить мой рассказ при себе.
– А это не противоречит присяге?
– Нет.
– Ты уверен?
– На все сто. Сейчас докажу. Есть у тебя основания считать, что арест Франсуа Олэна – не за горами?
– Пока нет.
– Обыски, прочесывания и облавы ничего не дали?
– Пока нет, – повторил Поль. – Но время терпит. Ни один преступник не доживает до старости на свободе.
– Допустим, хотя это вовсе не доказано. Короче, раз у тебя нет ни единой зацепки, рассказав о своих маленьких достижениях, я нисколько не влезу на твою территорию, согласен?
– Верно.
– Ну, так даешь слово?
– Даю.
– Сегодня ночью он приходил ко мне, и мы проболтали до рассвета.
Поль залпом выпил коньяк. Репортер подозвал официанта.
– Принесите этому господину еще одну рюмку.
– Проболтали… – буркнул Поль. – Так вы, значит, дружески беседовали?
Спартак рассказал о встрече с Олэном и, увлекшись, набросал портрет «симпатичного гангстера», столь милого сердцам молоденьких златошвеек.
– Ты говоришь о нем, как о приятеле, – заметил инспектор.
– Не стоит преувеличивать.
– Ты просто не соображаешь, сколько зла причинили эти подонки за последние годы. Кантэ мертв. Жаль, что он мог умереть только один раз. Слишком дешево отделался. Что до трех остальных, коли подвернется случай пристрелить их на месте, мы не упустим такой удачи. И твоему Франциску Второму во второй раз ни за что не сбежать из тюрьмы, можешь мне поверить.
Спартак вспомнил, как они с Олэном шутили насчет – На его руках нет крови, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Он перестал записывать и просто курил, вытянув ноги и закинув босые ступни на край стола. Большой палец у него был плоским, как медаль.
– Главарем? А что это значит? Дурацкое слово. У одних шарики вертятся, у других – нет. Кантэ был парнем изобретательным и умел брать на себя ответственность.
– Я часто ломал голову, злится он или нет, что я называл его Франциском Первым…
– Понятия не имею… Он никогда об этом не говорил… Но, между прочим, это вовсе не повод обзывать меня Франциском Вторым!
– Нет, кроме шуток, тебя это раздражает?
– По-моему, это смехотворно.
– Меня-то друзья зовут Спартаком – и ничего.
– Тут чертовская разница! Спартак есть Спартак. А об этом Франциске Втором никто отродясь не слыхал. Какое-то паршивое ничтожество.
– Ты позволишь? – Репортер полистал словарь. – Франциск Второй, король Франции, родился в Фонтенбло, в 1544, стал королем в 1559… Короноваться в пятнадцать лет – совсем недурно, ты не находишь?… Э-э-э… Супруг Марии Стюарт… Видишь, и женился не черт знает на ком… Умер в 1560… По-моему, весьма достойно… Завершил круг в шестнадцать, как метеор… Подлинные герои недолго остаются на сцене…
Олэн взглянул на часы. Было около пяти утра.
– Ладно, постарайся, чтобы все это не выглядело слишком глупо, – вздохнул он. – Я тебе звякну. А понадобятся деньги, чтобы расследовать ту давнишнюю катастрофу, – скажи, не стесняйся.
– Значит, ты уже уходишь? – спросил Спартак, не двигаясь с места. (Этот гонимый, уходящий в ночь, производил на него сильное впечатление.) – Наверное, живешь в блокгаузе? – пошутил журналист, чтобы не впасть в мелодраматический тон.
– Нет. Наоборот, в очень спокойном месте. И если когда-нибудь оно превратился в блокгауз, то отнюдь не по моей вине.
– Понятно, – сказал Спартак.
Он встал и снова поставил на плиту кастрюльку для кофе.
Олэн уже подошел к двери. Он еще раз взглянул на трещины в потолке, на странную обстановку квартиры, коврики, разбросанные по мрачным кафельным плиткам, сувениры из разных стран, фотографию голой девицы в рамке. Его трогала эта атмосфера молодости, холостяжника и аромат непредвиденного. Он сам был такой же.
Франсуа согласился выпить еще чашечку. В какой-то момент Спартак подошел к нему совсем близко. Олэн давно убрал пистолет, но руку держал в кармане. Впрочем, палец больше не лежал на курке.
– Такая жизнь, как твоя, должно быть, здорово поистрепала нервы, – заметил репортер.
– Меньше, чем твоя. Я мотался за тобой целый день. Это ад! И ты рискуешь куда больше меня… А вот доказательство, – Олэн с улыбкой подбросил на ладони пистолет.
– Вообще-то ты гораздо меньше засветился, чем братья Шварц. Они… – Спартак провел по горлу ребром ладони.
– Они об этом знают и сами никого не станут щадить.
– Тебе больше нравятся белокурые или темноволосые Шварцы?
– По правде сказать, они меня вообще не особо интересуют…
– Полицейские утверждают обратное, – обронил Спартак.
– А откуда им знать? Это так же, как ты писал о смерти О'Кейси. Разве ты имел о ней представление?
Олэн взялся за ручку двери. Он уже сказал все, что хотел.
– Мы еще увидимся? – спросил Спартак.
Олэн вскинул темные глаза.
– Заранее договариваться о встрече не стоит.
– Я репортер. Мне не платят за пополнение тюрем. Наоборот, я получаю деньги за сенсационные репортажи. Для меня ты – дар небес! Так что тебе нечего бояться.
– Возможно.
– Решай сам. А кроме того, бывший гонщик невольно внушает симпатии.
Олэн чуть заметно кивнул.
– Если ты не уедешь за границу, я бы с удовольствием повидался с тобой еще разок, – заметил Спартак.
– Я попытаюсь, – пообещал Олэн.
И он ушел.
Оставшись в одиночестве, Спартак внезапно уловил тиканье настенных часов. Положение стрелок убедило его, что рассвет уже наступил. Репортер сходил на кухню, дабы проверить, неужто он и в самом деле выпил с гостем литр кофе, потом склонился над блокнотом, и это рассеяло последние сомнения.
Спартак окунул голову в холодную воду, оделся и побежал на улицу Бомэ, где обитал его друг Боваллон. Кто-то из соседей, разбуженный настойчивым треньканьем звонка, сердито облаял раннего гостя. Заспанный Поль приоткрыл дверь. При виде массивной фигуры журналиста он вытаращил глаза.
Поль жил в комнате с глубоким альковом. Там, в самом центре кровати, журналист узрел крошку Люсьен и подумал, что, должно быть, она всю ночь прижималась к Полю. Девушка быстро натянула одеяло до самого подбородка.
– Не обращайте на меня внимания, – посоветовал Спартак.
Люсьен нежно посмотрела на любовника и улыбнулась. Уловив в выражении ее лица нотку признательности, репортер сказал себе, что Поль по крайней мере не зря старался.
Он снял с вешалки пальто и насильно натянул на приятеля.
– Что за муха тебя укусила? – возмутился Поль.
– Пойдем купим рогаликов и всего прочего, что нужно для королевского завтрака… Ну, живо, пошли…
Поль, как во сне, сунул ноги в тапочки, и Спартак вытолкнул его из дома. На улице свежий воздух немного взбодрил полицейского. Они устроились в пустынном зале закусочной на углу улицы. Репортер заказал две рюмки коньяка.
– Это тебе понадобится, – буркнул он. – А кроме того, ты дашь мне честное слово оставить мой рассказ при себе.
– А это не противоречит присяге?
– Нет.
– Ты уверен?
– На все сто. Сейчас докажу. Есть у тебя основания считать, что арест Франсуа Олэна – не за горами?
– Пока нет.
– Обыски, прочесывания и облавы ничего не дали?
– Пока нет, – повторил Поль. – Но время терпит. Ни один преступник не доживает до старости на свободе.
– Допустим, хотя это вовсе не доказано. Короче, раз у тебя нет ни единой зацепки, рассказав о своих маленьких достижениях, я нисколько не влезу на твою территорию, согласен?
– Верно.
– Ну, так даешь слово?
– Даю.
– Сегодня ночью он приходил ко мне, и мы проболтали до рассвета.
Поль залпом выпил коньяк. Репортер подозвал официанта.
– Принесите этому господину еще одну рюмку.
– Проболтали… – буркнул Поль. – Так вы, значит, дружески беседовали?
Спартак рассказал о встрече с Олэном и, увлекшись, набросал портрет «симпатичного гангстера», столь милого сердцам молоденьких златошвеек.
– Ты говоришь о нем, как о приятеле, – заметил инспектор.
– Не стоит преувеличивать.
– Ты просто не соображаешь, сколько зла причинили эти подонки за последние годы. Кантэ мертв. Жаль, что он мог умереть только один раз. Слишком дешево отделался. Что до трех остальных, коли подвернется случай пристрелить их на месте, мы не упустим такой удачи. И твоему Франциску Второму во второй раз ни за что не сбежать из тюрьмы, можешь мне поверить.
Спартак вспомнил, как они с Олэном шутили насчет – На его руках нет крови, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43