Его взор устремлен на что-то другое; это взор существа, которое мыслит веками и тысячелетиями. Я для него не существую и не могу существовать. И я не был способен ответить на собственный вопрос: существую ли я для самого себя? Действительно ли я существую в каком-либо смысле, в каком-либо отношении? И эта мысль, это чувство под странным взглядом сфинкса овеяли меня ледяным холодом. Мы так привыкли думать, что мы есть, что мы существуем. И вдруг я почувствовал, что я не существую, что меня нет, что я не настолько велик, чтобы меня можно было заметить.
А сфинкс передо мной продолжал смотреть вдаль, поверх меня; казалось, его лицо отражает нечто такое, что он видит, но чего я не в состоянии ни увидеть, ни понять.
Вечность! Слово это вспыхнуло в моем сознании и пронзило меня, вызвав холодную дрожь. Все идеи времени, вещей, жизни смешались. Я чувствовал, что в те минуты, когда я стоял перед сфинксом, он жил во всех событиях и происшествиях тысячелетий; а с другой стороны, столетия мелькают для него подобно мгновениям. Я не понял, как это могло быть. Но я чувствовал, что мое сознание улавливает тень возвышенного воображения или ясновидения художников, создавших сфинкса. Я прикоснулся к тайне, но не смог ни определить, ни сформулировать ее.
И только впоследствии, когда эти впечатления начали наслаиваться на те, которые я знал и чувствовал раньше, завеса как будто шевельнулась; я почувствовал, что медленно, очень медленно начинаю понимать.
* * *
Проблема вечности, о которой говорит лицо сфинкса, вводит нас в область невозможного. Даже проблема времени проста по сравнению с проблемой вечности.
Некоторые намеки на решение проблемы вечности можно найти в различных символах и аллегориях древних религий, а также в некоторых современных и древних философских системах.
Круг есть образ вечности – линия, уходящая в пространство и возвращающаяся к исходной точке. В символизме – это змея, которая кусает собственный хвост. Но где же начало замкнутого круга? И наша мысль, охваченная кругом, так и не в состоянии выйти из него.
Героическое усилие воображения, полный разрыв со всем, что логически понятно, естественно и возможно, – вот что необходимо для разгадки тайны круга, для того чтобы найти точку, где конец соединяется с началом, где голова змеи кусает свой собственный хвост.
Идея вечного возвращения, которая связана для нас с именем Пифагора, а в новейшее время – с именем Ницше, как раз и есть взмах меча над узлом Гордия.
Только в идее возвращения, бесконечного повторения мы способны понять и вообразить вечность. Но необходимо помнить, что в этом случае перед нами будет не узел, а лишь несколько его частей. Поняв природу узла в аспекте разделения, мы должны затем мысленно соединить его отдельные обрывки и создать из них целое.
1908-1914
4. Будда с сапфировыми глазами
Зеленый Цейлон. Кружева кокосовых пальм вдоль песчаного побережья океана. Рыбацкие деревушки среди зелени. Панорамы долин и горные ландшафты. Остроконечный Адамов пик. Развалины древних городов. Гигантские статуи Будды под зелеными ветвями деревьев, с которых наблюдают за вами обезьяны. Среди листвы и цветов – белые буддийские храмы. Монахи в желтых одеяниях. Сингалезы с черепаховыми гребнями в волосах, в облегающих тело белых одеждах до самой земли. Смеющиеся черноглазые девушки в легких повозках, которых уносят буйволы, бегущие быстрой рысью. Огромные деревья, густо усыпанные пурпурными цветами. Широкие листья бананов. Снова пальмы. Розовато-рыжая земля – и солнце, солнце, солнце...
Я поселился в гостинице на окраине Коломбо, на берегу моря, и совершил оттуда множество экскурсий. Я ездил на юг, в Галле, на север, к игрушечному городку Канди, где стоит святилище Зуба Будды, белые камни которого покрыты зеленым мхом; далее – к развалинам Анарадхапуры, который задолго до Рождества Христова имел двухмиллионное население и был разрушен во времена вторжения тамилов в начале нашей эры. Этот город давно одолели джунгли; и сейчас там на протяжении почти пятнадцати миль тянутся улицы и площади, поглощенные лесом, заросшие травой и кустарником; видны фундаменты и полуразрушенные стены домов, храмов, монастырей, дворцов, водоемов и водохранилищ, осколки разбитых статуй, гигантские дагобы, кирпичные строения в форме колоколов и тому подобное.
Вернувшись в гостиницу после одной из таких поездок, я несколько дней не покидал номера, пытаясь записать свои впечатления, прежде всего о беседах с буддийскими монахами, которые объясняли мне учение Будды. Эти беседы вызвали у меня странное чувство неудовлетворенности. Я не мог избавиться от мысли, что в буддизме есть много вещей, понять которые мы не в состоянии; я определил бы эту сторону буддизма словами «чудесное», или «магическое», т.е. как раз теми понятиями, существование которых в буддизме его последователи отрицают.
Буддизм предстал передо мной одновременно в двух аспектах. С одной стороны, я видел в нем религию, исполненную света, мягкости и тепла; религию, которая более другой далека от того, что можно назвать «язычеством»; религию, которая даже в своих крайних церковных формах никогда не благословляла меча и не прибегала к принуждению; я видел в буддизме религию, которую можно признавать, сохраняя прежнюю веру. Все это – с одной стороны; а с другой – странная философия, которая пытается отрицать то, что составляет сущность и принципиальное содержание любой религии – идею чудесного.
Светлую сторону буддизма я чувствовал немедленно, входя в любой буддийский храм, особенно в южной части Цейлона. Буддийские храмы – это маленькие зеленые уголки, напоминающие русские монастыри. Белая каменная ограда, внутри – несколько небольших белых зданий и колоколенка. Все очень чисто; много зелени; густая тень; солнечные зайчики и цветы. Традиционная дагоба – сооружение в форме колокола, увенчанное шпилем; дагоба стоит над зарытым сокровищем или мощами. За деревьями – полукруг резных каменных алтарей, на них цветы, принесенные паломниками; по вечерам горят огни масляных светильников. Неизбежное священное дерево бо, напоминающее вяз. Все пронизано чувством спокойствия и безмятежности, уносящих вас от суеты и противоречий жизни.
Но стоит вам приблизиться к буддизму ближе, и вы немедленно столкнетесь с целым рядом формальных препятствий и уверток. «Об этом мы не должны говорить; об этом Будда запретил даже думать; этого нет, никогда не было и быть не может». Буддизм учит только тому, как освободиться от страдания. А освобождение от страдания возможно только преодолением в себе желания жизни, желания наслаждения, всех желаний вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
А сфинкс передо мной продолжал смотреть вдаль, поверх меня; казалось, его лицо отражает нечто такое, что он видит, но чего я не в состоянии ни увидеть, ни понять.
Вечность! Слово это вспыхнуло в моем сознании и пронзило меня, вызвав холодную дрожь. Все идеи времени, вещей, жизни смешались. Я чувствовал, что в те минуты, когда я стоял перед сфинксом, он жил во всех событиях и происшествиях тысячелетий; а с другой стороны, столетия мелькают для него подобно мгновениям. Я не понял, как это могло быть. Но я чувствовал, что мое сознание улавливает тень возвышенного воображения или ясновидения художников, создавших сфинкса. Я прикоснулся к тайне, но не смог ни определить, ни сформулировать ее.
И только впоследствии, когда эти впечатления начали наслаиваться на те, которые я знал и чувствовал раньше, завеса как будто шевельнулась; я почувствовал, что медленно, очень медленно начинаю понимать.
* * *
Проблема вечности, о которой говорит лицо сфинкса, вводит нас в область невозможного. Даже проблема времени проста по сравнению с проблемой вечности.
Некоторые намеки на решение проблемы вечности можно найти в различных символах и аллегориях древних религий, а также в некоторых современных и древних философских системах.
Круг есть образ вечности – линия, уходящая в пространство и возвращающаяся к исходной точке. В символизме – это змея, которая кусает собственный хвост. Но где же начало замкнутого круга? И наша мысль, охваченная кругом, так и не в состоянии выйти из него.
Героическое усилие воображения, полный разрыв со всем, что логически понятно, естественно и возможно, – вот что необходимо для разгадки тайны круга, для того чтобы найти точку, где конец соединяется с началом, где голова змеи кусает свой собственный хвост.
Идея вечного возвращения, которая связана для нас с именем Пифагора, а в новейшее время – с именем Ницше, как раз и есть взмах меча над узлом Гордия.
Только в идее возвращения, бесконечного повторения мы способны понять и вообразить вечность. Но необходимо помнить, что в этом случае перед нами будет не узел, а лишь несколько его частей. Поняв природу узла в аспекте разделения, мы должны затем мысленно соединить его отдельные обрывки и создать из них целое.
1908-1914
4. Будда с сапфировыми глазами
Зеленый Цейлон. Кружева кокосовых пальм вдоль песчаного побережья океана. Рыбацкие деревушки среди зелени. Панорамы долин и горные ландшафты. Остроконечный Адамов пик. Развалины древних городов. Гигантские статуи Будды под зелеными ветвями деревьев, с которых наблюдают за вами обезьяны. Среди листвы и цветов – белые буддийские храмы. Монахи в желтых одеяниях. Сингалезы с черепаховыми гребнями в волосах, в облегающих тело белых одеждах до самой земли. Смеющиеся черноглазые девушки в легких повозках, которых уносят буйволы, бегущие быстрой рысью. Огромные деревья, густо усыпанные пурпурными цветами. Широкие листья бананов. Снова пальмы. Розовато-рыжая земля – и солнце, солнце, солнце...
Я поселился в гостинице на окраине Коломбо, на берегу моря, и совершил оттуда множество экскурсий. Я ездил на юг, в Галле, на север, к игрушечному городку Канди, где стоит святилище Зуба Будды, белые камни которого покрыты зеленым мхом; далее – к развалинам Анарадхапуры, который задолго до Рождества Христова имел двухмиллионное население и был разрушен во времена вторжения тамилов в начале нашей эры. Этот город давно одолели джунгли; и сейчас там на протяжении почти пятнадцати миль тянутся улицы и площади, поглощенные лесом, заросшие травой и кустарником; видны фундаменты и полуразрушенные стены домов, храмов, монастырей, дворцов, водоемов и водохранилищ, осколки разбитых статуй, гигантские дагобы, кирпичные строения в форме колоколов и тому подобное.
Вернувшись в гостиницу после одной из таких поездок, я несколько дней не покидал номера, пытаясь записать свои впечатления, прежде всего о беседах с буддийскими монахами, которые объясняли мне учение Будды. Эти беседы вызвали у меня странное чувство неудовлетворенности. Я не мог избавиться от мысли, что в буддизме есть много вещей, понять которые мы не в состоянии; я определил бы эту сторону буддизма словами «чудесное», или «магическое», т.е. как раз теми понятиями, существование которых в буддизме его последователи отрицают.
Буддизм предстал передо мной одновременно в двух аспектах. С одной стороны, я видел в нем религию, исполненную света, мягкости и тепла; религию, которая более другой далека от того, что можно назвать «язычеством»; религию, которая даже в своих крайних церковных формах никогда не благословляла меча и не прибегала к принуждению; я видел в буддизме религию, которую можно признавать, сохраняя прежнюю веру. Все это – с одной стороны; а с другой – странная философия, которая пытается отрицать то, что составляет сущность и принципиальное содержание любой религии – идею чудесного.
Светлую сторону буддизма я чувствовал немедленно, входя в любой буддийский храм, особенно в южной части Цейлона. Буддийские храмы – это маленькие зеленые уголки, напоминающие русские монастыри. Белая каменная ограда, внутри – несколько небольших белых зданий и колоколенка. Все очень чисто; много зелени; густая тень; солнечные зайчики и цветы. Традиционная дагоба – сооружение в форме колокола, увенчанное шпилем; дагоба стоит над зарытым сокровищем или мощами. За деревьями – полукруг резных каменных алтарей, на них цветы, принесенные паломниками; по вечерам горят огни масляных светильников. Неизбежное священное дерево бо, напоминающее вяз. Все пронизано чувством спокойствия и безмятежности, уносящих вас от суеты и противоречий жизни.
Но стоит вам приблизиться к буддизму ближе, и вы немедленно столкнетесь с целым рядом формальных препятствий и уверток. «Об этом мы не должны говорить; об этом Будда запретил даже думать; этого нет, никогда не было и быть не может». Буддизм учит только тому, как освободиться от страдания. А освобождение от страдания возможно только преодолением в себе желания жизни, желания наслаждения, всех желаний вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176