Но этот догматизм не имеет под собой никакого основания. Наоборот, не существует более искусственной и зыбкой идеи, чем идея всеобщей эволюции, эволюции всего существующего.
Вот научные основы эволюции: во-первых, теория происхождения миров из туманностей со всеми ее дополнениями и изменениями (в действительности, эта теория ничего не меняет в первоначальном искаженном понятии механического процесса конструкции); во-вторых, дарвиновская теория происхождения видов также со всеми последующими дополнениями и изменениями.
Но «теория туманностей», какие бы умы ни были с ними связаны, принадлежат к области чисто умозрительной. Фактически, это ни что иное, как классификация предполагаемых явлений, которая из-за непонимания и отсутствия лучших объяснений считается теорией мирового процесса. Как теории, они ничего не имеют в качестве основания – ни одного факта, ни одного доступного наблюдению закона.
Эволюция органических форм в смысле развития новых видов и классов в царстве природы «научно» обоснована целой серией фактов, которые, как полагают, подтверждают ее. Эти факты взяты из сравнительной анатомии, морфологии, эмбриологии, палеонтологии и т.п.; однако в действительности все эти факты искусственно подобраны для доказательства теории эволюции. Каждое десятилетие отрицает «факты», установленные в предыдущем десятилетии, и заменяет их новыми; но теория остается незыблемой.
Уже в самом начале, при использовании идеи эволюции как биологического понятия, было сделано смелое допущение, без которого создать какую-либо теорию было бы вообще невозможно. А в дальнейшем, то, что в основу было положено лишь допущение, прочно забыли. Я имею в виду знаменитое положение о «происхождении видов».
Дело в том, что если строго придерживаться фактов, то эволюцию, основанную на отборе, приспособлении и устранении, можно принять только в смысле «сохранения вида», ибо лишь эти факты можно наблюдать в жизни. А появление новых видов, их формирование и переход из низших форм в высшие фактически никогда не наблюдалось. Эволюция в смысле «развития вида» – не более, чем гипотеза, которая стала теорией вследствие неправильного понимания. Единственный факт здесь – это «сохранение видов». А вот как они появляются – мы не знаем; и не следует обманываться на этот счет.
В данном случае наука, шулерски передернув, подменила одну карту другой. А именно: установив эволюцию разновидности, или породы, она приложила тот же закон эволюции к видам, воспользовавшись методом аналогии. Такая аналогия совершенно незаконна, и говоря о «шулерском передергивании», я ни в малейшей степени не преувеличиваю.
Эволюция разновидности – установленный факт; но все эти разновидности остаются в пределах данного вида и весьма неустойчивы, т.е. при изменении условий они через несколько поколений изменяются или возвращаются к первоначальному типу. Вид – это твердо установившейся тип; как я уже сказал, изменение вида никогда не наблюдалось.
Конечно, это вовсе не значит, что все, что называют видом, представляет собой устойчивый тип. Вид таков лишь по сравнению с разновидностью, или породой; последняя является типом, изменяющимся буквально у нас на глазах.
Из-за огромной разницы между разновидностями и видами прилагать к видам то, что установлено по отношению к разновидностям, будет, по меньшей мере, «сознательной ошибкой». Масштаб этой сознательной ошибки и почти поголовное приятие ее в качестве истины ни в коем случае не обязывают нас принимать ее или предполагать за ней какие-то скрытые возможности.
Кроме того, данные палеонтологии далеки от подтверждения идеи регулярного изменения видов; напротив, они опрокидывают идею вида как чего-то определенного и устанавливают факт скачков, замедлений, попятных движений, внезапного появления совершенно новых форм и т.п., которые с точки зрения упорядоченной эволюции объяснению не поддаются. Точно так же и данные сравнительной анатомии, на которые склонны ссылаться «эволюционисты», обращаются против них же самих" например, оказалось, что совершенно невозможно установить эволюцию отдельных органов, таких как глаз, органы обоняния и т.п.
К этому следует добавить, что само понятие эволюции в чисто научном смысле претерпело значительные изменения. Существует большая разница между популярным значением этого слова в наукообразных «очерках» и «общих обзорах» и его подлинно научным смыслом.
Наука пока не отрицает эволюцию, но уже признает, что само слово выбрано неудачно. Предпринимаются попытки найти другое слово, которое выражало бы менее искусственную идею и включало бы в себя не только процесс «интеграции», но и процесс распада.
Последнее положение станет ясным, если мы поймем обстоятельство, на которое указывали выше, а именно: что у слова «эволюция» нет антитезиса. Это с особой отчетливостью обнаруживается в случае применения принципа, выраженного в слове «эволюция», к описанию общественных или политических явлений, где результаты дегенерации или разложения постоянно принимают за эволюцию, а эволюцию (которая уже в силу смысла этого слова не может зависеть от чьей-либо воли) постоянно смешивают с результатами преднамеренных действий, которые также считаются возможными. Фактически, появление новых социальных или политических форм не зависит ни от чьей-либо воли, ни от эволюции; чаще всего они представляют собой неудачные, неполные и противоречивые осуществления (пожалуй, лучше назвать их «неосуществлениями») теоретических программ, за которыми скрываются личные интересы.
Смешение идей, относящихся к эволюции, в значительной мере зависит от понимания того (а человеческий ум сделать совершенно слепым невозможно), что в жизни существует не один единственный процесс, а множество разных процессов, перемежающихся, внедряющихся и привносящих друг друга новые факты.
Очень грубо эти процессы можно разделить на две категории: процессы творческие и процессы разрушительные. Оба вида процессов одинаково важны, ибо без наличия деструктивных процессов не было бы процессов творческих. Разрушительные процессы дают материал для творчества; все творческие процессы рано или поздно переходят в деструктивные; но это вовсе не означает, что творческие и деструктивные процессы, взятые вместе, составляют то, что можно назвать эволюцией.
Западная мысль, создавая теорию эволюции, проглядела деструктивные процессы. Причина этого – в искусственно суженном поле зрения, характерном для последних столетий европейской культуры, вследствие чего теории строятся на недостаточном количестве фактов, и ни один из наблюдаемых процессов не рассматривается во всей своей целостности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Вот научные основы эволюции: во-первых, теория происхождения миров из туманностей со всеми ее дополнениями и изменениями (в действительности, эта теория ничего не меняет в первоначальном искаженном понятии механического процесса конструкции); во-вторых, дарвиновская теория происхождения видов также со всеми последующими дополнениями и изменениями.
Но «теория туманностей», какие бы умы ни были с ними связаны, принадлежат к области чисто умозрительной. Фактически, это ни что иное, как классификация предполагаемых явлений, которая из-за непонимания и отсутствия лучших объяснений считается теорией мирового процесса. Как теории, они ничего не имеют в качестве основания – ни одного факта, ни одного доступного наблюдению закона.
Эволюция органических форм в смысле развития новых видов и классов в царстве природы «научно» обоснована целой серией фактов, которые, как полагают, подтверждают ее. Эти факты взяты из сравнительной анатомии, морфологии, эмбриологии, палеонтологии и т.п.; однако в действительности все эти факты искусственно подобраны для доказательства теории эволюции. Каждое десятилетие отрицает «факты», установленные в предыдущем десятилетии, и заменяет их новыми; но теория остается незыблемой.
Уже в самом начале, при использовании идеи эволюции как биологического понятия, было сделано смелое допущение, без которого создать какую-либо теорию было бы вообще невозможно. А в дальнейшем, то, что в основу было положено лишь допущение, прочно забыли. Я имею в виду знаменитое положение о «происхождении видов».
Дело в том, что если строго придерживаться фактов, то эволюцию, основанную на отборе, приспособлении и устранении, можно принять только в смысле «сохранения вида», ибо лишь эти факты можно наблюдать в жизни. А появление новых видов, их формирование и переход из низших форм в высшие фактически никогда не наблюдалось. Эволюция в смысле «развития вида» – не более, чем гипотеза, которая стала теорией вследствие неправильного понимания. Единственный факт здесь – это «сохранение видов». А вот как они появляются – мы не знаем; и не следует обманываться на этот счет.
В данном случае наука, шулерски передернув, подменила одну карту другой. А именно: установив эволюцию разновидности, или породы, она приложила тот же закон эволюции к видам, воспользовавшись методом аналогии. Такая аналогия совершенно незаконна, и говоря о «шулерском передергивании», я ни в малейшей степени не преувеличиваю.
Эволюция разновидности – установленный факт; но все эти разновидности остаются в пределах данного вида и весьма неустойчивы, т.е. при изменении условий они через несколько поколений изменяются или возвращаются к первоначальному типу. Вид – это твердо установившейся тип; как я уже сказал, изменение вида никогда не наблюдалось.
Конечно, это вовсе не значит, что все, что называют видом, представляет собой устойчивый тип. Вид таков лишь по сравнению с разновидностью, или породой; последняя является типом, изменяющимся буквально у нас на глазах.
Из-за огромной разницы между разновидностями и видами прилагать к видам то, что установлено по отношению к разновидностям, будет, по меньшей мере, «сознательной ошибкой». Масштаб этой сознательной ошибки и почти поголовное приятие ее в качестве истины ни в коем случае не обязывают нас принимать ее или предполагать за ней какие-то скрытые возможности.
Кроме того, данные палеонтологии далеки от подтверждения идеи регулярного изменения видов; напротив, они опрокидывают идею вида как чего-то определенного и устанавливают факт скачков, замедлений, попятных движений, внезапного появления совершенно новых форм и т.п., которые с точки зрения упорядоченной эволюции объяснению не поддаются. Точно так же и данные сравнительной анатомии, на которые склонны ссылаться «эволюционисты», обращаются против них же самих" например, оказалось, что совершенно невозможно установить эволюцию отдельных органов, таких как глаз, органы обоняния и т.п.
К этому следует добавить, что само понятие эволюции в чисто научном смысле претерпело значительные изменения. Существует большая разница между популярным значением этого слова в наукообразных «очерках» и «общих обзорах» и его подлинно научным смыслом.
Наука пока не отрицает эволюцию, но уже признает, что само слово выбрано неудачно. Предпринимаются попытки найти другое слово, которое выражало бы менее искусственную идею и включало бы в себя не только процесс «интеграции», но и процесс распада.
Последнее положение станет ясным, если мы поймем обстоятельство, на которое указывали выше, а именно: что у слова «эволюция» нет антитезиса. Это с особой отчетливостью обнаруживается в случае применения принципа, выраженного в слове «эволюция», к описанию общественных или политических явлений, где результаты дегенерации или разложения постоянно принимают за эволюцию, а эволюцию (которая уже в силу смысла этого слова не может зависеть от чьей-либо воли) постоянно смешивают с результатами преднамеренных действий, которые также считаются возможными. Фактически, появление новых социальных или политических форм не зависит ни от чьей-либо воли, ни от эволюции; чаще всего они представляют собой неудачные, неполные и противоречивые осуществления (пожалуй, лучше назвать их «неосуществлениями») теоретических программ, за которыми скрываются личные интересы.
Смешение идей, относящихся к эволюции, в значительной мере зависит от понимания того (а человеческий ум сделать совершенно слепым невозможно), что в жизни существует не один единственный процесс, а множество разных процессов, перемежающихся, внедряющихся и привносящих друг друга новые факты.
Очень грубо эти процессы можно разделить на две категории: процессы творческие и процессы разрушительные. Оба вида процессов одинаково важны, ибо без наличия деструктивных процессов не было бы процессов творческих. Разрушительные процессы дают материал для творчества; все творческие процессы рано или поздно переходят в деструктивные; но это вовсе не означает, что творческие и деструктивные процессы, взятые вместе, составляют то, что можно назвать эволюцией.
Западная мысль, создавая теорию эволюции, проглядела деструктивные процессы. Причина этого – в искусственно суженном поле зрения, характерном для последних столетий европейской культуры, вследствие чего теории строятся на недостаточном количестве фактов, и ни один из наблюдаемых процессов не рассматривается во всей своей целостности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176