– Но будь осторожен в темноте, – сказал один из них.
– Почему? – спросил Эгон.
Молодой человек жестом изобразил, что тут могут перерезать горло.
«Вот они сейчас на меня смотрят, – подумал он. – Эгон Вахтер ужинает в ресторане накануне того случая, о котором все слышали. Всем жутко любопытно, как он проводил свои последние часы, но никто никогда этого не узнает. Эти же трое видят все, но если потом они прочитают в газете, что произошло на парковке, то попросту не вспомнят меня».
– Девочек полно, – сказал один из них. – Вот эту, например, зовут Сюзи Вонг. – Он указал на официантку, которая принимала у Эгона заказ, а сейчас наливала ему пиво и бросала в стакан кусочки льда. Она улыбнулась. – Сюзи Вонг делает это за один доллар на верхнем этаже ресторана. Правда, Сюзи?
Девушка кивнула, снова улыбнулась и подлила австралийцам пива.
– Но я к ней не пойду – недостаточно красивая. Как по-твоему, Сюзи?
– Давайте я ей переведу, – пошутил Эгон. – Я немножко говорю по-ратанакски.
Австралийцы засмеялись. Один из них, действительно знавший пару слов на местном языке, произнес что-то в быстром, синкопированном ратанакском ритме.
– Знаешь, что он сказал? – спросил другой. – У Трахальшика Номер Один больше не стоит.
– Он здесь уже в пятый раз.
– Здесь только и делаешь, что трахаешься, – сказал тот, кто говорил по-ратанакски.
Эгону принесли еду. Жаровню с суповой плошкой. Как объяснили австралийцы, он должен был бросать в нее содержимое многочисленных тарелок. Он поел немного для виду – аппетита не было: Эгон никак не мог избавиться от мысли, что мясо на самом деле крысиное.
Когда он сказал, что из Голландии, австралийцы тут же вспомнили историю с Доорненбосом. По-видимому, эта тема их интересовала. В Ратанаке наркотики продавались на каждом углу, а Софал был самым крупным наркодельцом и хранил миллиарды на счету в Швейцарии. Доорненбос же – большой простофиля. В Ратанаке сидели по крайней мере десять австралийцев, которые провезли гораздо больше, чем Доорненбос, а получили всего пару лет. Доорненбос забыл сунуть нужным людям нужную сумму. С другой стороны, подумаешь, ну казнили – не такая уж и катастрофа. Зато все проблемы позади, и длится это всего двенадцать секунд.
– Двенадцать секунд? – переспросил Эгон. – Двенадцать секунд от выхода из камеры до момента казни?
Этот промежуток времени вдруг показался ему ужасно коротким.
– После того как отрубят голову, – сказал австралиец. – Голова продолжает жить двенадцать секунд. Не знал? Она продолжает видеть и мыслить. Потом у нее начинает рябить в глазах, и она думает: «Черт возьми, неужели я действительно слетела с плеч?»
Все засмеялись и снова заговорили о девушках. Желая показать, что эта тема его мало интересует, Эгон упомянул мальчиков с перьевыми метелками. Знаток Ратанакири развеял его иллюзии – этим мальчикам отнюдь не восемь лет, как он полагал, а все тринадцать-четырнадцать. Ратанакирианцы вообще по природе маленькие, а из-за недоедания и того меньше. Перьевые метелки они арендуют у своего хозяина и должны расплачиваться за них в конце дня. Мечта их жизни – обзавестись собственными метелками и когда-нибудь самим сдавать их в аренду.
Через какое-то время австралийцы ушли. Возможно, они снова встретятся в «Конкорде». Ратанак – большой город, но по вечерам его жизнь не выходит за пределы дискотеки в гостинице «Конкорд».
Эгон посмотрел на часы. Почти девять. Секундная стрелка сделает всего лишь чуть больше сотни кругов – и пробегут они молниеносно! Сюзи Вонг принесла кофе. Весь ужин стоил два доллара. Он дал ей пять и жестом пояснил, что сдачи не надо. Ее рутинно-радостный взгляд разочаровал его.
«Конкорд» – еще один шикарный отель в Ратанаке. Там останавливался Доорненбос. Сегодня Эгон уже несколько раз проезжал мимо и теперь после бесцельного скитания по улицам вновь увидел высоко на крыше светящиеся буквы «КОНКОРД». Позади гостиницы он нашел место для парковки. Выйдя из машины, столкнулся с робким хромым юношей с ветхой соломенной шляпой в руке. У юноши был деревянный протез. Эгон отмахнулся, но юноша жестом уверил его, что не хочет денег – по крайней мере не сейчас; свое вознаграждение он мог бы получить, охраняя машину Эгона.
Эгон пробурчал что-то невнятное – то ли «да», толи «нет». Обернувшись, он увидел, что юнец остался у машины.
На входе в дискотеку он отбился от целой группы других нищих, которые, словно драгоценным товаром, размахивали перед ним своими протезами, пустыми штанинами и культями. Выждав, портье прикрикнул на них и разогнал. Эгон подумал, что многих уже видел раньше, рядом с другими достопримечательностями Ратанака. Некоторые возбужденно жестикулировали, указывали в сторону его машины. Хотели ли они предупредить его, что тот мальчик опасен? Или это были конкуренты, признавшие свое поражение?
Пусть разбираются сами.
Дискотека была ярко освещена. На потолке крутились большие деревянные пропеллеры, на стене застыли ящерицы, которых можно было принять за орнамент, однако их выдавала асимметрия в расположении.
Девушка на табурете с краю танцплощадки уступила Эгону свое место. Он замотал головой, но девушка погладила его по плечу и ушла, оставив табурет в его распоряжении.
Австралийцы еще не появились, зато он увидел мужчину в белой шляпе. Они кивнули друг другу – немного смущенно, хотя факт их встречи здесь не представлял собой ничего удивительного. Эгон приметил еще нескольких мужчин, таких же, как он, западноевропейцев, лет сорока. Большинство сидели за баром в окружении девушек. Тот, другой, тоже мог быть среди них, однако чутье подсказывало, что его здесь нет. И вдруг его осенило: а может, того, другого, вообще не существует, может, его уже давно предали и сделали пешкой в игре, о которой он не имеет никакого понятия. Паранойя – это часть дела, подумал он. Играла музыка в стиле «АББА», и он расчувствовался. Подошел молодой человек принять заказ. Хихикая и то и дело дотрагиваясь до Эгона, он на приличном английском засыпал гостя вопросами: из какой страны он приехал, как долго здесь задержится, видел ли он уже храмы Та-Пром. На танцплощадке местные подростки – девушки и юноши, – словно заводные игрушки, повторяли лишенные всяческой фантазии однообразные па. Мило и празднично одетые, они напоминали школьников, которых отцы проводили на выпускной бал, но остались посмотреть их первый танец.
У них были невинные лица, как в английском колледже. Эгон ожидал увидеть в этих лицах отражение всех ужасов ратанакирианской истории. Он думал, что эти девушки, какой бы бесхитростной ни была их улыбка, при всей популярности их профессии должны были испытывать унижение от того, что мужчины получают их за столь жалкие деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36