Только не человеческую. Кабы человеческую, в Игнатьеве бы уже живой души не осталось. Скотскую пьют, коровью в основном. У коровы крови много, у кого другого столько возьмешь - сдохнет, а корова за пару дней новую нагуляет.
«Вот, значит, почему в Игнатьеве такие вялые коровы», - подумал Сергей, но эту мысль перебила другая: «Блин, я бы и сам сейчас крови выпил!» Поначалу нервное напряжение заставило его забыть о жажде, но из-за этого разговора о питье она властно напомнила о себе.
- Слушай, тут где-нибудь чистая вода есть? - спросил Сергей. -Пить хочу, помираю. Я ж, выходит, два дня уже ничего не пил.
- В этой… как ее… в резекторской кран с раковиной есть.
- В прозекторской? - догадался Сергей. - А где она?
- Вон, - Петька показал на дверь в ближайшем к ним конце коридора; они были уже у выхода на лестницу.
- А ты откуда знаешь? - запоздало удивился Коржухин.
- Разведчик ничего бояться не должен. Я в том году упросил, чтоб мне на вскрытие посмотреть дали.
- Ну и как?
- Ничего, не сблевал. Только… три дня потом есть не мог… Ладно, ты иди пей быстрее, а я на шухере постою!
Открыв стальную дверь прозекторской, Сергей сразу же скривился от трупного зловония. «Холодильники у них тут, что ли, барахлят… ах да, они ведь запахов не чувствуют…» Однако, несмотря на подступивший к горлу ком, жажда была сильнее, и он зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Таковой действительно нашелся; вспыхнувший свет озарил три стола с лежавшими на них голыми мертвецами. Сергей некоторое время подозрительно наблюдал за ними от входа, но, уверившись, что ни один из трупов не проявляет желания встать и наброситься на него, прошел в правый ближний угол к раковине. Сама раковина сияла чистотой, однако вентиль крана был заляпан бурой засохшей кровью. Сергея, впрочем, это уже не могло остановить; он открыл воду и несколько минут жадно пил.
Наконец он выпрямился и снова кинул взгляд в сторону трупов. Ему пришла в голову мысль, что, раз он лишился топора, имеет смысл поискать ему замену среди хирургических инструментов. Влекомый не только этим рациональным соображением, но и противоестественным любопытством, которое заставляет людей рассматривать все омерзительное, он, дыша ртом, подошел к столам.
Ближайший труп принадлежал мужчине, что было ясно главным образом по его почерневшим сморщенным гениталиям - ибо голова у трупа отсутствовала, а общее разложение зашло довольно далеко. Очевидно, именно от него исходил такой тяжелый смрад. Не хватало у него, впрочем, не только головы: его левая рука была отрублена по плечо, а правая - по локоть.
«Ага, - злорадно подумал Сергей, - не простили тебе, что нас упустил! Отказали в ремонте и списали!» Он вспомнил, что, рассказывая о прошлой попытке побега на игнатьевском грузовике, Дробышев говорил: «Сбил водителя, но наш доктор вытащил мужика с того света.» Очевидно, именно так оно и было. Тогда водитель, несмотря на свою неудачу, заслужил милость приобщения к высшей касте мертвяков, но теперь был разжалован в простые покойники. Которые не когито и не сум. Может быть, потому, что теперь реальная власть в городе не у Дробышева, а у Березина?
Однако в их прошлые встречи водитель вовсе не выглядел таким разложившимся. «Они не давали ему водки, - понял Сергей. - Не давали водки и оставили на жаре. И за день он сгнил. БОльшую часть этого времени, вероятно, оставаясь в сознании.» Коржухина передернуло. Он шагнул к следующему трупу.
Это была женщина, что, впрочем, тоже заметно было не сразу. Но здесь тление было ни при чем: в высохшую морщинистую мумию она превратилась еще при жизни. А вот неряшливо, в несколько стежков, зашитый шов, тянувшийся от горла до облезлого паха, был, очевидно, делом рук патологоанатома (интересно, вскрытиями тоже занимается Барлицкий, или есть еще кто-то?) Вопреки известной поговорке, смерть не сделала старуху менее горбатой, так что теперь тонкие костлявые плечи неестественно вздымались, а голова запрокинулась назад и вбок, раскинув по столу редкие седые волосы. Сергей узнал бабу Надю. Из всех возможных смертей в Игнатьеве эта выглядела самой естественной - и все же не исключено, что старухе помогли уйти. Может быть, ее попытка передать письмо стала последней каплей.
«Надежда умирает последней», - скаламбурил Сергей; даже и теперь его не оставляло чувство юмора. Глядя на эти желтые сморщенные останки, он вдруг вспомнил, как лет пятнадцать назад в компании двенадцатилетних пацанов зашел «мужской» разговор, и один из его одноклассников (изрядная, кстати, сволочь, но это уже другая история) заявил, что хотел бы увидеть голыми всех женщин на свете. Интересно, как бы ему понравилась вот эта.
Он повернулся к следующему трупу и испытал настоящий ужас.
В прежней жизни ему, разумеется, нечасто доводилось видеть мертвые тела, да и то по большей части в теленовостях и кинохронике - однако он был уверен, что ни один судмедэксперт за всю свою богатую практику не видел такого, несмотря на то, что следов насилия, в привычном смысле этого слова, не было. Это не походило на иссохший от дряхлости труп старика; не походило это и на кадры, снятые в концлагерях, где люди заживо превращались в обтянутые кожей скелеты. И даже если откачать у человека всю кровь, подобной картины не получится. Это выглядело так, словно из мужчины, полного здоровья и сил… выпустили воздух. Вся его плоть сморщилась, но это не были мелкие старческие морщины: кожа висела на костях толстыми, крупными складками. Он весь был в таких складках, под которыми, похоже, остался один скелет; особенно заметно это было по его провалившемуся животу, где эти ужасные морщины почти что облегали позвоночник. Вместе с тем, кожа его была хотя и изжелтобледной, но без всяких следов разложения; несомненно, совсем недавно этот человек был жив - и даже, наверное, во время того, как это с ним происходило.
Но ужаснее всего было другое. Сергей не мог узнать его лица, превратившегося в обтянутый складками череп, но эти длинные волосы и бороду он за последние дни запомнил достаточно хорошо - хотя тогда они еще не были седыми.
- Алекс, - прошептал он, чувствуя спазм в горле, - о боже, Алекс, не может быть…
Кошмарный труп открыл глаза.
Сергей вздрогнул и отпрянул. Казалось, что в этих глазах больше нет белков - они были сплошь залиты кровью, словно полопались все сосуды. Зрачки смотрели в потолок неподвижно, и Сергей уже убедил себя, что глаза открылись сами собой, так же, как сама отпадает у трупа челюсть - но тут сморщенные бескровные губы шевельнулись.
- Ферхей…
- Алекс?! («Нет, о боже, нет, он не может быть все еще жив!»)
- Фереха… уэй миа…
Коржухин стоял над ним, не в силах двинуться с места.
- Уфей мея! - повторил полутруп более внятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
«Вот, значит, почему в Игнатьеве такие вялые коровы», - подумал Сергей, но эту мысль перебила другая: «Блин, я бы и сам сейчас крови выпил!» Поначалу нервное напряжение заставило его забыть о жажде, но из-за этого разговора о питье она властно напомнила о себе.
- Слушай, тут где-нибудь чистая вода есть? - спросил Сергей. -Пить хочу, помираю. Я ж, выходит, два дня уже ничего не пил.
- В этой… как ее… в резекторской кран с раковиной есть.
- В прозекторской? - догадался Сергей. - А где она?
- Вон, - Петька показал на дверь в ближайшем к ним конце коридора; они были уже у выхода на лестницу.
- А ты откуда знаешь? - запоздало удивился Коржухин.
- Разведчик ничего бояться не должен. Я в том году упросил, чтоб мне на вскрытие посмотреть дали.
- Ну и как?
- Ничего, не сблевал. Только… три дня потом есть не мог… Ладно, ты иди пей быстрее, а я на шухере постою!
Открыв стальную дверь прозекторской, Сергей сразу же скривился от трупного зловония. «Холодильники у них тут, что ли, барахлят… ах да, они ведь запахов не чувствуют…» Однако, несмотря на подступивший к горлу ком, жажда была сильнее, и он зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Таковой действительно нашелся; вспыхнувший свет озарил три стола с лежавшими на них голыми мертвецами. Сергей некоторое время подозрительно наблюдал за ними от входа, но, уверившись, что ни один из трупов не проявляет желания встать и наброситься на него, прошел в правый ближний угол к раковине. Сама раковина сияла чистотой, однако вентиль крана был заляпан бурой засохшей кровью. Сергея, впрочем, это уже не могло остановить; он открыл воду и несколько минут жадно пил.
Наконец он выпрямился и снова кинул взгляд в сторону трупов. Ему пришла в голову мысль, что, раз он лишился топора, имеет смысл поискать ему замену среди хирургических инструментов. Влекомый не только этим рациональным соображением, но и противоестественным любопытством, которое заставляет людей рассматривать все омерзительное, он, дыша ртом, подошел к столам.
Ближайший труп принадлежал мужчине, что было ясно главным образом по его почерневшим сморщенным гениталиям - ибо голова у трупа отсутствовала, а общее разложение зашло довольно далеко. Очевидно, именно от него исходил такой тяжелый смрад. Не хватало у него, впрочем, не только головы: его левая рука была отрублена по плечо, а правая - по локоть.
«Ага, - злорадно подумал Сергей, - не простили тебе, что нас упустил! Отказали в ремонте и списали!» Он вспомнил, что, рассказывая о прошлой попытке побега на игнатьевском грузовике, Дробышев говорил: «Сбил водителя, но наш доктор вытащил мужика с того света.» Очевидно, именно так оно и было. Тогда водитель, несмотря на свою неудачу, заслужил милость приобщения к высшей касте мертвяков, но теперь был разжалован в простые покойники. Которые не когито и не сум. Может быть, потому, что теперь реальная власть в городе не у Дробышева, а у Березина?
Однако в их прошлые встречи водитель вовсе не выглядел таким разложившимся. «Они не давали ему водки, - понял Сергей. - Не давали водки и оставили на жаре. И за день он сгнил. БОльшую часть этого времени, вероятно, оставаясь в сознании.» Коржухина передернуло. Он шагнул к следующему трупу.
Это была женщина, что, впрочем, тоже заметно было не сразу. Но здесь тление было ни при чем: в высохшую морщинистую мумию она превратилась еще при жизни. А вот неряшливо, в несколько стежков, зашитый шов, тянувшийся от горла до облезлого паха, был, очевидно, делом рук патологоанатома (интересно, вскрытиями тоже занимается Барлицкий, или есть еще кто-то?) Вопреки известной поговорке, смерть не сделала старуху менее горбатой, так что теперь тонкие костлявые плечи неестественно вздымались, а голова запрокинулась назад и вбок, раскинув по столу редкие седые волосы. Сергей узнал бабу Надю. Из всех возможных смертей в Игнатьеве эта выглядела самой естественной - и все же не исключено, что старухе помогли уйти. Может быть, ее попытка передать письмо стала последней каплей.
«Надежда умирает последней», - скаламбурил Сергей; даже и теперь его не оставляло чувство юмора. Глядя на эти желтые сморщенные останки, он вдруг вспомнил, как лет пятнадцать назад в компании двенадцатилетних пацанов зашел «мужской» разговор, и один из его одноклассников (изрядная, кстати, сволочь, но это уже другая история) заявил, что хотел бы увидеть голыми всех женщин на свете. Интересно, как бы ему понравилась вот эта.
Он повернулся к следующему трупу и испытал настоящий ужас.
В прежней жизни ему, разумеется, нечасто доводилось видеть мертвые тела, да и то по большей части в теленовостях и кинохронике - однако он был уверен, что ни один судмедэксперт за всю свою богатую практику не видел такого, несмотря на то, что следов насилия, в привычном смысле этого слова, не было. Это не походило на иссохший от дряхлости труп старика; не походило это и на кадры, снятые в концлагерях, где люди заживо превращались в обтянутые кожей скелеты. И даже если откачать у человека всю кровь, подобной картины не получится. Это выглядело так, словно из мужчины, полного здоровья и сил… выпустили воздух. Вся его плоть сморщилась, но это не были мелкие старческие морщины: кожа висела на костях толстыми, крупными складками. Он весь был в таких складках, под которыми, похоже, остался один скелет; особенно заметно это было по его провалившемуся животу, где эти ужасные морщины почти что облегали позвоночник. Вместе с тем, кожа его была хотя и изжелтобледной, но без всяких следов разложения; несомненно, совсем недавно этот человек был жив - и даже, наверное, во время того, как это с ним происходило.
Но ужаснее всего было другое. Сергей не мог узнать его лица, превратившегося в обтянутый складками череп, но эти длинные волосы и бороду он за последние дни запомнил достаточно хорошо - хотя тогда они еще не были седыми.
- Алекс, - прошептал он, чувствуя спазм в горле, - о боже, Алекс, не может быть…
Кошмарный труп открыл глаза.
Сергей вздрогнул и отпрянул. Казалось, что в этих глазах больше нет белков - они были сплошь залиты кровью, словно полопались все сосуды. Зрачки смотрели в потолок неподвижно, и Сергей уже убедил себя, что глаза открылись сами собой, так же, как сама отпадает у трупа челюсть - но тут сморщенные бескровные губы шевельнулись.
- Ферхей…
- Алекс?! («Нет, о боже, нет, он не может быть все еще жив!»)
- Фереха… уэй миа…
Коржухин стоял над ним, не в силах двинуться с места.
- Уфей мея! - повторил полутруп более внятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56