Сестры покойного Евграфа Александровича пришли просто в ужас, узнав, что им достается из имения «братца» такая малая часть, на которую нельзя жить ни при какой экономии. Со слезами на глазах и мольбою в голосе явились две девственницы к племяннику просить помощи. Они немного опустили крылья в последнее время и были более кротки, чем в недавно прошедшие времена. Призрак нужды заставит присмиреть хоть кого...
— Поймите, что я рад бы всей душою помочь вам,— говорил им Алексей Алексеевич,'— но мне самому жить нужно, у меня семья... Вы получили законную часть, так же как и я, никто из нас не виноват, что наши части так малы... Если мы можем на кого-нибудь пенять, так это на покойного дядю, да на ту, которая ограбила нас всех.
— Проклятая! проклятая! Она нас обобрала, по миру пустила,— воскликнула Марья Ивановна.— И вы, сестрицы, кругом виноваты!..
— Мы? — всплеснули руками от удивления сестры.
— Да, да, вы... Не могли отвлечь от нее братца! —
упрекнула Марья Ивановна.— Вот и были бы теперь все и богаты, и счастливы. А то, на-ко, жили весь век с братцем, а не могли узнать, к кому он ходит, в кого деньги садит... Вы только подумайте, что он ей при жизни-то передавал?
— Да что же мы могли сделать, сестрица? Братец все так тайно делал, мы и мешаться в его дела не смели,— заплакали сестры.
— Не смели, не смели! — передразнила их пискливые голоса Марья Ивановна.— А вы разве не могли его в руках держать? Где так востры, а на это ума ве хватило!.. Да на что же и женщина на свет создана, как не для того, чтобы мужчину в руках держать?.Да дай-ка им, мужчинам-то, волю, так что же после этого и со светом-то сталось бы? В разор разорились бы все... Нет, нет, уж вы-то кругом виноваты, только дрязги умели заводить, а дела делать не умели.
— Грех вам, Марья Ивановна, нас обижать,— проговорила слабодушная Вера Александровна.
— Это, видишь, потому, что мы бедны стали,— едко заметила уже начинавшая сердиться Ольга Александровна.
— Ну да, бедны, а вот эта-то мерзавка теперь и смеется над нами по вашей милости.да по вашей слабости,— кричала Марья Ивановна.— По миру пойдете— гроша не подаст!
— Ну, это вы не подадите, а она подаст,— раздражительно ввернула сестра Ольга.
— Она... она... вот и теперь хотела нам помочь,— хныкала совсем растерявшаяся сестра Вера,— да мы на Леню надеялись.
— Что-о?.. Да вы ее где это видели? — изумилась Марья Ивановна,
— Она к нам заезжала,— ответила меньшая сестра.
— Да, матушки, так вы вот как-поступаете!— хлопнула себя по коленкам Марья Ивановна и вся раскраснелась от гнева.— Так это вот какая механика-то подведена была! Вы это, значит, стакнулись с ней! Уж и вексель-то братец не по вашей ли милости ей выдал?
— Что вы! что вы, сестрица! — молящим тоном воскликнула перепуганная Вера Александровна.
— Да чего тут: что вы! Все, все теперь ясно, как день; это вы Леню-то ограбить хотели, втроем пятнадцать тысяч разделить задумали!.. Ай да роденька! Отлично!.. Ну, не ожидала я этой подлости от вас!
— Оставьте, маменька! — сердито заметил Обносков, все время ходивший в нетерпении по комнате.— Что вам за охота вечно начинать истории!
— Нет, батюшка, не оставлю, и ты мне уж в этом деле не мешай, потому что не успокоится моя душенька, пока я этим низким девкам всей правды не отпою! И нечего тебе нас слушать, потому что дела у нас свои и мы женщины, а ты мужчина и ничего этого не понимаешь! — отстранила Марья Ивановна своего сына.
Он пожал плечами и вышел. Сестры тоже изъявили видимое поползновение скрыться от раздраженной родственницы.
— Стойте, стойте!— удержала их Марья Ивановна.— Вы это так улизнуть от меня хотите, голубушки. Нет!.. Так это как же она к вам приезжала? Зачем?
— Ах, Марья Ивановна, да что вы к нам пристали? — грубо промолвила Ольга Александровна.— Почему мы знаем, зачем она приезжала? Приехала, говорит: я вам помочь хочу, вот и все!
— Помочь! Скажите, пожалуйста, какие нынче благодетельницы есть! Так прибегут с ветру — мы, говорят, помочь вам хотим!.. Да статочное ли дело, чтобы она помогла вам, если бы вы во вражде весь век прожили? Ну, где это видано?
— Да чем же мы-то тут виноваты, сестрица? — произнесла Вера Александровна.
— Ах, лицемерки! ах, лицемерки бездушные! — всплеснула руками Марья Ивановна.
- Да что вы, в. самом деле, раскричались на нас! — вышла из себя Ольга Александровна.—Мы вам не.позволим браниться, потому что мы много горя перенесли от вас и без того, а больше переносить не станем. Вы бы хоть постыдились, старую нашу хлеб-соль вспомнили бы, вспомнили бы, как мы братца упрашивали вам и вашему сыну помочь!
— Да вы обязаны, обязаны были это делать. Ведь мой сын-то родной племянник был вам, ведь он наследник дядин был. Вот чем упрекать вздумали! А вы думаете, мне сладка была ваша хлеб-соль? Слезами я обливалась, унижением перед вами каждый кусок покупая! Бог да Леня знают, что я слез пролила, видя, как вы мной помыкаете, как вы меня от братца заслонить хотите.
— Грех вам, грех это говорить! — воскликнули сестры разом.— Вы сами нашептывали братцу на нас, мы вас с ним ни минуту одних оставить не смели... Вы и нас ссорили; мы только теперь, в горе нашем, узнали, как вы наговаривали нам друг на друга.
— Да вы сами одна другой бока мыли. Откуда бы я узнала всю вашу подноготную, как не от вас самих! — кричала Марья Ивановна.
— Пойдем, сестрица, пойдем скорее! — прошептала Вера Александровна, дрожа всем телом.
— А-а! К своей сообщнице пойдете! Погодите, погодите, еще развратничать научит! Так все три вместе и живите. Отлично будет! — кричала Марья Ивановна вслед удаляющимся сестрам.— Вы, Вера Александровна, еще не стары, если подрумянитесь немного... Певчему-то своему глазки опять начнете делать. Ведь вы к Троице-то недаром ходите, всё против клироса становитесь!.. Теперь, небось, не придете к нам денег клянчить!..
Долго еще не умолкал и лился неудержимый поток брани и сальных намеков раздраженной Марьи Ивановны. Все надувательство, все обоюдное лицемерие, все тайные сплетни, все низкие интриги, склеивавшие до этой поры в тесный союз мирную и любящую обносковскую семью, поднялись теперь с своего дна, как грязная и отвратительная липкая почва в стоячей воде пруда, внезапно возмущенного и приведенного в брожение набежавшею на него бурей. Эта буря уничтожила и сорвала покров ярких, но почти не
имевших прочного корня цветов и рыхлых листьев болотных растений, плававших на поверхности и служивших внешним украшением спрятанной под ними грязи. Родственная любовь, уважение к старшим в семье, заботы о младших и слабых ее членах, снисходительность к ошибкам тех или других стоявших в обносковском союзе лиц, все эти цветы, как оказалось, питали здесь свои непрочные корни соком корыстолюбия, ловких сплетен, лицемерного самоунижения, стремления каждого члена в свою очередь высосать последнюю каплю жизни из всех остальных членов-союзников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75