Нередко Груня краснела, упомянув имена свекрови или мужа; еще чаще прорывалась строптивая Ольга Александровна бранью против этих лиц, на что сентиментальная Вера Александровна постоянно замечала, указывая на Груню:
— Полноте, сестрица; им неприятно слышать подобные вещи.
Уходя от родственниц мужа, Груня готова была дать себе обещание не заглядывать более к ним, но какое-то непреодолимое и непонятное любопытство увидать Стефанию влекло ее туда. Через несколько времени она сделала новый визит к двум сестрам и застала их за работою. Они шили детское белье.
— Что это вы шьете? — спросила она, рассматривая работу.
— Стефания Владиславовна просила помочь ей сшить белье на детей,— ответили сестры.
— А я думала, что это какой-нибудь посторонний заказ.
— Нет, где же найти сразу заказы, а эта работа и нетрудная и выгодная.
— Она вам платит?
— Конечно... Вот не навернется ли у вас работа, так дайте нам... Теперь времени-то свободного много...
— Ну, ведь у вас и прежде было немного работы,— заметила Груня.
— Да работы-то. не было, но зато, бывало, то сами ходим в гости, то к нам кто-нибудь придет... Отлично мы при братце жили,— вздохнула Вера Александровна и отерла слезу.
— Да, отлично жили, все гости да гости, а теперь никто вот и не заглянет, когда объедать да обпивать нельзя,— с желчной иронией ввернула Ольга Александровна и сердито дернула иглу, так что у нее оборвалась нитка.
— Это все урок... Бог это посылает,— заметила смиренно меньшая сестра.
— Ну, уж кто там ни посылает, а людишек вдоль и поперек узнали,— еще раз сердито пробормотала старшая сестра и снова рванула нитку.— Не дай бог вам никогда горе узнать,— обратилась она к Груне.
— Чужая душа потемки,— прошептала Груня.— Жаловаться не стоит, никто не поможет...
— Уж конечно!
— Нет, сестрица, это грех говорить,— заметила младшая сестра.— Вот и нам помогла же Стефания Владиславовна.
— Много ли таких-то! — рассердилась Ольга и передернула свою работу.
За этими словами полился со стороны Веры Александровны поток благословений Стефании, а Ольга Александровна опять прорвалась бранью на мужа и свекровь Груни, за что получила замечание от сестры. Еще два, три визита были сделаны Грунею родственницам мужа; она дала им какую-то работу и мало-помалу сошлась довольно близко с младшею из сестер, хотя и не открывала ей своей внутренней жизни — подобные признания и жалобы были не в характере Груни. Черная полоса, разделявшая этих людей, с каждым днем все более и более бледнела и становилась незаметною... Но желанной встречи с Высоцкою все не было.
Наступил день рождения Ольги Александровны. Груня тревожно ожидала этого дня, точно готовилось для нее какое-то необычайное событие. Наступил и он... В маленькой квартире двух сестер собралось не-
большое общество: двое, трое из старых знакомых да семья Высоцкой. Все были довольно веселы, и Груня
услыхала смех гостей уже при входе в квартиру родственниц. Ее встретили радушно и отрекомендовали знакомым. Начались разговоры; Груня вмешивалась в них, делала свои замечания и очень зорко наблюдала за каждым словом, за каждым движением Высоцкой, точно это было какое-то особенное существо. Высоцкая была, по обыкновению, проста, весела, спокойна, но она не обращала ни малейшего внимания на Груню. Раза два Груня прямо обратилась к ней с какими-то вопросами и получила односложные ответы. Ее немного удивила и задела за живое такая, по-видимому, ничем не заслуженная холодность, близкая к невнимательности. После завтрака Высоцкая уехала, очень вежливо, но холодно поклонившись Груне и даже не протянув ей руки. В душе молодой женщины закипело чувство негодования. Она была оскорблена, что перед нею, перед честною и чистою, держит так высоко голову это падшее создание. Но в то же время молодая женщина не могла не сознаться, что в этом падшем создании много привлекательной грации, беспечной веселости и подкупающего прямодушия, хотя все эти обаятельные качества сразу исчезали, как только это падшее создание обращалось лицом к Груне, и заменялись выражением спокойной, бесстрастной холодности.
— Скажите, пожалуйста, Высоцкая, кажется, не любит меня?—спросила Груня Веру Александровну, уловив удобную минуту, когда они остались вдвоем.
— Нет, милочка, ангелочек, она всех любит, она добрая,— сентиментальничала по старой привычке младшая Обноскова.
— Зачем вы говорите неправду? — пристально посмотрела Груня на ее смущенное лицо с моргающими глазками.— Она не любит меня?
— Да... то есть, душечка, она не вас не любит... она вашего мужа не любит,— конфузясь, объясняла Вера Александровна.
— Но чем же я виновата, что мой муж дурен? — спросила Груня, нахмурив брови.
— Ну, полноте, милочка! Ах, какие вы, право, строптивые!—увивалась Вера Александровна, желая ускользнуть от ответа.
— Нет, однако... Она, верно, говорила вам'что-нибудь по этому поводу,— настаивала Труня.
— Ах, да ведь это сплетни будут, если передавать...— мялась младшая Обноскова.
— Какие же это сплетни? Мне очень нужно знать, как она смотрела на меня, чтобы не напрашиваться напрасно на встречи...
— Вы не сердитесь на нее, она добрая...
— Но что же она говорила? Что я виновата в том, что мой муж дурен? Что я его в руках держать не умею? — насмешливо спрашивала Груня.
— Нет... Она... Ах, да вы рассердитесь!.. Она говорит, что с дурным мужем может жить только дурная жена,— совсем растерялась слабодушная Вера Алек-, сандровна и еще более заморгала глазами.
— У нее совсем извращенные понятия! — холодно произнесла Груня, вставая с места.
— Вот вы и рассердились!.. По глазам вашим вижу, что рассердились,— слезливо шептала младшая Обноскова, целуя Груню.
— Нисколько! Эта женщина, несмотря на свое доброе сердце, просто жалка,— холодно ответила Груня.
Это свидание с Высоцкой и разговор с Верой 06-носковой могли отбить навсегда в молодой женщине охоту продолжать начатое знакомство, и Груня действительно решилась не напрашиваться на встречи с Высоцкой и готова была при случайном свидании с нею поднять также гордо и высоко свою молоденькую, почти детскую головку.
«Передо мной ей нечем гордиться,— думала Груня: — я чище и честнее ее... Я не жила с посторонним мужчиной и не убегу от законного мужа...»
Чем заметнее поправлялся Алексей Алексеевич, тем более охладевала Марья Ивановна к своей невестке, видя, что беда миновала их семью, и не имея сил продолжать мирную жизнь. Груня не могла не заметить этой перемены, так как переход от ухаживанья к нападениям был довольно резок и не походил на
случайные семейные недоразумения, которых было немало и во время болезни Алексея Алексеевича. Случа-, ев для придирок к невестке находилось всегда довольно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Полноте, сестрица; им неприятно слышать подобные вещи.
Уходя от родственниц мужа, Груня готова была дать себе обещание не заглядывать более к ним, но какое-то непреодолимое и непонятное любопытство увидать Стефанию влекло ее туда. Через несколько времени она сделала новый визит к двум сестрам и застала их за работою. Они шили детское белье.
— Что это вы шьете? — спросила она, рассматривая работу.
— Стефания Владиславовна просила помочь ей сшить белье на детей,— ответили сестры.
— А я думала, что это какой-нибудь посторонний заказ.
— Нет, где же найти сразу заказы, а эта работа и нетрудная и выгодная.
— Она вам платит?
— Конечно... Вот не навернется ли у вас работа, так дайте нам... Теперь времени-то свободного много...
— Ну, ведь у вас и прежде было немного работы,— заметила Груня.
— Да работы-то. не было, но зато, бывало, то сами ходим в гости, то к нам кто-нибудь придет... Отлично мы при братце жили,— вздохнула Вера Александровна и отерла слезу.
— Да, отлично жили, все гости да гости, а теперь никто вот и не заглянет, когда объедать да обпивать нельзя,— с желчной иронией ввернула Ольга Александровна и сердито дернула иглу, так что у нее оборвалась нитка.
— Это все урок... Бог это посылает,— заметила смиренно меньшая сестра.
— Ну, уж кто там ни посылает, а людишек вдоль и поперек узнали,— еще раз сердито пробормотала старшая сестра и снова рванула нитку.— Не дай бог вам никогда горе узнать,— обратилась она к Груне.
— Чужая душа потемки,— прошептала Груня.— Жаловаться не стоит, никто не поможет...
— Уж конечно!
— Нет, сестрица, это грех говорить,— заметила младшая сестра.— Вот и нам помогла же Стефания Владиславовна.
— Много ли таких-то! — рассердилась Ольга и передернула свою работу.
За этими словами полился со стороны Веры Александровны поток благословений Стефании, а Ольга Александровна опять прорвалась бранью на мужа и свекровь Груни, за что получила замечание от сестры. Еще два, три визита были сделаны Грунею родственницам мужа; она дала им какую-то работу и мало-помалу сошлась довольно близко с младшею из сестер, хотя и не открывала ей своей внутренней жизни — подобные признания и жалобы были не в характере Груни. Черная полоса, разделявшая этих людей, с каждым днем все более и более бледнела и становилась незаметною... Но желанной встречи с Высоцкою все не было.
Наступил день рождения Ольги Александровны. Груня тревожно ожидала этого дня, точно готовилось для нее какое-то необычайное событие. Наступил и он... В маленькой квартире двух сестер собралось не-
большое общество: двое, трое из старых знакомых да семья Высоцкой. Все были довольно веселы, и Груня
услыхала смех гостей уже при входе в квартиру родственниц. Ее встретили радушно и отрекомендовали знакомым. Начались разговоры; Груня вмешивалась в них, делала свои замечания и очень зорко наблюдала за каждым словом, за каждым движением Высоцкой, точно это было какое-то особенное существо. Высоцкая была, по обыкновению, проста, весела, спокойна, но она не обращала ни малейшего внимания на Груню. Раза два Груня прямо обратилась к ней с какими-то вопросами и получила односложные ответы. Ее немного удивила и задела за живое такая, по-видимому, ничем не заслуженная холодность, близкая к невнимательности. После завтрака Высоцкая уехала, очень вежливо, но холодно поклонившись Груне и даже не протянув ей руки. В душе молодой женщины закипело чувство негодования. Она была оскорблена, что перед нею, перед честною и чистою, держит так высоко голову это падшее создание. Но в то же время молодая женщина не могла не сознаться, что в этом падшем создании много привлекательной грации, беспечной веселости и подкупающего прямодушия, хотя все эти обаятельные качества сразу исчезали, как только это падшее создание обращалось лицом к Груне, и заменялись выражением спокойной, бесстрастной холодности.
— Скажите, пожалуйста, Высоцкая, кажется, не любит меня?—спросила Груня Веру Александровну, уловив удобную минуту, когда они остались вдвоем.
— Нет, милочка, ангелочек, она всех любит, она добрая,— сентиментальничала по старой привычке младшая Обноскова.
— Зачем вы говорите неправду? — пристально посмотрела Груня на ее смущенное лицо с моргающими глазками.— Она не любит меня?
— Да... то есть, душечка, она не вас не любит... она вашего мужа не любит,— конфузясь, объясняла Вера Александровна.
— Но чем же я виновата, что мой муж дурен? — спросила Груня, нахмурив брови.
— Ну, полноте, милочка! Ах, какие вы, право, строптивые!—увивалась Вера Александровна, желая ускользнуть от ответа.
— Нет, однако... Она, верно, говорила вам'что-нибудь по этому поводу,— настаивала Труня.
— Ах, да ведь это сплетни будут, если передавать...— мялась младшая Обноскова.
— Какие же это сплетни? Мне очень нужно знать, как она смотрела на меня, чтобы не напрашиваться напрасно на встречи...
— Вы не сердитесь на нее, она добрая...
— Но что же она говорила? Что я виновата в том, что мой муж дурен? Что я его в руках держать не умею? — насмешливо спрашивала Груня.
— Нет... Она... Ах, да вы рассердитесь!.. Она говорит, что с дурным мужем может жить только дурная жена,— совсем растерялась слабодушная Вера Алек-, сандровна и еще более заморгала глазами.
— У нее совсем извращенные понятия! — холодно произнесла Груня, вставая с места.
— Вот вы и рассердились!.. По глазам вашим вижу, что рассердились,— слезливо шептала младшая Обноскова, целуя Груню.
— Нисколько! Эта женщина, несмотря на свое доброе сердце, просто жалка,— холодно ответила Груня.
Это свидание с Высоцкой и разговор с Верой 06-носковой могли отбить навсегда в молодой женщине охоту продолжать начатое знакомство, и Груня действительно решилась не напрашиваться на встречи с Высоцкой и готова была при случайном свидании с нею поднять также гордо и высоко свою молоденькую, почти детскую головку.
«Передо мной ей нечем гордиться,— думала Груня: — я чище и честнее ее... Я не жила с посторонним мужчиной и не убегу от законного мужа...»
Чем заметнее поправлялся Алексей Алексеевич, тем более охладевала Марья Ивановна к своей невестке, видя, что беда миновала их семью, и не имея сил продолжать мирную жизнь. Груня не могла не заметить этой перемены, так как переход от ухаживанья к нападениям был довольно резок и не походил на
случайные семейные недоразумения, которых было немало и во время болезни Алексея Алексеевича. Случа-, ев для придирок к невестке находилось всегда довольно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75