Прямо из кишлака отправился на фронт. Отец с матерью не успели даже вдоволь наглядеться на сына.
Джаббар, чистый юноша, не вкусив радостей жизни, пал вскоре смертью храбрых на поле брани. А этот Бурибаев прошел потом, говорят, всю войну и вот возвратился целым и невредимым, с полной грудью орденов и медалей.
Нет, Нормурад никому не желает зла. Кто знает, может, этот тип устыдился, может, потому и подался на фронт. А там, может, и правда показал себя с достойной стороны. Чего только не бывает! И все же... Ходил слух, будто какая-то бумага пришла в прокуратуру, и Буриба-еву посоветовали скорее бежать в военкомат... А потом? Ирония судьбы! Иначе не скажешь. Три года назад домла снова столкнулся с этим человеком. Бурибаев уже сидел в кресле замминистра водного хозяйства. Нормурад Шамурадов чуть лоб не расшиб, пробиваясь сквозь стену бюрократизма Бурибаева. Чуть было не пришлось уйти из института. Да, к счастью, вскоре за какие-то грехи Бурибаева понизили в должности, перевели на другую работу...
— Что же вы, отец? Рабочий городок!..
— Спасибо, доченька, я сейчас, сейчас...
Ворота были приоткрыты. На улице, у края арыка, на самодельной скамеечке сидела Гульсара-ая, рыхлила землю под базиликом. Нет, только казалось, что рыхлила. Топорик-теша1 повис в ее руке, старушка глубоко ушла в свои думы.
Услышав шаги, подняла маленькое сморщенное лицо. Домла не узнал лица жены — горькая тоска были в нем и беззвучный >прек. Сердце его сжалось от дурного предчувствия.
— Что с тобой, Гульсара?— нагнулся к жене.
— Со мной?.. Приходил Атакузы... заехал за портфелем,— сказала она, и вдруг из глаз часто закапали слезы.— Вы, значит, все же сделали по-своему...
— Как это так я сделал? - домла выпрямился. Нежность и боль, вдруг нахлынувшие на него, заступил гнев.
— Еще спрашиваете как... Что вы наделали!— Гульсара терла глаза платком.— С единственным племянником разлучили...
— Хватит! Кто хочет судиться, в родичи не годится! Слышала такое? Твой джиен не желает видеть, где правда, где лесть. 1 Теша — инструмент в виде топорика, которым колют дрова, рыхлят землю
Не нужен мне такой джиен!
— Хорошо, поступайте как знаете! Я только хотела...
— Хватит, говорю тебе!— Нормурад Шамурадов поднял вверх
огромный, как булава, темный кулак.— Оставишь ты меня в покое или нет? И без твоих упреков тошно, поняла — тош-но!— крикнул он и неожиданно замер на месте с поднятым над головой могучим кулаком.
Старушка выпустила из рук тешу, попыталась что-то сказать, но лишь беззвучно облизнула губы и тихо соскользнула с низенького стульчика на кусты базилика...
Домла застыл на месте, как большой, грубо обкатанный камень. Потом, леденея всем телом, опустился на корточки перед женой.
Гульсара-ая!.. Единственный его свет. Путеводный ночной огонек затерявшегося в степи домика — так всегда казалось Нормураду, когда в тяжелую минуту взглянет, бывало, на ее лицо. А теперь?.. С тихой печалью, без укора смотрела на него его Гульсара. «Что будет с вами?»— читал он в ее взгляде.
— Гульсара!— молил старик.— Что с тобой? Что ты делаешь? Подожди! Что с тобой, душа моя?..
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
В первые дни своего председательства Атакузы выработал для себя правило: если дело не ладится, не мучь себя понапрасну, а брось все, махни в степь или в горы — к чабанам, отведешь душу, а там, глядишь, и дело пойдет на лад.
И на этот раз последовал своему правилу. Возвратившись из города с тяжелой душой, не стал задерживаться в кишлаке. Забежал в правление, узнал у секретаря парткома Халидахон, что все спокойно, и махнул в степь. С собой прихватил главного механика колхоза Наим-джана.
Вот уже два года, как Атакузы одной ногой в кишлаке, другой — в степи.
В позапрошлом году, узнав, что строительство канала в степи подходит к концу, взял на себя нелегкое обязательство: освоить несколько тысяч гектаров целинных земель. Тогда же заложил на новом месте и фундамент первых домов.
За инициативу с радостью ухватились и в районе, и в области. Да что там говорить, на самом высшем уровне было принято специальное постановление, по которому строительство городка в степи, проведение арыков и дорог отдали в руки министерств и их отделов на местах. Закладка первого кирпича под первый дом будущего городка в степи превратилась в праздник, сюда слетелись журналисты, представители радио и телевидения.
Осенью того же года колхоз посадил на нескольких сотнях гектаров молодые деревца шелковицы, чинары и тала — для защиты от лихих степных бурь. В прошлом году получили уже неплохой урожай кукурузы. Такое начало окрылило Атакузы. Нынешней весной он отправил в степь три бригады, они засеяли хлопчатником более семисот гектаров. И сейчас там — на хлопковых полях и в садах — их тоже успели заложить — работает не меньше двухсот человек. Живут в землянках. Хлопок растет неплохо, хотя в первое время Атакузы боялся за него — семена с большим трудом пробивают землю. В общем, дело двинулось. Особенно радуют саженцы — вымахали в рост человека. А вот строительство ползет черепашьим шагом. Вначале строительные организации взялись за дело горячо. А как поутих шум в газетах и журналах, заметно охладели. Пришлось Атакузы устроить в степи свой «штаб». В нем день и ночь дежурит кто-нибудь из членов парткома. Да, кстати сказать, и сам он большую часть времени проводит в штабе. Только так и удается хоть чего-то добиться от строителей. Всеми правдами и неправдами, ругаясь и ссорясь, толкает, не дает работе застопориться. Пропустишь день — обязательно что-то случится, какой-нибудь прорыв — и дело встанет.
На этот раз Атакузы не показывался целых четыре дня. И очень беспокоился — как-то там в степи?
Машина вырвалась из зелени сплошных садов, взлетела на последний холм — он отделял этот зеленый оазис от степи. И вот уже всё — и помолодевшие после ночного дождя сады, и большой, весь белый, новый поселок, и омытые росой изумрудные хлопковые поля — все осталось позади. Впереди только степь, от подножия этого холма и далеко за горизонт — бескрайняя песчаная, с редкими кустиками травы степь.
После густых темно-зеленых садов, веселых клеверных полей и ярко-зеленых полос хлопчатника эта вылезшая из-за холма унылая полупустыня-полустепь отпугивает человека. Пепельно-серые барханы делают ее похожей на омертвевшее море.
Солнце уже склонилось к далекому горизонту и било в глаза. Приставив козырьком ладонь, Атакузы осматривался вокруг. Порой ему казалось, будто волны песчаных барханов тронулись с места, зашевелились, надвигаются с обеих сторон, грозят поглотить черную ленту асфальта. Голая, слившаяся с далеким маревом, унылая степь! Как похожа она на поверхность Луны со снимков из космоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Джаббар, чистый юноша, не вкусив радостей жизни, пал вскоре смертью храбрых на поле брани. А этот Бурибаев прошел потом, говорят, всю войну и вот возвратился целым и невредимым, с полной грудью орденов и медалей.
Нет, Нормурад никому не желает зла. Кто знает, может, этот тип устыдился, может, потому и подался на фронт. А там, может, и правда показал себя с достойной стороны. Чего только не бывает! И все же... Ходил слух, будто какая-то бумага пришла в прокуратуру, и Буриба-еву посоветовали скорее бежать в военкомат... А потом? Ирония судьбы! Иначе не скажешь. Три года назад домла снова столкнулся с этим человеком. Бурибаев уже сидел в кресле замминистра водного хозяйства. Нормурад Шамурадов чуть лоб не расшиб, пробиваясь сквозь стену бюрократизма Бурибаева. Чуть было не пришлось уйти из института. Да, к счастью, вскоре за какие-то грехи Бурибаева понизили в должности, перевели на другую работу...
— Что же вы, отец? Рабочий городок!..
— Спасибо, доченька, я сейчас, сейчас...
Ворота были приоткрыты. На улице, у края арыка, на самодельной скамеечке сидела Гульсара-ая, рыхлила землю под базиликом. Нет, только казалось, что рыхлила. Топорик-теша1 повис в ее руке, старушка глубоко ушла в свои думы.
Услышав шаги, подняла маленькое сморщенное лицо. Домла не узнал лица жены — горькая тоска были в нем и беззвучный >прек. Сердце его сжалось от дурного предчувствия.
— Что с тобой, Гульсара?— нагнулся к жене.
— Со мной?.. Приходил Атакузы... заехал за портфелем,— сказала она, и вдруг из глаз часто закапали слезы.— Вы, значит, все же сделали по-своему...
— Как это так я сделал? - домла выпрямился. Нежность и боль, вдруг нахлынувшие на него, заступил гнев.
— Еще спрашиваете как... Что вы наделали!— Гульсара терла глаза платком.— С единственным племянником разлучили...
— Хватит! Кто хочет судиться, в родичи не годится! Слышала такое? Твой джиен не желает видеть, где правда, где лесть. 1 Теша — инструмент в виде топорика, которым колют дрова, рыхлят землю
Не нужен мне такой джиен!
— Хорошо, поступайте как знаете! Я только хотела...
— Хватит, говорю тебе!— Нормурад Шамурадов поднял вверх
огромный, как булава, темный кулак.— Оставишь ты меня в покое или нет? И без твоих упреков тошно, поняла — тош-но!— крикнул он и неожиданно замер на месте с поднятым над головой могучим кулаком.
Старушка выпустила из рук тешу, попыталась что-то сказать, но лишь беззвучно облизнула губы и тихо соскользнула с низенького стульчика на кусты базилика...
Домла застыл на месте, как большой, грубо обкатанный камень. Потом, леденея всем телом, опустился на корточки перед женой.
Гульсара-ая!.. Единственный его свет. Путеводный ночной огонек затерявшегося в степи домика — так всегда казалось Нормураду, когда в тяжелую минуту взглянет, бывало, на ее лицо. А теперь?.. С тихой печалью, без укора смотрела на него его Гульсара. «Что будет с вами?»— читал он в ее взгляде.
— Гульсара!— молил старик.— Что с тобой? Что ты делаешь? Подожди! Что с тобой, душа моя?..
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
В первые дни своего председательства Атакузы выработал для себя правило: если дело не ладится, не мучь себя понапрасну, а брось все, махни в степь или в горы — к чабанам, отведешь душу, а там, глядишь, и дело пойдет на лад.
И на этот раз последовал своему правилу. Возвратившись из города с тяжелой душой, не стал задерживаться в кишлаке. Забежал в правление, узнал у секретаря парткома Халидахон, что все спокойно, и махнул в степь. С собой прихватил главного механика колхоза Наим-джана.
Вот уже два года, как Атакузы одной ногой в кишлаке, другой — в степи.
В позапрошлом году, узнав, что строительство канала в степи подходит к концу, взял на себя нелегкое обязательство: освоить несколько тысяч гектаров целинных земель. Тогда же заложил на новом месте и фундамент первых домов.
За инициативу с радостью ухватились и в районе, и в области. Да что там говорить, на самом высшем уровне было принято специальное постановление, по которому строительство городка в степи, проведение арыков и дорог отдали в руки министерств и их отделов на местах. Закладка первого кирпича под первый дом будущего городка в степи превратилась в праздник, сюда слетелись журналисты, представители радио и телевидения.
Осенью того же года колхоз посадил на нескольких сотнях гектаров молодые деревца шелковицы, чинары и тала — для защиты от лихих степных бурь. В прошлом году получили уже неплохой урожай кукурузы. Такое начало окрылило Атакузы. Нынешней весной он отправил в степь три бригады, они засеяли хлопчатником более семисот гектаров. И сейчас там — на хлопковых полях и в садах — их тоже успели заложить — работает не меньше двухсот человек. Живут в землянках. Хлопок растет неплохо, хотя в первое время Атакузы боялся за него — семена с большим трудом пробивают землю. В общем, дело двинулось. Особенно радуют саженцы — вымахали в рост человека. А вот строительство ползет черепашьим шагом. Вначале строительные организации взялись за дело горячо. А как поутих шум в газетах и журналах, заметно охладели. Пришлось Атакузы устроить в степи свой «штаб». В нем день и ночь дежурит кто-нибудь из членов парткома. Да, кстати сказать, и сам он большую часть времени проводит в штабе. Только так и удается хоть чего-то добиться от строителей. Всеми правдами и неправдами, ругаясь и ссорясь, толкает, не дает работе застопориться. Пропустишь день — обязательно что-то случится, какой-нибудь прорыв — и дело встанет.
На этот раз Атакузы не показывался целых четыре дня. И очень беспокоился — как-то там в степи?
Машина вырвалась из зелени сплошных садов, взлетела на последний холм — он отделял этот зеленый оазис от степи. И вот уже всё — и помолодевшие после ночного дождя сады, и большой, весь белый, новый поселок, и омытые росой изумрудные хлопковые поля — все осталось позади. Впереди только степь, от подножия этого холма и далеко за горизонт — бескрайняя песчаная, с редкими кустиками травы степь.
После густых темно-зеленых садов, веселых клеверных полей и ярко-зеленых полос хлопчатника эта вылезшая из-за холма унылая полупустыня-полустепь отпугивает человека. Пепельно-серые барханы делают ее похожей на омертвевшее море.
Солнце уже склонилось к далекому горизонту и било в глаза. Приставив козырьком ладонь, Атакузы осматривался вокруг. Порой ему казалось, будто волны песчаных барханов тронулись с места, зашевелились, надвигаются с обеих сторон, грозят поглотить черную ленту асфальта. Голая, слившаяся с далеким маревом, унылая степь! Как похожа она на поверхность Луны со снимков из космоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85