ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Мне казалось, что вы всегда были довольны мной, — продолжал Николаев.
— Ну?
— Прошу вас о переводе в штаб береговой обороны или, еще лучше, возьмите к себе на любую должность...
Панкратов не ответил. Просьба, казавшаяся Николаеву естественной, поразила начальника штаба. «Неужели я когда-нибудь давал ему право на такое...»
Николаев, по-своему истолковав молчание Панкратова, добавил:
— Вакансию всегда можно образовать. Разве нет работников, которых следует куда-нибудь выдвинуть?
Панкратов продолжал молчать. И тут с трудом давшееся спокойствие оставило Николаева. Он встал, снова шагнул к комоду, достал, удочку, согнул ее в руках. Панкратов зорко наблюдал за ним. Маленькие его глаза зло блестели.
— Поставьте удочку. Оденьтесь и уходите, — сказал вдруг Панкратов тоном приказа. — По моему мнению, вы флоту больше не нужны!
Николаев растерянно оглянулся по сторонам. Углы губ у него опустились, выражение лица стало жалким.
— Илья Потапыч, что вы?..
— Уходите! — хрипло повторил Панкратов. Удочка выпала из рук Николаева и сухо щелкнула о половицу. Это привело его в себя.
— Простите за то, что считал вас человеком, который не оставит меня в беде, — проговорил он с достоинством. Медленно надел пальто и так же медленно, словно ожидая, что Панкратов передумает и что-то ему еще скажет, закрыл за собой дверь.
Панкратов услышал, как проскрипели галоши по промерзшим, доскам крыльца, как залился лаем пес. Затем звякнула щеколда калитки, и все стихло. Панкра-
тов встал, поднял удочку и поставил ее на место. Выбросил в форточку забытый Николаевым железный коробок с мотылем, затем постоял у форточки. Вздохнул: «Пойду-ка на службу». И вдруг представил себе Высо-тина, которого должен учить тому, как воевать по-но-зому. «А как это по-новому?» — он почувствовал, что не сможет ответить на этот вопрос ни сегодня, ни завтра. У него было только прошлое — проверенное им и другими, все остальное казалось зыбким и бесформенным. «Может быть, и я флоту не нужен?».
Панкратов сел за стол, вытащил из ящика пачку писем из дому, погладил их задумчиво. Достал лист бумаги и написал:
«Дорогие мои! В самое ближайшее время я буду просить об отставке. Думаю, отпустят. Горько чувствовать себя стариком. Соскучился по вас—сил нет».
В спальне было жарко, и Елена Станиславовна плохо спала. Обрывки тяжелого сна еще цеплялись за сознание, когда она на исходе ночи открыла глаза и сбросила с груди одеяло. Будто мчалась она с кем-то (не с мужем и не с Батыревым) куда-то, не то в поезде, не то в автомобиле, и дух захватывало, а потом провалилась в кромешную мглу... Со страха закричала, но услышала не человеческий голос, а заводской гудок.
«Чушь какая!» — подумала Елена Станиславовна, окончательно проснувшись.На низенькой тумбочке у изголовья стрелки будильника, зеленовато светящиеся во мраке, показывали три часа ночи. Елена Станиславовна провела рукой по подушке, мужа рядом не было. (Иногда он приезжал за полночь и, не тревожа ее, тихо укладывался спать.)
Посередине комнаты висел, как кисея, лунный свет; он падал из посиневшего окна и ложился на ковер пятнами, и эти пятна непрерывно двигались, светились и гасли оттого, что ветер за окном раскачивал ветви старой сосны. Отчетливо доносился скрип дерева, напоминающий сиплый крик ворона. В спальне, за светлой полосой, сразу же начиналась густая тень, из нее выступал дубовый платяной шкаф с открытой, дверцей, через
которую Елена Станиславовна, раздеваясь, перекинула шерстяное платье, а в углу чернело туалетное зеркало, как глянцевая болотная вода с маленькой раковиной лунного блика.
Тикал глухо будильник, из кухни доносилось слабое жужжание холодильника, и все было, как всегда, мирным, уютным, своим домашним, но Елена Станиславовна не могла успокоиться, предчувствие чего-то недоброго все больше тяготило ее.
Она поворачивалась в постели, устраиваясь удобнее, долго лежала, закрыв глаза, раздумывая: «С чего бы это?.. Нагрубил сопляк Батырев, дурно разговаривал со мной Серов? Да разве это причина! Ах, все это от духоты, надо проветрить комнату!» Она встала, накинула теплый халат, сунула ноги в туфли, подошла к окну. Заиндевевшая дверца форточки крепко примерзла к наружной раме. Елена Станиславовна потянула за крючок изо всех сил, что-то хрустнуло, дверца отскочила со стуком, а в форточку потянулся морозный воздух.
Прислонившись плечом к стене, она глядела в окно. Там, застроенный маленькими сарайчиками, белел прямоугольник двора. От луны все вокруг казалось чистым и светлым, а в тени у сосны и сарайчиков снег густо лиловел, будто пропитанный чернилами.
Хвойная подстриженная изгородь, ограждавшая двор, ровно серела, сливаясь вдали с каменным забором соседнего дома, и за ней лежала, словно залитая стеарином, улица, освещенная блекло-желтым светом качающихся электрических фонарей. По улице легко прошумела машина, неся перед собой скачущие полосы яркого света, и скрылась в переулке. Над блестящей, как стекло, крышей дома, стоящего напротив, ветер рвал бледно-белые клубы дыма... Елена Станиславовна думала о себе и своей неясной тревоге. Она уже не искала прямых внешних причин, объясняющих ее, а, вспоминая прошлое, рылась в памяти, как в темной заветной кладовой... Ну да, выбирала мужа осторожно, мечтала о блестящем будущем... Не состоялось!.. Застряла на краю земли, в Белых Скалах! «Временно?!» Раньше верилось — все временно; каждая должность — только ступень. «Ну а не потому ли пошли неудачи, что Борис уже достиг своего потолка?.. Жена одного из начальников политотделов... Стоила ли игра свеч?»
Холод проник под ночную рубашку. Елена Станиславовна захлопнула форточку. Зажгла лампочку на тумбочке у кровати. Достала с полки пачку иллюстрированных иностранных журналов, которые прислал по ее просьбе Серов, уже не для перевода, а так — поглядеть. Укладываясь в постель, подумала: «Почитаю — успокоюсь. Все еще впереди».
Елена Станиславовна перелистывала страницы. Взгляд ее равнодушно скользил по оголенным плечам кинозвезд, погонам генералов, лоснящимся лысинам удачливых дельцов. И вдруг... У нее даже перехватило дыхание: фотография на четверть журнального листа — ее первый муж во фраке, с орденами, а рядом с ним... кто же? Вера... Приятельница по институту...
«Известный советский дипломат, — читала Елена Станиславовна, — и его обаятельная супруга («Обаятельная? По сравнению со мной она считалась дурнушкой») отправляются на прием...»
Буквы заплясали перед глазами. Елена Станиславовна захлопнула журнал. «Как же так? Ну да, Вера уже тогда была влюблена в него... перестала со мной разговаривать, даже здороваться...—Ах, не все ли равно...» Она попыталась взять себя в руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145