Тут только Донцов пришел в себя, тут только осознал, какое счастье ему привалило. «Вот Дусе подарок. То-то будет радость!» Он уже видел себя в этой чудесной комнате вдвоем с женой. Они вместе убирают свое, а не чужое гнездо. Наконец-то явится возможность хоть говорить, сколько желаешь, с глазу на глаз, не стесняясь посторонних людей.
«А Батырев, ведь все же он — хозяин? Л что Батырев?! Если и придет, то не чаще раза в месяц». И горячее чувство благодарности к этому щеголеватому, острому на язык и, как думалось Донцову, бесшабашному лейтенанту, который знал их — Ивана и Дусю, — как говорится, без года неделю, но который оказался таким отзывчивым и чутким, настолько переполнило сердце Донцова, что он молча, но с таким чувством потряс руку Батырева, что тот, морщась от боли, но явно растроганный в свою очередь сказал:
— Э, право, не стоит благодарности. В другое время недурно было бы заглянуть в ресторан да и обмыть, как полагается, новоселье. Но... недосуг. — Он взглянул на часы.
...Расставшись с Донцовым, Батырев поспешил к остановке такси. Но ни одной машины не было. Прождав безрезультатно несколько минут и чувствуя, что зябнет на ветру, он, нахлобучив пониже шапку-ушанку, зашагал к гавани. Идти туда было не менее двадцати минут. Захотелось курить. Батырев достал папиросу, но спичек не оказалось. Как назло, никто из встречных прохожих не курил.
Минуя гавань госморпароходства, где сквозь метель виднелись надстройки, высокие борта и широкие трубы океанских грузовых и пассажирских судов, где слышались грохот, металлический лязг, человеческий говор и крики, свойственные всем торговым пристаням мира, Батырев увидел табачный киоск и свернул к нему. Купив спичек и заодно папирос про запас, рассчитавшись, он уже сделал несколько шагов, как его нагнал молодой человек с желтым испитым лицом. На
нем была короткая лыжная куртка, свитер, брюки, заправленные в сапоги, на голове флотская фуражка.
— Лейтенант, — окликнул он Батырева, — вижу, вы курящий, не хотите ли приобрести особых?
— Каких «особых»?
Человек в лыжной куртке огляделся по сторонам, вынул из кармана плоскую зеленую пачку сигарет, обернутую в целлофан.
— Из южных стран. Гаванна, Цейлон, Порт-Саид... с маленькой толикой гашиша.
Батырев никогда в жизни не только не курил, но даже не держал в руках наркотических папирос. Он, конечно, видел, что человек, предлагавший ему сигареты, явный проходимец, но бес любопытства, владевший его душой, подсказал:
— Что же, давайте.
— Четвертак...
— Что-то много заломил, десятки хватит за глаза...
— Ладно...
Зеленая пачка сигарет перекочевала из рук в руки.Погода переменилась внезапно и круто, как это бывает лишь на океанском побережье. Только что кружила метель — вдруг ветер утих, проглянуло солнце.
Батырев миновал железные порота военной гавани, охраняемые часовыми, отдал честь вышедшему из проходной будки дежурному офицеру и быстро зашагал но пирсу.
Снег празднично сиял, с хрустом сжимаясь под ногами. Чистобелые, даже будто слегка подсиненные пласты снега лежали на чугунных тумбах. Словно в белый мех оделись толстые провисшие от собственной тяжести металлические тросы-швартовые, которые тянулись низко над землей от тумб к кормовым кнехтам стоящих у стенки кораблей. Борта эсминцев, катеров и шлюпок, столбы, электрических фонарей в гавани, железные прутья ограды и стволы деревьев, росших вдоль нее, были густо залеплены снегом, сверкавшим эмалевым блеском.
Настроение у Батырева было отличное. Он нисколько не жалел о том, что так нежданно-негаданно отдал свою комнату. Сейчас он представил себе, как входят в его квартиру Донцовы, как радостно всплескивает руками Дуся, как говорит мужу, сбрасывая пальто: «И до чего же славный человек Валентин Корнеевич». Лейтенант гордился и даже немного любовался собой. Приятно быть щедрым и благородным. Когда Батырев бывал доволен собой, ему было по душе и все окружающее его. Он готов был прийти в восторг и от светящегося снега, и от бодрящего воздуха, и от четкого и стремительного рисунка словно врезанных в море и небо кораблей. С удовольствием подумал Батырев и о Меркулове, с помощью которого он был назначен на корабль—не на какую-нибудь «лайбу», а на гвардейский... И хотя с тех пор начальник политотдела о нем не вспоминал, лейтенант не был на него в обиде. «Я же строевой офицер, а не политработник, что ж ему обо мне заботиться». Честно говоря, он немного побаивался Меркулова и вовсе не стремился к встрече с этим суровым человеком.
Батыреву стало жарко от быстрой ходьбы. Он сдвинул шапку на затылок и вытащил из кармана сигареты. Мельком поглядел на зеленоватый целлофан только что купленной пачки и подумал: «Попробую «особых». Дым был душистый и сладковатый. Батырев поморщился, сплюнул и снова затянулся. Любопытство уже раззадоривало его. «Ну, ну!..» От затяжки к затяжке становилось все приятнее, легко и будто со звоном билось сердце, во всем теле появилась странная воздушность, все стало казаться возможным: «Захочу— полечу, захочу — пешком по воде пройду».
И снова его мысли вернулись к Донцовым. «Итак, Дуся всплескивает руками!.. Дуся... Ду... Дуся... Ду... Тореадор, смелее в бой!..» — вполголоса запел Батырев и тут же оборвал арию. Навстречу ему шел Меркулов. Подтянутый, стройный, в черной шинели, черной каракулевой шапке, отливающей на солнце огоньками антрацита, он показался Батыреву на фоне заснеженной белесой дали надвигающейся темной скалой. Свернуть было некуда, да и поздно. Батырев смял в пальцах сигарету, бросил ее в снег и, как положено по уставу, резко повернув вполоборота голову, лихо и четко вскинул руку к виску, приветствуя начальника политотдела.
Задумавшийся Меркулов остановился, всмотрелся и, протягивая руку, сказал:
— А, лейтенант, — он помолчал, сумрачно глядя куда-то в океан поверх головы Батырева. — А, лейтенант Батырев, — повторил Меркулов. — Ну, как вам служится на «Дерзновенном»?
— Полный порядок, товарищ капитан первого ранга,— ответил Батырев чересчур громко и возбужденно. — Служу по штурманской части... офицер электронавигационной группы... Сами знаете мое хозяйство: лаги, лоты, гирокомпасы, радиолокационные средства... вообще обязанности заурядные. Особых происшествий нет... — Батырев замолчал, потом добавил неожиданно для себя самого: — Командир пока ничем не жаловал.
Меркулов пытливо поглядел на Батырева. Бледное лицо, чуть расширенные зрачки...
— Вы не больны, лейтенант?
— Никак нет... шел быстро, курил... снег такой яркий, что режет глаза. — Он улыбнулся и прибавил:—-Но голова, честно признаться, немного горит...
— Поправьте шапку, — сказал Меркулов. Он подождал, пока Батырев надвинет шапку на лоб, и продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145