А я вот с тобой турусы на колесах здесь развожу, а мой старший помощник, конечно, и в ус себе не дует, потому что ему ничего не ведомо о полученном мною приказе на поход. Я семафора на «Дерзновенный» об этом не давал. Так что же это получается?
— Вот и я об этом беспокоюсь, — сказал, уже рассердившись, Высотин. — Играешь ты с огнем, Игорь!
Светов вдруг захохотал. Он смеялся долго и так искренне и заразительно, что, глядя на него, невольно улыбнулся нахмурившийся было Высотин.
— Что ты дурака валяешь, Игорь, — сказал Высотин, — бери шапку в охапку и марш бегом. Одна нога здесь, другая на «Дерзновенном». У тебя еще добрых полсотни минут в запасе.
— Ха! — беспечно махнув рукой, сказал, перестав смеяться, Светов. — Хотя Панкратов мне срока не изменил, а я задержался в штабе больше, чем нужно, я все-таки миную брандвахту, всем чертям назло, секунда в секунду, как начертано в приказе, — он задорно взглянул иа Высотииа, щуря свои чуть раскосые узкие глаза, в которых можно было прочитать и насмешку, и бесшабашную удаль. — Раньше чем положено, меня из бухты не выпустят, тебе это известно. Я, друже, все рассчитал. Сколько минут еще с тобой беседовать, сколько идти катером до «Дерзновенного» и сколько минут надо, чтобы машине дали ход...
— Не успеешь, — убежденно заметил Высотин, — что касается способностей твоих людей,— я верю. А машины не подчиняются командирским приказам, они не прогреваются так быстро, как нам бы хотелось. Откуда, Игорь, у тебя этакая беспечность? Иди же!
Светов быстро отошел от Высотина. Несколько мгновений он стоял у иллюминатора, молча вглядываясь вдаль, ища глазами в бухте свой корабль, потом, обернувшись, вскинул голову, сказал, растягивая слова:
— Если гонишь, так я от тебя уйду, Андрей, а, волнуясь, ты свою кровь понапрасну портишь.Твое предупреждение мне ни к чему. Какая, к черту, у меня беспечность, ежели я сейчас не человек, а комок нервов. И не потому, что я боюсь, что мне Панкратов каждое лыко в строку поставит... Нет, не потому... Я к бою го-
товлюсь. Будет он, нет ли, через десять лет, через год, через месяц, а может быть, завтра или через час? Не знаю. Я должен быть готов — и баста. — Светов скрипнул зубами и, картавя от волнения, азартно закончил:— Как только моя нога ступит на палубу «Дерзновенного», корабль снимется с якоря, а машины дадут ход на двенадцатой минуте.
— К черту, значит, всякие инструкции.... — возразил сердито Высотин.
— Инструкции я не меньше твоего чту, только не каждая буква в них для меня догма, — отпарировал Светов. — Я во время войны при налете «Фокке-Вуль-фов-190» на пятой минуте зимой с рейда уходил. Мы все вот толкуем о повышении боеготовности, а за предельные нормы, как клещи, держимся. Почему? Да потому, что за инструкцией, как за каменной стеной. Все тонкости дядя за тебя продумал. А что этот дядя думал десять лет назад и многое с тех пор изменилось, нам наплевать. — Светов поднял предостерегающе руку, видя, что Высотин хочет его прервать: —Ты выслушай-ка меня до конца. Повышать боеготовность корабля надо практическими делами. Сдается мне, что без оглядки на высокое начальство разучился кое-кто ныне дерзать.
Высотин вспыхнул:
— Ох, смотри, Игорь. Ты вот сегодня говорил, что действуешь «наперекор стихиям». Л не придется ли цитату полностью привести: «Рассудку попреки, наперекор стихиям»? Не повторяешь ли ты старую ошибку?
— Ох, смотри, Андрей, — зло в тон Высотину ответил Светов, — тот больше всех ошибается, кто человека всю жизнь его старыми грехами попрекает. Ну, прощай. Анне Ивановне—привет! Она, пожалуй, смелей, чем ты...
Светов, так и не дав Высотину сказать больше ни слова, выскочил из каюты.
Высотин, сдвинув брови, закурил папиросу. Зачем-то вытащил спички из коробки и стал ломать их одну за другой.
Миновав офицерский коридор, Светов быстро поднялся на верхнюю палубу. У трапа, по которому надо было спускаться на катер, он увидел Порядоза.
Пунцовая полоса на небосклоне растекалась, как кровь в воде. Корабль обдавало водяной пылью, оседая, она тотчас замерзала, покрывая палубу и такелаж тонкой ледяной коркой, отсвечивающей темной бронзой. Было студено, ветрено и сыро.
— Пойду с вами в поход,— сказал Порядов, сухо поздоровавшись.
— Добро! — односложно ответил Светов.
Едва они вступили на палубу катера, матросы крючковые по команде старшины, которому Светов лишь головой кивнул, отдали концы, катер, зарываясь носом в пенящуюся воду, помчался к виднеющемуся вдали «Дерзновенному».
Волны заливали палубу. Порядов, давненько уже покинувший каюту, продрог. От качки его мутило, от резкого ветра слезились глаза. Хотелось посидеть в тепле, не видеть стылого моря. Однако он твердо решил ни в чем не выказывать своей слабости перед Световым.
Обычно Светов, когда шел на катере в бурную погоду, любил, подменив рулевого, постоять за штурвалом. Тут уж не одним разумом, а всем телом, каждой его частицей ощущаешь незабываемое наслаждение, рожденное стремительностью движения, борьбой с волнами и ветром, победой над опасностями. Сейчас он, однако, поглядев на продрогшего Порядова, предложил спуститься вниз.
В крохотном кубрике Светов сел, расстегнул шинель, открыл портсигар, предлагая Порядову папиросу. Катер раскачивало все больше и больше; клонясь из стороны в сторону, он то. падал носом вниз, то взлетал. Волны глухо ударяли в обшивку. Портсигар мелькал перед глазами Порядова. Он махнул рукой.
— При сильной качке не люблю курить. Светов усмехнулся и защелкнул крышку.
— А все-таки, если не секрет, Викентий Захарович, почему вы решили идти в поход на «Дерзновенном»? — спросил он. Тут и Порядов усмехнулся.
— Мой начальник считает, что на эскадре должен появиться какой-то новый дух. И, кажется, предполагает, что у вас он уже есть...
От удара волны затрещала переборка, катер поло-
жило на бок. Светов, не удержавшись, качнулся к Порядову и крикнул над самым его ухом:
— А вы сами нового духа, что, нигде и ни в чем не заметили?
Катер выровнялся. Мотор заработал тише.
— Пока заметил только критику старого, — ответил Порядов.
Моторист, видно, сбавил обороты, гул двигателя постепенно стихал. Светов поднялся.
— Пошли наверх. Мы у борта «Дерзновенного». Надеюсь, у меня вы кое-что заметите, Викентий Захарович.
Панкратов, беседовавший с Меркуловым, выглянув в иллюминатор, увидел, как катер «Дерзновенного» отвалил от «Морской державы». Он бросил взгляд на хронометр. «Черт знает, что такое, до отхода Светову осталось немного более получаса!» Извинившись перед начальником политотдела, он позвонил дежурному офицеру и, выяснив, что никаких семафоров на «Дерзновенный» не передавали, рассердился.
— Самовольство Светова перешло все границы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Вот и я об этом беспокоюсь, — сказал, уже рассердившись, Высотин. — Играешь ты с огнем, Игорь!
Светов вдруг захохотал. Он смеялся долго и так искренне и заразительно, что, глядя на него, невольно улыбнулся нахмурившийся было Высотин.
— Что ты дурака валяешь, Игорь, — сказал Высотин, — бери шапку в охапку и марш бегом. Одна нога здесь, другая на «Дерзновенном». У тебя еще добрых полсотни минут в запасе.
— Ха! — беспечно махнув рукой, сказал, перестав смеяться, Светов. — Хотя Панкратов мне срока не изменил, а я задержался в штабе больше, чем нужно, я все-таки миную брандвахту, всем чертям назло, секунда в секунду, как начертано в приказе, — он задорно взглянул иа Высотииа, щуря свои чуть раскосые узкие глаза, в которых можно было прочитать и насмешку, и бесшабашную удаль. — Раньше чем положено, меня из бухты не выпустят, тебе это известно. Я, друже, все рассчитал. Сколько минут еще с тобой беседовать, сколько идти катером до «Дерзновенного» и сколько минут надо, чтобы машине дали ход...
— Не успеешь, — убежденно заметил Высотин, — что касается способностей твоих людей,— я верю. А машины не подчиняются командирским приказам, они не прогреваются так быстро, как нам бы хотелось. Откуда, Игорь, у тебя этакая беспечность? Иди же!
Светов быстро отошел от Высотина. Несколько мгновений он стоял у иллюминатора, молча вглядываясь вдаль, ища глазами в бухте свой корабль, потом, обернувшись, вскинул голову, сказал, растягивая слова:
— Если гонишь, так я от тебя уйду, Андрей, а, волнуясь, ты свою кровь понапрасну портишь.Твое предупреждение мне ни к чему. Какая, к черту, у меня беспечность, ежели я сейчас не человек, а комок нервов. И не потому, что я боюсь, что мне Панкратов каждое лыко в строку поставит... Нет, не потому... Я к бою го-
товлюсь. Будет он, нет ли, через десять лет, через год, через месяц, а может быть, завтра или через час? Не знаю. Я должен быть готов — и баста. — Светов скрипнул зубами и, картавя от волнения, азартно закончил:— Как только моя нога ступит на палубу «Дерзновенного», корабль снимется с якоря, а машины дадут ход на двенадцатой минуте.
— К черту, значит, всякие инструкции.... — возразил сердито Высотин.
— Инструкции я не меньше твоего чту, только не каждая буква в них для меня догма, — отпарировал Светов. — Я во время войны при налете «Фокке-Вуль-фов-190» на пятой минуте зимой с рейда уходил. Мы все вот толкуем о повышении боеготовности, а за предельные нормы, как клещи, держимся. Почему? Да потому, что за инструкцией, как за каменной стеной. Все тонкости дядя за тебя продумал. А что этот дядя думал десять лет назад и многое с тех пор изменилось, нам наплевать. — Светов поднял предостерегающе руку, видя, что Высотин хочет его прервать: —Ты выслушай-ка меня до конца. Повышать боеготовность корабля надо практическими делами. Сдается мне, что без оглядки на высокое начальство разучился кое-кто ныне дерзать.
Высотин вспыхнул:
— Ох, смотри, Игорь. Ты вот сегодня говорил, что действуешь «наперекор стихиям». Л не придется ли цитату полностью привести: «Рассудку попреки, наперекор стихиям»? Не повторяешь ли ты старую ошибку?
— Ох, смотри, Андрей, — зло в тон Высотину ответил Светов, — тот больше всех ошибается, кто человека всю жизнь его старыми грехами попрекает. Ну, прощай. Анне Ивановне—привет! Она, пожалуй, смелей, чем ты...
Светов, так и не дав Высотину сказать больше ни слова, выскочил из каюты.
Высотин, сдвинув брови, закурил папиросу. Зачем-то вытащил спички из коробки и стал ломать их одну за другой.
Миновав офицерский коридор, Светов быстро поднялся на верхнюю палубу. У трапа, по которому надо было спускаться на катер, он увидел Порядоза.
Пунцовая полоса на небосклоне растекалась, как кровь в воде. Корабль обдавало водяной пылью, оседая, она тотчас замерзала, покрывая палубу и такелаж тонкой ледяной коркой, отсвечивающей темной бронзой. Было студено, ветрено и сыро.
— Пойду с вами в поход,— сказал Порядов, сухо поздоровавшись.
— Добро! — односложно ответил Светов.
Едва они вступили на палубу катера, матросы крючковые по команде старшины, которому Светов лишь головой кивнул, отдали концы, катер, зарываясь носом в пенящуюся воду, помчался к виднеющемуся вдали «Дерзновенному».
Волны заливали палубу. Порядов, давненько уже покинувший каюту, продрог. От качки его мутило, от резкого ветра слезились глаза. Хотелось посидеть в тепле, не видеть стылого моря. Однако он твердо решил ни в чем не выказывать своей слабости перед Световым.
Обычно Светов, когда шел на катере в бурную погоду, любил, подменив рулевого, постоять за штурвалом. Тут уж не одним разумом, а всем телом, каждой его частицей ощущаешь незабываемое наслаждение, рожденное стремительностью движения, борьбой с волнами и ветром, победой над опасностями. Сейчас он, однако, поглядев на продрогшего Порядова, предложил спуститься вниз.
В крохотном кубрике Светов сел, расстегнул шинель, открыл портсигар, предлагая Порядову папиросу. Катер раскачивало все больше и больше; клонясь из стороны в сторону, он то. падал носом вниз, то взлетал. Волны глухо ударяли в обшивку. Портсигар мелькал перед глазами Порядова. Он махнул рукой.
— При сильной качке не люблю курить. Светов усмехнулся и защелкнул крышку.
— А все-таки, если не секрет, Викентий Захарович, почему вы решили идти в поход на «Дерзновенном»? — спросил он. Тут и Порядов усмехнулся.
— Мой начальник считает, что на эскадре должен появиться какой-то новый дух. И, кажется, предполагает, что у вас он уже есть...
От удара волны затрещала переборка, катер поло-
жило на бок. Светов, не удержавшись, качнулся к Порядову и крикнул над самым его ухом:
— А вы сами нового духа, что, нигде и ни в чем не заметили?
Катер выровнялся. Мотор заработал тише.
— Пока заметил только критику старого, — ответил Порядов.
Моторист, видно, сбавил обороты, гул двигателя постепенно стихал. Светов поднялся.
— Пошли наверх. Мы у борта «Дерзновенного». Надеюсь, у меня вы кое-что заметите, Викентий Захарович.
Панкратов, беседовавший с Меркуловым, выглянув в иллюминатор, увидел, как катер «Дерзновенного» отвалил от «Морской державы». Он бросил взгляд на хронометр. «Черт знает, что такое, до отхода Светову осталось немного более получаса!» Извинившись перед начальником политотдела, он позвонил дежурному офицеру и, выяснив, что никаких семафоров на «Дерзновенный» не передавали, рассердился.
— Самовольство Светова перешло все границы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145