А ошарашенный Алекс пулей вылетел наружу.
Всевидящие гурки из штабного отделения нашли ему в трофеях спальный мешок. На следующую же ночь он с ужасом обнаружил внутри своей постели двух здоровенных скорпионов.Алекс старался не отделяться от остальных. Устраивался под общим навесом, где находились штаб и спальня. Спал на циновке или голой земле вместе с бойцами штабного отделения, завернувшись, как и они, в одеяло. Такая привычка дается с трудом. То сучок вопьется в бок, то муравьи налезут за воротник, то змея пригреется рядом, и нередко среди ночи какой-нибудь воин вскакивал со сжатым в кулаке гадом. При удобном случае Алекс пользовался гамаком, к которому тоже приходилось привыкать.
Но все это были мелочи быта. Радовало главное; подошла группа Гаро. Недоставало Нгамбы, которого не смогли дождаться в Тангкхулоа. Он должен присоединиться к ним на базе. Туда и направлялся отряд.
Последний ночлег в джунглях. Дозоры раскинулись о километр по периметру. У костра Гаро рассказывает о том, как его партизаны перехитрили джапони у моста. Он пересыпает речь непонятными Громову словечками, и все взрываются заразительным хохотом. Что нужно воину джунглей па тропе войны: раз в месяц повидать родных, раз в неделю выспаться, да раз в день плотно поесть. И тогда он снова бодр, полон сил и готов хоть к черту на рога.
Вкусно пахнет жарким. Это скорее бастурма из кабаня-тины, сочная, сытная, словом, пальчики оближешь, особенно после того, как продираешься весь день сквозь чащобу, В Нагаленде нет вегетарианцев. Здесь край сильных людей с железными нервами, стальными желудками, неиссякаемой энергией.
— О чем кручинишься, мой юный друг? — подсел Алекс к Маунг Джи, который один не принимал участия в веселье.— Вон как Гаро расписывает твой подвиг! И я присоединяюсь к нему: ты — герой, гордись этим!
— Чем же гордиться, кадонги? Я вовсе не герой. Я — трус. Мне было страшно там, на мосту. И мне, наверное, никогда не стать таким же храбрым как вы и Гаро.
— Зря ТЫ самобичеванием занимаешься, мои мальчик. Ты думаешь, я или Гаро не боимся умереть? Боимся, потому что очень любим жизнь. Ведь она не повторится. Уж так мы устроены. Когда человеку угрожает опасность, все в нем восстает против. И первая реакция — страх. Он вползает в душу, нашептывает: беги, спасайся! Кто поддастся ему, тот, действительно, трус, тот погиб, ибо страх оглушает и ослепляет человека. А кто устоит, кто сумеет победить страх, тот — герой,
- Я и хотел убежать, хотел...
— Но ты выстоял до конца, победил страх. Значит, ты герой!
— Благодарю вас. Вы добрый командир и благородный человек.
— Эй, малыш! — воскликнул Рэджи, подсаживаясь с другого бока и протягивая плоскую фляжку. — На-ка, глотни за свою победу! Ну же, ну! Тогда хоть за то, что я вытащил тебя из-под пуль. Вот так!
Маунг Джи сделал глоток. Ром, обжигая горло, застрял раскаленным шаром. Юноша поперхнулся, закашлялся. Пряча покрасневшее лицо, вскочил и убежал. Алекс укоризненно посмотрел на американца,
— Совсем цыпленок, неоперившийся,— развел руками Рэджи.
— Маунг Джи хороший солдат. Может стать генералом. У него на родине нужны такие бойцы.
— Слишком молод, да и какие из туземцев генералы! Блажь пустая!
— Ошибаешься! Они сражаются не хуже нас с тобой, когда дело идет о свободе. Возьми Гаро. Дай ему немного подучиться да набраться опыта, любого вашего генерала заткнет за пояс.
— О'кей, Ал! Ты все философствуешь. Тебе бы судьей быть, а не командиром.
Из мрачной глубины джунглей послышался слабый щелчок выстрела и, словно горохом, рассыпалась, покатилась барабанная дробь беспорядочной пальбы. Лагерь всколыхнулся, мгновенно снялся, притушив костры.
Бой кончился также неожиданно, как и начался. Партизаны в тревоге вслушивались в тишину. Что за ней кроется? Не взорвется ли она опять треском винтовок? Но там зародился тихий заунывный крик. Он нарастал, близился и вдруг, наконец, вырвался им навстречу торжествующим воплем.
Они не отшатнулись, они откликнулись. Потому, что это были свои. Так нага извещают об одержанной победе. Но кто эти свои? Воины зажгли факелы, и их смутный свет выхватил несколько ладных фигур. Одна, возвышавшаяся над другими, отделилась от кучки. Знакомое будто высеченное из камня скуластое лицо, на котором ширилась, плыла довольная
улыбка.
— Нгамба, брат! — воскликнул Алекс, бросаясь к нему. — Алисо! Брат мой!— оглушительно грохнул Нгамба. Он положил руки на плечи Громова и потерся щекой о его щеку.
— Ты задавишь нашего кадонги, бродяга! — воскликнул Жакунда, стискивая плечи Нгамбы.
— Друзья! Кадонги! Как же я рад! Наконец-то встретились! Хейо! Хой, хой! Ха-ха-ха! —гремел атлет, идя по кругу.
Кряканье, шлепки, радостные восклицания загуляли по лесу. Из темноты выскакивали воины, прыгали, что-то кричали. Блестели мускулистые обнаженные плечи, сверкали глаза.
Перед Алексом остановилась женщина, закутанная в черное. Он замер. Сердце гулко застучало.
— Гаудили! Дорогая! — прошептал он, все еще не веря своим глазам, и протянул руки. Гаудили ухватилась за них, сжала крепко-крепко, вглядываясь в него.
Она молчала. Только смотрела на него широко открытыми глазами, не отрываясь, словно стремилась наверстать дни разлуки. В самой глубине ее глаз замерцали знакомые золотые искорки. И он схватил ее, живую, родную, и крепко-крепко прижал к себе.
Немного успокоившись, Алекс, наконец, обратил внимание на квадратную темную массу, похожую на расплывшуюся тень Гаудили.
— Джонни! — озарила догадка.— Чего ты прячешься! А ну иди сюда!
Алекс обнял своего верного ординарца левой рукой, а правой стал гладить по животу. Потом потерся щекой о его щеку. Так по обычаю нага встречают самых дорогих друзей. Джонни засопел от волнения. Потом вдруг резко отпрянул. Приложив ребро ладони к пухлым губам, отдернул широким жестом вбок. Отчеканил:
— Кадонги, задание твое выполнил! — Большое спасибо, брат! От меня и от всего племени спасибо за спасение вождя!
А там дальше, в полумраке, нерешительно топтались остальные. Алекс безошибочно узнал их.
— Стив, Макгрейв! Рад вас видеть, друзья, живыми и невредимыми! Ты все тянешься ввысь, Стив. А у вас, милый доктор, такой цветущий вид, что жить вам еще сто пятьдесят лет!
— Уж я постараюсь,— в тон ему отвечал круглощекий Макгрейв.— Я ведь заново родился. И родители мои—вы с вождем.
Они вернулись на место прежнего привала. Разожгли костры, калили камни для приготовления ужина. И только тут хватились Гаро.
— Не напоролся ли на какого джапа?— встревожился Алекс,
- Я видел Гаро перед тем, как нам идти сюда. Он собирал своих воинов,— сказал Билл.
— Жакунда, бери полроты и поспеши обратно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Всевидящие гурки из штабного отделения нашли ему в трофеях спальный мешок. На следующую же ночь он с ужасом обнаружил внутри своей постели двух здоровенных скорпионов.Алекс старался не отделяться от остальных. Устраивался под общим навесом, где находились штаб и спальня. Спал на циновке или голой земле вместе с бойцами штабного отделения, завернувшись, как и они, в одеяло. Такая привычка дается с трудом. То сучок вопьется в бок, то муравьи налезут за воротник, то змея пригреется рядом, и нередко среди ночи какой-нибудь воин вскакивал со сжатым в кулаке гадом. При удобном случае Алекс пользовался гамаком, к которому тоже приходилось привыкать.
Но все это были мелочи быта. Радовало главное; подошла группа Гаро. Недоставало Нгамбы, которого не смогли дождаться в Тангкхулоа. Он должен присоединиться к ним на базе. Туда и направлялся отряд.
Последний ночлег в джунглях. Дозоры раскинулись о километр по периметру. У костра Гаро рассказывает о том, как его партизаны перехитрили джапони у моста. Он пересыпает речь непонятными Громову словечками, и все взрываются заразительным хохотом. Что нужно воину джунглей па тропе войны: раз в месяц повидать родных, раз в неделю выспаться, да раз в день плотно поесть. И тогда он снова бодр, полон сил и готов хоть к черту на рога.
Вкусно пахнет жарким. Это скорее бастурма из кабаня-тины, сочная, сытная, словом, пальчики оближешь, особенно после того, как продираешься весь день сквозь чащобу, В Нагаленде нет вегетарианцев. Здесь край сильных людей с железными нервами, стальными желудками, неиссякаемой энергией.
— О чем кручинишься, мой юный друг? — подсел Алекс к Маунг Джи, который один не принимал участия в веселье.— Вон как Гаро расписывает твой подвиг! И я присоединяюсь к нему: ты — герой, гордись этим!
— Чем же гордиться, кадонги? Я вовсе не герой. Я — трус. Мне было страшно там, на мосту. И мне, наверное, никогда не стать таким же храбрым как вы и Гаро.
— Зря ТЫ самобичеванием занимаешься, мои мальчик. Ты думаешь, я или Гаро не боимся умереть? Боимся, потому что очень любим жизнь. Ведь она не повторится. Уж так мы устроены. Когда человеку угрожает опасность, все в нем восстает против. И первая реакция — страх. Он вползает в душу, нашептывает: беги, спасайся! Кто поддастся ему, тот, действительно, трус, тот погиб, ибо страх оглушает и ослепляет человека. А кто устоит, кто сумеет победить страх, тот — герой,
- Я и хотел убежать, хотел...
— Но ты выстоял до конца, победил страх. Значит, ты герой!
— Благодарю вас. Вы добрый командир и благородный человек.
— Эй, малыш! — воскликнул Рэджи, подсаживаясь с другого бока и протягивая плоскую фляжку. — На-ка, глотни за свою победу! Ну же, ну! Тогда хоть за то, что я вытащил тебя из-под пуль. Вот так!
Маунг Джи сделал глоток. Ром, обжигая горло, застрял раскаленным шаром. Юноша поперхнулся, закашлялся. Пряча покрасневшее лицо, вскочил и убежал. Алекс укоризненно посмотрел на американца,
— Совсем цыпленок, неоперившийся,— развел руками Рэджи.
— Маунг Джи хороший солдат. Может стать генералом. У него на родине нужны такие бойцы.
— Слишком молод, да и какие из туземцев генералы! Блажь пустая!
— Ошибаешься! Они сражаются не хуже нас с тобой, когда дело идет о свободе. Возьми Гаро. Дай ему немного подучиться да набраться опыта, любого вашего генерала заткнет за пояс.
— О'кей, Ал! Ты все философствуешь. Тебе бы судьей быть, а не командиром.
Из мрачной глубины джунглей послышался слабый щелчок выстрела и, словно горохом, рассыпалась, покатилась барабанная дробь беспорядочной пальбы. Лагерь всколыхнулся, мгновенно снялся, притушив костры.
Бой кончился также неожиданно, как и начался. Партизаны в тревоге вслушивались в тишину. Что за ней кроется? Не взорвется ли она опять треском винтовок? Но там зародился тихий заунывный крик. Он нарастал, близился и вдруг, наконец, вырвался им навстречу торжествующим воплем.
Они не отшатнулись, они откликнулись. Потому, что это были свои. Так нага извещают об одержанной победе. Но кто эти свои? Воины зажгли факелы, и их смутный свет выхватил несколько ладных фигур. Одна, возвышавшаяся над другими, отделилась от кучки. Знакомое будто высеченное из камня скуластое лицо, на котором ширилась, плыла довольная
улыбка.
— Нгамба, брат! — воскликнул Алекс, бросаясь к нему. — Алисо! Брат мой!— оглушительно грохнул Нгамба. Он положил руки на плечи Громова и потерся щекой о его щеку.
— Ты задавишь нашего кадонги, бродяга! — воскликнул Жакунда, стискивая плечи Нгамбы.
— Друзья! Кадонги! Как же я рад! Наконец-то встретились! Хейо! Хой, хой! Ха-ха-ха! —гремел атлет, идя по кругу.
Кряканье, шлепки, радостные восклицания загуляли по лесу. Из темноты выскакивали воины, прыгали, что-то кричали. Блестели мускулистые обнаженные плечи, сверкали глаза.
Перед Алексом остановилась женщина, закутанная в черное. Он замер. Сердце гулко застучало.
— Гаудили! Дорогая! — прошептал он, все еще не веря своим глазам, и протянул руки. Гаудили ухватилась за них, сжала крепко-крепко, вглядываясь в него.
Она молчала. Только смотрела на него широко открытыми глазами, не отрываясь, словно стремилась наверстать дни разлуки. В самой глубине ее глаз замерцали знакомые золотые искорки. И он схватил ее, живую, родную, и крепко-крепко прижал к себе.
Немного успокоившись, Алекс, наконец, обратил внимание на квадратную темную массу, похожую на расплывшуюся тень Гаудили.
— Джонни! — озарила догадка.— Чего ты прячешься! А ну иди сюда!
Алекс обнял своего верного ординарца левой рукой, а правой стал гладить по животу. Потом потерся щекой о его щеку. Так по обычаю нага встречают самых дорогих друзей. Джонни засопел от волнения. Потом вдруг резко отпрянул. Приложив ребро ладони к пухлым губам, отдернул широким жестом вбок. Отчеканил:
— Кадонги, задание твое выполнил! — Большое спасибо, брат! От меня и от всего племени спасибо за спасение вождя!
А там дальше, в полумраке, нерешительно топтались остальные. Алекс безошибочно узнал их.
— Стив, Макгрейв! Рад вас видеть, друзья, живыми и невредимыми! Ты все тянешься ввысь, Стив. А у вас, милый доктор, такой цветущий вид, что жить вам еще сто пятьдесят лет!
— Уж я постараюсь,— в тон ему отвечал круглощекий Макгрейв.— Я ведь заново родился. И родители мои—вы с вождем.
Они вернулись на место прежнего привала. Разожгли костры, калили камни для приготовления ужина. И только тут хватились Гаро.
— Не напоролся ли на какого джапа?— встревожился Алекс,
- Я видел Гаро перед тем, как нам идти сюда. Он собирал своих воинов,— сказал Билл.
— Жакунда, бери полроты и поспеши обратно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67