— И собери хинен.
Она наклонилась и быстро подобрала цветы в подол юбки, все еще стоя на коленях. Гунлаки разглядывал ее ноги.
— Вставай и возвращайся к повозке.
— Да, господин.
Отвернувшись от Гунлаки, она заспешила к колонне. Он ехал следом, слева от нее.
Несомненно, она чувствовала, что Гунлаки наблюдает за ней.
— Ты хотела бежать, — сказал Гунлаки.
— Простите, господин.
— Тебе некуда бежать.
— Я не хочу носить клеймо, — потупилась женщина.
— В землях герулов это не обязательно. Думаешь, мы не знаем, кто раб, а кто нет?
Она вздохнула.
— Тебе некуда бежать, — продолжал Гунлаки, — так же, как и женщинам в ошейниках с других планет.
Подойдя к колонне, она остановилась и робко взглянула на Гунлаки.
— Не пытайся бежать, — еще раз напомнил он. — По твоему следу пустят собак.
— Мне страшно…
— Правильно — рабы должны бояться.
Она подняла глаза.
— Ты знаешь, чего надо бояться больше всего? — спросил Гунлаки.
— Нет, господин.
— Того, что не сможешь полностью угодить, — объяснил Гунлаки.
— Да, господин.
— Повернись.
Женщина вздрогнула, когда Гунлаки слегка ударил ее хлыстом по шее, наклонившись с седла.
— Не вздумай снова бежать, — предупредил он.
— Да, господин, — покорно согласилась женщина.
— Вернись к повозке. Надеюсь, тебя не побьют.
Спрятав хлыст, Гунлаки медленно ехал за ней, пока не увидел, что женщина нашла повозку и пересыпала хинен в корзину. Он следил, как женщину привязывают рядом с двумя другими пленницами. Женщина оглянулась, но Гунлаки уже повернул коня и поехал обратно.
Пошел редкий снег. Где-то впереди закричала роженица. Над колонной вились птицы.
— Хо! — воскликнул подъехавший Муджин.
— Я видел тебя с женщиной. Тебе стало получше?
— Я в порядке, — заверил его Гунлаки.
— Я видел, что ты уходил с ней от колонны. Ты хорошо развлекся с ней? Она тебе угодила?
— Я не стал брать ее, — ответил Гунлаки.
— Ты надел на нее свой диск, чтобы прийти вечером? — не отставал Муджин.
— Нет.
— У нее полные ноги, — заметил Муджин. — Я видел. Я сразу узнаю ее, когда встречу в следующий раз. Сегодня вечером я надену на нее свой диск.
Гунлаки пожал плечами.
— Ты не против? — спросил Муджин.
— Нет.
— Как мне взять ее? — размышлял Муджин.
— Как захочешь, — ответил Гунлаки, — она рабыня.
В то время, как уже говорилось, колонна приближалась к горам Баррионуэво. На следующий день, если не подведет погода, воины могли увидеть впереди фестанг Сим-Гьядини.
Вскоре колонна остановилась на ночевку. Ночью родилось несколько младенцев, и всех их выбросили на обочину дороги. Новорожденные вскоре умерли, их трупы сожрали птицы и собаки.
Всю ночь Гунлаки снились сражения, которые происходили весной и в начале лета.
К утру костры затушил снег, и лошади озябли. День начинался, как один из многих в походе, ничем от них не отличаясь.
Гунлаки вспоминал парня, которого убил на заснеженной равнине близ Лотара несколько дней назад. Он вспоминал всадников лесного народа, восхищался ими и тем парнем. Жаль, что такие люди должны умирать, подумал он.
Эти мысли вертелись у Гунлаки в голове, пока он подъезжал к лежащему на обочине в ледяной траве новорожденному ребенку.
Гунлаки уже почти проехал мимо, но вдруг остановил коня и обернулся.
— Пошла прочь! — прикрикнул он на собаку, жадно обнюхивающую крохотного, живого человечка. Гунлаки разглядывал его с высоты седла.
Ребенок был хрупким существом с красноватой кожей; он лежал в окровавленной, примятой траве. В нескольких футах от него проходили колеи, по ним растянулась колонна. Ребенок был перепачкан кровью, к ней примешались грязные брызги от колес проходящих повозок. Гунлаки решил, что ребенок родился несколько минут назад. Собаки еще не тронули его. Вокруг ребенка еще вилась пуповина с мягким кровавым комком последа на конце.
Поблизости на земле уже сидела большая птица.
Гунлаки спешился и осмотрел младенца — тот казался здоровым, бил ножками и кричал. Гунлаки не понимал, что заставило его вернуться и спешиться. Ребенок казался разгоряченным, и это удивило Гунлаки — ведь он лежал на ледяной траве. Маленькие конечности молотили воздух. Гунлаки не понравился плач, и он попросил:
— Успокойся.
Еще один конный воин остановился рядом.
— Отойди, — попросил воин. — Я затопчу его.
Гунлаки не шевельнулся.
— Лучше давайте поиграем с копьями, — предложил третий.
Иногда детей врагов использовали вместо тряпичных мячей или дынь при игре с копьями. Гунлаки отмахнулся. Оба воина уехали, странно поглядывая на него. Гунлаки почувствовал смущение и вновь сёл в седло, чтобы продолжать путь. Он заметил, что собака подкралась поближе — ее пасть была приоткрыта, язык свисал между острых зубов. Шерсть на ее загривке вздыбилась. Даже птица, которую мы назвали грифом, неуклюже заковыляла к ребенку на своих кривых лапах. Гунлаки снова взглянул на ребенка, а потом перевел взгляд на грифа и собаку. Над ними появилась еще одна птица. Гунлаки приходилось видеть, как новорожденных за пуповину оттаскивали от колонны, бросая на корм собакам. Он видел, как птицы разрывали младенцев на куски. Гунлаки спешился и склонился над маленьким тельцем. Из любопытства потрогал послед — тот еще был теплым. Кровь и воды на примятой траве тоже пока не замерзли. Конечно, на холоде они высыхали медленнее. Ясно, что ребенок родился совсем недавно. Гунлаки вытер пальцы о свой плащ. Он снова оглянулся на собаку и двух птиц и вытащил нож. Придерживая одной рукой головку ребенка, он приставил нож к его горлу, но тут же убрал. Ножом он обрезал пуповину, оставшуюся часть завязал узлом. Убрав нож, он взял ребенка на руки и поднялся. Оттуда, где стоял Гунлаки, были видны горные вершины. Случайно опустив глаза, он удивился, заметив то, чего не видел прежде. Там, где лежал ребенок, почти под ним, среди примятой травы и пятен крови, валялся медальон с цепочкой. Вещь показалась Гунлаки ценной, он поднял медальон и повесил себе на шею. Вскоре он присоединился к колонне. Ребенок, завернутый в плащ, пригрелся и заснул. Позднее, днем, Гунлаки разыскал повозку, на которой везли ощенившуюся суку. Оказавшись у ее соска вместе со щенками, ребенок принялся энергично сосать.
Ближе к вечеру впереди, почти скрытый облаками, показался фестанг Сим-Гьядини.
— Что это у тебя? — с любопытством спросил Муджин, впервые за день подъехавший к Гунлаки. Тот показал ребенка. — Это ребенок не нашего народа.
— Да, — кивнул Гунлаки.
— Так убей его, — посоветовал Муджин.
Гунлаки отрицательно покачал головой.
— Он вырастет и убьет тебя, — предупредил Муджин.
— Верно, — согласился Гунлаки.
Вечером он направился по узкой каменистой тропе, ведущей от деревни к фестангу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Она наклонилась и быстро подобрала цветы в подол юбки, все еще стоя на коленях. Гунлаки разглядывал ее ноги.
— Вставай и возвращайся к повозке.
— Да, господин.
Отвернувшись от Гунлаки, она заспешила к колонне. Он ехал следом, слева от нее.
Несомненно, она чувствовала, что Гунлаки наблюдает за ней.
— Ты хотела бежать, — сказал Гунлаки.
— Простите, господин.
— Тебе некуда бежать.
— Я не хочу носить клеймо, — потупилась женщина.
— В землях герулов это не обязательно. Думаешь, мы не знаем, кто раб, а кто нет?
Она вздохнула.
— Тебе некуда бежать, — продолжал Гунлаки, — так же, как и женщинам в ошейниках с других планет.
Подойдя к колонне, она остановилась и робко взглянула на Гунлаки.
— Не пытайся бежать, — еще раз напомнил он. — По твоему следу пустят собак.
— Мне страшно…
— Правильно — рабы должны бояться.
Она подняла глаза.
— Ты знаешь, чего надо бояться больше всего? — спросил Гунлаки.
— Нет, господин.
— Того, что не сможешь полностью угодить, — объяснил Гунлаки.
— Да, господин.
— Повернись.
Женщина вздрогнула, когда Гунлаки слегка ударил ее хлыстом по шее, наклонившись с седла.
— Не вздумай снова бежать, — предупредил он.
— Да, господин, — покорно согласилась женщина.
— Вернись к повозке. Надеюсь, тебя не побьют.
Спрятав хлыст, Гунлаки медленно ехал за ней, пока не увидел, что женщина нашла повозку и пересыпала хинен в корзину. Он следил, как женщину привязывают рядом с двумя другими пленницами. Женщина оглянулась, но Гунлаки уже повернул коня и поехал обратно.
Пошел редкий снег. Где-то впереди закричала роженица. Над колонной вились птицы.
— Хо! — воскликнул подъехавший Муджин.
— Я видел тебя с женщиной. Тебе стало получше?
— Я в порядке, — заверил его Гунлаки.
— Я видел, что ты уходил с ней от колонны. Ты хорошо развлекся с ней? Она тебе угодила?
— Я не стал брать ее, — ответил Гунлаки.
— Ты надел на нее свой диск, чтобы прийти вечером? — не отставал Муджин.
— Нет.
— У нее полные ноги, — заметил Муджин. — Я видел. Я сразу узнаю ее, когда встречу в следующий раз. Сегодня вечером я надену на нее свой диск.
Гунлаки пожал плечами.
— Ты не против? — спросил Муджин.
— Нет.
— Как мне взять ее? — размышлял Муджин.
— Как захочешь, — ответил Гунлаки, — она рабыня.
В то время, как уже говорилось, колонна приближалась к горам Баррионуэво. На следующий день, если не подведет погода, воины могли увидеть впереди фестанг Сим-Гьядини.
Вскоре колонна остановилась на ночевку. Ночью родилось несколько младенцев, и всех их выбросили на обочину дороги. Новорожденные вскоре умерли, их трупы сожрали птицы и собаки.
Всю ночь Гунлаки снились сражения, которые происходили весной и в начале лета.
К утру костры затушил снег, и лошади озябли. День начинался, как один из многих в походе, ничем от них не отличаясь.
Гунлаки вспоминал парня, которого убил на заснеженной равнине близ Лотара несколько дней назад. Он вспоминал всадников лесного народа, восхищался ими и тем парнем. Жаль, что такие люди должны умирать, подумал он.
Эти мысли вертелись у Гунлаки в голове, пока он подъезжал к лежащему на обочине в ледяной траве новорожденному ребенку.
Гунлаки уже почти проехал мимо, но вдруг остановил коня и обернулся.
— Пошла прочь! — прикрикнул он на собаку, жадно обнюхивающую крохотного, живого человечка. Гунлаки разглядывал его с высоты седла.
Ребенок был хрупким существом с красноватой кожей; он лежал в окровавленной, примятой траве. В нескольких футах от него проходили колеи, по ним растянулась колонна. Ребенок был перепачкан кровью, к ней примешались грязные брызги от колес проходящих повозок. Гунлаки решил, что ребенок родился несколько минут назад. Собаки еще не тронули его. Вокруг ребенка еще вилась пуповина с мягким кровавым комком последа на конце.
Поблизости на земле уже сидела большая птица.
Гунлаки спешился и осмотрел младенца — тот казался здоровым, бил ножками и кричал. Гунлаки не понимал, что заставило его вернуться и спешиться. Ребенок казался разгоряченным, и это удивило Гунлаки — ведь он лежал на ледяной траве. Маленькие конечности молотили воздух. Гунлаки не понравился плач, и он попросил:
— Успокойся.
Еще один конный воин остановился рядом.
— Отойди, — попросил воин. — Я затопчу его.
Гунлаки не шевельнулся.
— Лучше давайте поиграем с копьями, — предложил третий.
Иногда детей врагов использовали вместо тряпичных мячей или дынь при игре с копьями. Гунлаки отмахнулся. Оба воина уехали, странно поглядывая на него. Гунлаки почувствовал смущение и вновь сёл в седло, чтобы продолжать путь. Он заметил, что собака подкралась поближе — ее пасть была приоткрыта, язык свисал между острых зубов. Шерсть на ее загривке вздыбилась. Даже птица, которую мы назвали грифом, неуклюже заковыляла к ребенку на своих кривых лапах. Гунлаки снова взглянул на ребенка, а потом перевел взгляд на грифа и собаку. Над ними появилась еще одна птица. Гунлаки приходилось видеть, как новорожденных за пуповину оттаскивали от колонны, бросая на корм собакам. Он видел, как птицы разрывали младенцев на куски. Гунлаки спешился и склонился над маленьким тельцем. Из любопытства потрогал послед — тот еще был теплым. Кровь и воды на примятой траве тоже пока не замерзли. Конечно, на холоде они высыхали медленнее. Ясно, что ребенок родился совсем недавно. Гунлаки вытер пальцы о свой плащ. Он снова оглянулся на собаку и двух птиц и вытащил нож. Придерживая одной рукой головку ребенка, он приставил нож к его горлу, но тут же убрал. Ножом он обрезал пуповину, оставшуюся часть завязал узлом. Убрав нож, он взял ребенка на руки и поднялся. Оттуда, где стоял Гунлаки, были видны горные вершины. Случайно опустив глаза, он удивился, заметив то, чего не видел прежде. Там, где лежал ребенок, почти под ним, среди примятой травы и пятен крови, валялся медальон с цепочкой. Вещь показалась Гунлаки ценной, он поднял медальон и повесил себе на шею. Вскоре он присоединился к колонне. Ребенок, завернутый в плащ, пригрелся и заснул. Позднее, днем, Гунлаки разыскал повозку, на которой везли ощенившуюся суку. Оказавшись у ее соска вместе со щенками, ребенок принялся энергично сосать.
Ближе к вечеру впереди, почти скрытый облаками, показался фестанг Сим-Гьядини.
— Что это у тебя? — с любопытством спросил Муджин, впервые за день подъехавший к Гунлаки. Тот показал ребенка. — Это ребенок не нашего народа.
— Да, — кивнул Гунлаки.
— Так убей его, — посоветовал Муджин.
Гунлаки отрицательно покачал головой.
— Он вырастет и убьет тебя, — предупредил Муджин.
— Верно, — согласился Гунлаки.
Вечером он направился по узкой каменистой тропе, ведущей от деревни к фестангу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69