Его плотное тело, хотя и истощенное тяготами пути, мне все равно было бы не под силу вытащить одному. Я мог надеяться только на силу Биалле, поскольку ее род на протяжении поколений тянул телеги по торговым тропам.
Я упал на колени, ободрав ноги об острые камни, но, по счастью, резкая боль не заставила меня выпустить веревку. Мне уже не хватало дыхания подгонять криками.
Рывок назад! Меня потянуло назад! Я не мог тратить ни времени, ни сил на то, чтобы посмотреть, насколько близко меня подтащило к опасному краю.
— Вар! — Это был уже не крик, а шепот сквозь пересохшие губы. Однако, словно услышав меня, Биалле внезапно двинулась вперед, и я приложил все оставшиеся силы, чтобы поддержать ее рывок.
На протяжении нескольких тяжелых вдохов мы продолжали тянуть. Затем веревка впереди чуть ослабла, словно Биалле больше не могла выдерживать это напряжение.
Испарения из зыбучего песка стали сильнее, и я услышал сухой кашель, доносящийся сзади. Если Мурри держал веревку в зубах, как я полагал, это могло свести на нет все наши усилия. Однако веревка все еще была натянута, врезаясь мне в плечо сквозь одежду и обдирая кожу.
— Биалле, — умоляюще позвал я. Я знал, что силы мои почти на исходе. Тяготы последних дней пути собрали с нас всех щедрую дань.
Веревка снова натянулась, последовал сильный рывок, я снова налег на веревку, но вдруг споткнулся — сзади послышался резкий звук.
— Мурри! — пронзительно крикнул я. Ослабшая веревка снова бросила меня на колени. Мне пришлось заставить себя оглянуться — я боялся увидеть, что все наши усилия оказались недостаточными, что сила, красота и светлый дух моего друга проглочены зыбучим песком. Но каким-то образом я все же смог это сделать.
На слабо светящейся земле лежало темное пятно. Оно слабо пошевелилось, затем, словно два светильника, указывающие путь, вспыхнули открывшиеся глаза.
— Мурри! — Я бросился к нему. Мои обожженные веревкой ладони вцепились в грязный мех, заляпанный зловонной грязью ловушки.
— Побратим… — пророкотало у него в горле.
Он все еще пытался встать, и я принялся помогать ему, кое-как сумев поднять его на ноги. Мы встали, шатаясь побрели прочь от этого смертоносного места, чтобы вместе рухнуть наземь от усталости.
Как крик Мурри о помощи сорвал меня с места, так же и теперь меня вздернул на ноги низкий звериный стон. В нем была бесконечная боль — неужели все вокруг здесь усеяно такими ловушками, и на этот раз в нее попался якс? Его вытащить будет просто невозможно.
Я взобрался на каменистый гребень, окружавший впадину с зыбучим песком, и увидел впереди огромный силуэт хромающей Биалле. Хвала Высшему Духу, она не провалилась в одну из этих смертельно опасных дыр.
Но этот жестокий край нанес ей смертельный удар. Когда я добрался до нее, она пыталась подняться, но это было невозможно, поскольку было ясно, что она сломала переднюю ногу, наступив на один из предательских камней.
Она повернула голову и посмотрела на меня. В ночи глаза яксов не светятся, как кошачьи, но я ощутил ее боль и почувствовал ее отчаяние. Невозможно было и надеяться вылечить ее здесь.
— Биалле. — Я опустился на колени рядом с ней, стал гладить густую гриву между ее ушей, почесывая, лаская, как делал всегда, когда ухаживал за животными, их всегда это успокаивало. — Биалле, большая, сильная Биалле. Ты гордость своего народа, Биалле. Великая, открой свое сердце, пусть дух земли войдет в него, стань едина с землей и всем, что живет в ней, Боль уйдет, и Биалле будет свободна, как и все живое, когда приходит время,..
Продолжая говорить, я достал нож. Да пребудет дух этой земли со мной, дабы моя рука не дрогнула и мой удар был верен. Хотя я не видел ее глаз, я знал, что она смотрит на меня, понимает, что я собираюсь сделать, и приветствует это как доброту того, кто никогда не желал ей ничего дурного.
Будучи пастухом, я делал такое не раз, и всегда мне казалось, что нож вонзают в меня самого.
— Биалле, — я старался говорить ровно, как если бы вел ее к пруду, полному свежей зелени, — ступай свободно!
Я вложил в удар все силы, которые смог собрать, надеясь, что мне не понадобится второй, чтобы отпустить на свободу нашу отважную подругу. По счастью, одного оказалось достаточно.
Но я по-прежнему стоял на коленях рядом с ней, разглаживая ее шубу, полную набившегося песка. Да, она освободилась от всех горестей жизни, именно так я и должен на это смотреть. Ее терпение и последний дар навсегда останутся в моей памяти,
Послышался шорох камней. Я оглянулся. Мурри полз ко мне, сначала вытягивая одну лапу, затем другую и подтягиваясь всем телом. Когда он добрался до останков Биалле, он поднял голову и пронзительно закричал от горя.
16
Я пытался отрешиться от воспоминаний о последнем даре, который сделала нам Биалле. Есть суровый обычай дороги, на исполнение которого нелегко идут и стараются не говорить о нем. Мы считаем, что все мы связаны не только со всем живым, но и с самой землей, на которой живем. Поэтому если тело или дух могут послужить другим, то правильным будет прислушаться к чужой просьбе или нужде. Так что я взялся за нож уже с другой целью, неприемлемой для меня настолько, что мне приходилось бороться с отвращением даже во время упорной работы. Хотя Мурри, насколько я ощущал, воспринимал это иначе.
Биалле была одним целым с нами, и все же он, как истинный сын своего народа, понимал, что нечто, бывшее ее сутью, ушло, а оставшееся уже нельзя считать нашим товарищем по странствиям. Я прекрасно знал, что мою щепетильность он считает пороком.
По крайней мере, нам не приходилось опасаться, что запах смерти и сырого мяса привлечет сюда крыс. Эта земля была слишком суровой и пустой, даже песчаные коты не заходили настолько далеко.
Я разобрал снаряжение и упаковал мешки настолько большие, насколько мы способны были унести, и Мурри, несмотря на свое отвращение, был вынужден снова тащить один из них.
Итак, когда пришло время нам снова отправляться в дорогу, мы понесли на себе последнюю еду и влагу, на которые могли рассчитывать, — надеясь, что я все же найду тропу, о которой говорил Кинрр. Я не бросил его кифонгг, хотя, наверное, было глупо с моей стороны держаться за эту часть ноши. И я шел, пытаясь отделаться от демонов отчаяния, напевая себе под нос и вспоминая все то, что рассказывал мне старый бард. Если — когда — я доберусь до Вапалы, мне пригодятся эти сведения, пока я не найду себе какую-нибудь работу.
И все же как мне — слуге, пастуху, торговцу из тех людей, которых обитатели нагорья считают примитивными варварами, — надеяться найти дорогу к будущему? Торговые гильдии будут закрыты для меня как для одинокого торговца, не связанного ни с каким Домом. Если все рассказы о Вапале верны, то ее обитатели еще сильнее связаны клановыми узами, чем мой народ, и чужаки найдут там мало радушия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72