– Верно?
В тот вечер они пошли и напились до зеленых соплей. Но прекрасное чувство ностальгической меланхолии притупилось под воздействием алкоголя. Стенсил жалел, что так набрался. Он помнил, как уже хорошо за полночь они шли под горку по Стрейт-стрит и распевали песенки из старых водевилей. И как это их угораздило?
А затем пришло время и наступил Один из Тех Дней. После тяжелого ночного запоя, сделавшего славное весеннее утро омерзительным, Стенсил зашел в церковь к Фэйрингу и узнал, что священника переводят.
– В Америку. Ничего не могу поделать. – И вновь улыбка старого коллеги-профессионала.
Стенсил сомневался, что сможет с усмешкой сказать «На все воля Божья». Случай Фэйринга до таких высот не поднимался. Тут определенно была воля Церкви, и Фэйринг привычно склонялся перед ее Авторитетом. Как-никак он тоже был англичанином. Следовательно, они в каком-то смысле являлись товарищами по изгнанию.
– Едва ли, – улыбнулся священник. – Дела кесаря и Господа не требуют от иезуита такой гибкости, которая кажется вам необходимой. Здесь нет столкновения интересов.
– Такой гибкости требуют дела кесаря и Фэйринга, да? Или кесаря и Стенсила?
– Да, примерно такой.
– Тогда sahha. Полагаю, ваш преемник…
– Отец Аваланш моложе меня. Не введите его во искушение.
– Понимаю.
Демивольт уехал в Хамрун побеседовать с информаторами, которые имелись у него среди мельников. Агенты были напуганы. Может, Фэйринг тоже испугался и боялся остаться? Стенсил поужинал в комнате. Раскурил трубку, но не успел сделать и нескольких затяжек, как в дверь робко постучали.
– Входите, входите.
За дверью стояла девушка с заметно обозначившейся беременностью и молча смотрела на него.
– Вы говорите по-английски?
– Да. Я Карла Мейстраль. – И осталась стоять, прямая как струна, лопатками и ягодицами касаясь двери.
– Его искалечат или даже убьют, – сказала она. – В военное время женщина должна быть готова к тому, чтобы потерять мужа. Но сейчас мир.
Она хотела, чтобы он отпустил Мейстраля. Отпустить? Почему бы и нет? Двойные агенты опасны. Но сейчас, потеряв священника… Вряд ли она могла знать о Манганезе.
– Помогите, синьор. Поговорите с ним.
– Откуда вы знаете, что он в опасности? Разве он что-нибудь говорил вам?
– Рабочие знают, что среди них шпион. У их жен это стало излюбленной темой для сплетен. Который из нас? Разумеется, это холостяк, говорят они. Мужчина с семьей и детьми не смог бы на такое решиться. – Глаза ее оставались сухими, голос твердым.
– Ради Бога, – раздраженно сказал Стенсил, – сядьте.
Она села.
– Жена, особенно та, которая скоро станет матерью, чувствует очень многое. – Она умолкла и улыбнулась своему животу, который ужасно сердил Стенсила. С каждой секундой она нравилась ему все меньше. – Я вижу, что с Мейстралем что-то не так. Я слышала, что английские леди за пару месяцев до рождения ребенка устраиваются дома и никуда не выходят. А здесь женщина работает и появляется на улице до тех пор, пока может передвигаться.
– И вы вышли, чтобы разыскать меня.
– Так мне посоветовал священник.
Фэйринг. Кто на кого работает? Кесарь остался внакладе. Стенсил попытался проявить сочувствие:
– Неужели вас это так взволновало, что пришлось все выложить на исповеди?
– Раньше Мейстраль ночевал дома. Это наш первый ребенок, а первый ребенок очень важен. Это ведь и его дитя. Но теперь мы почти не разговариваем. Он приходит поздно, а я притворяюсь, что уже сплю.
– Но ребенка надо кормить, одевать и заботиться о нем больше, чем о взрослом. А на это нужны деньги.
Она рассердилась:
– У сварщика Маратта семеро детей. Он зарабатывает меньше Фаусто. И все его дети накормлены, одеты, и у них есть крыша над головой. Ваши деньги нам не нужны.
Господи, да она нам всю работу завалит. Сказать ей, что даже если он отпустит ее мужа, то останется Вероника Манганезе, у которой Мейстраль будет проводить ночи? Есть только один выход: поговорить со священником.
– Обещаю вам, – сказал Стенсил, – я сделаю лее, что в моих силах. Но Ситуация намного сложнее, чем вы можете себе представить.
– Когда мне было пять лет, – Стенсил только сейчас с удивлением заметил, что в ее голосе дрожат истерические нотки, – мой отец тоже стал исчезать по ночам.
Я так и не узнала почему. Но это доконало мою мать. Я не стану ждать, пока это же убьет меня. Угрожает покончить с собой?
– Слушайте, а с мужем вы говорили?
– Жена не должна вмешиваться в такие дела. Стенсил улыбнулся:
– И потому вы пришли поговорить с его работодателем. Ладно, синьора, попробую. Но ничего не гарантирую. Мой наниматель – Англия, король. – Это заставило ее замолчать.
Когда она ушла, он завел горький диалог с самим собой. Где же наша дипломатическая активность? Похоже, теперь тон задают они, кто бы они ни были.
Ситуация всегда подавляет тебя, Сидней. У нее, как и у Господа, своя логика, свое обоснование бытия, и под Ситуацию лучше всего просто подстроиться.
Я не специалист по вопросам брака. И не священник.
Не надо думать, что здесь сознательный заговор против тебя. Кто знает, какие тысячи случайностей – погодные изменения, расписание движения кораблей или падение урожайности – привели на остров всех этих людей с их мечтами и заботами, а затем выстроили к тебе в очередь. Любую Ситуацию формируют события куда более низменные, чем обычные человеческие деяния.
Да, именно так; вот, скажем, Флоренция. Произвольное перемещение холодных воздушных потоков, сдвиг ледовых пластов и смерть нескольких пони породили того Хью Годольфина, который предстал перед нами. Лишь по чистой случайности ушел он живым от логики ледяного мира.
Инертная вселенная обладает тем, что мы иногда называем логикой. Однако логика – это как-никак свойство и атрибут человека; таким образом, термин употребляется неправильно. А в реальности мы сталкиваемся с противоположными устремлениями. Облагораживаем их словами «профессия» и «работа». Отчасти утешает мысль о том, что Манганезе, Мицци, Мейстраль, старьевщик Дупиро и даже та покореженная рожа, заставшая нас на вилле, в своей работе тоже сталкиваются с противоположными устремлениями.
Ну, и как с этим быть? Как из этого выбраться?
Конечно, всегда есть выход, которым угрожала воспользоваться Карла Мейстраль.
В дверь, спотыкаясь, ввалился Демивольт и прервал размышления Стенсила:
– У нас неприятности.
– Да уж вижу. В этом нет ничего удивительного.
– Старьевщик Дупиро… Бог троицу любит.
– Как?
– Утонул в Марсамускетто. На берег вынесло аж у Мандераджио. Изуродован до неузнаваемости. – Стен-сил подумал о Великой Осаде и о зверствах турок; флотилия смерти. – Наверное, это сделали I Banditti, – продолжал Демивольт. – Банда террористов или профессиональных убийц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
В тот вечер они пошли и напились до зеленых соплей. Но прекрасное чувство ностальгической меланхолии притупилось под воздействием алкоголя. Стенсил жалел, что так набрался. Он помнил, как уже хорошо за полночь они шли под горку по Стрейт-стрит и распевали песенки из старых водевилей. И как это их угораздило?
А затем пришло время и наступил Один из Тех Дней. После тяжелого ночного запоя, сделавшего славное весеннее утро омерзительным, Стенсил зашел в церковь к Фэйрингу и узнал, что священника переводят.
– В Америку. Ничего не могу поделать. – И вновь улыбка старого коллеги-профессионала.
Стенсил сомневался, что сможет с усмешкой сказать «На все воля Божья». Случай Фэйринга до таких высот не поднимался. Тут определенно была воля Церкви, и Фэйринг привычно склонялся перед ее Авторитетом. Как-никак он тоже был англичанином. Следовательно, они в каком-то смысле являлись товарищами по изгнанию.
– Едва ли, – улыбнулся священник. – Дела кесаря и Господа не требуют от иезуита такой гибкости, которая кажется вам необходимой. Здесь нет столкновения интересов.
– Такой гибкости требуют дела кесаря и Фэйринга, да? Или кесаря и Стенсила?
– Да, примерно такой.
– Тогда sahha. Полагаю, ваш преемник…
– Отец Аваланш моложе меня. Не введите его во искушение.
– Понимаю.
Демивольт уехал в Хамрун побеседовать с информаторами, которые имелись у него среди мельников. Агенты были напуганы. Может, Фэйринг тоже испугался и боялся остаться? Стенсил поужинал в комнате. Раскурил трубку, но не успел сделать и нескольких затяжек, как в дверь робко постучали.
– Входите, входите.
За дверью стояла девушка с заметно обозначившейся беременностью и молча смотрела на него.
– Вы говорите по-английски?
– Да. Я Карла Мейстраль. – И осталась стоять, прямая как струна, лопатками и ягодицами касаясь двери.
– Его искалечат или даже убьют, – сказала она. – В военное время женщина должна быть готова к тому, чтобы потерять мужа. Но сейчас мир.
Она хотела, чтобы он отпустил Мейстраля. Отпустить? Почему бы и нет? Двойные агенты опасны. Но сейчас, потеряв священника… Вряд ли она могла знать о Манганезе.
– Помогите, синьор. Поговорите с ним.
– Откуда вы знаете, что он в опасности? Разве он что-нибудь говорил вам?
– Рабочие знают, что среди них шпион. У их жен это стало излюбленной темой для сплетен. Который из нас? Разумеется, это холостяк, говорят они. Мужчина с семьей и детьми не смог бы на такое решиться. – Глаза ее оставались сухими, голос твердым.
– Ради Бога, – раздраженно сказал Стенсил, – сядьте.
Она села.
– Жена, особенно та, которая скоро станет матерью, чувствует очень многое. – Она умолкла и улыбнулась своему животу, который ужасно сердил Стенсила. С каждой секундой она нравилась ему все меньше. – Я вижу, что с Мейстралем что-то не так. Я слышала, что английские леди за пару месяцев до рождения ребенка устраиваются дома и никуда не выходят. А здесь женщина работает и появляется на улице до тех пор, пока может передвигаться.
– И вы вышли, чтобы разыскать меня.
– Так мне посоветовал священник.
Фэйринг. Кто на кого работает? Кесарь остался внакладе. Стенсил попытался проявить сочувствие:
– Неужели вас это так взволновало, что пришлось все выложить на исповеди?
– Раньше Мейстраль ночевал дома. Это наш первый ребенок, а первый ребенок очень важен. Это ведь и его дитя. Но теперь мы почти не разговариваем. Он приходит поздно, а я притворяюсь, что уже сплю.
– Но ребенка надо кормить, одевать и заботиться о нем больше, чем о взрослом. А на это нужны деньги.
Она рассердилась:
– У сварщика Маратта семеро детей. Он зарабатывает меньше Фаусто. И все его дети накормлены, одеты, и у них есть крыша над головой. Ваши деньги нам не нужны.
Господи, да она нам всю работу завалит. Сказать ей, что даже если он отпустит ее мужа, то останется Вероника Манганезе, у которой Мейстраль будет проводить ночи? Есть только один выход: поговорить со священником.
– Обещаю вам, – сказал Стенсил, – я сделаю лее, что в моих силах. Но Ситуация намного сложнее, чем вы можете себе представить.
– Когда мне было пять лет, – Стенсил только сейчас с удивлением заметил, что в ее голосе дрожат истерические нотки, – мой отец тоже стал исчезать по ночам.
Я так и не узнала почему. Но это доконало мою мать. Я не стану ждать, пока это же убьет меня. Угрожает покончить с собой?
– Слушайте, а с мужем вы говорили?
– Жена не должна вмешиваться в такие дела. Стенсил улыбнулся:
– И потому вы пришли поговорить с его работодателем. Ладно, синьора, попробую. Но ничего не гарантирую. Мой наниматель – Англия, король. – Это заставило ее замолчать.
Когда она ушла, он завел горький диалог с самим собой. Где же наша дипломатическая активность? Похоже, теперь тон задают они, кто бы они ни были.
Ситуация всегда подавляет тебя, Сидней. У нее, как и у Господа, своя логика, свое обоснование бытия, и под Ситуацию лучше всего просто подстроиться.
Я не специалист по вопросам брака. И не священник.
Не надо думать, что здесь сознательный заговор против тебя. Кто знает, какие тысячи случайностей – погодные изменения, расписание движения кораблей или падение урожайности – привели на остров всех этих людей с их мечтами и заботами, а затем выстроили к тебе в очередь. Любую Ситуацию формируют события куда более низменные, чем обычные человеческие деяния.
Да, именно так; вот, скажем, Флоренция. Произвольное перемещение холодных воздушных потоков, сдвиг ледовых пластов и смерть нескольких пони породили того Хью Годольфина, который предстал перед нами. Лишь по чистой случайности ушел он живым от логики ледяного мира.
Инертная вселенная обладает тем, что мы иногда называем логикой. Однако логика – это как-никак свойство и атрибут человека; таким образом, термин употребляется неправильно. А в реальности мы сталкиваемся с противоположными устремлениями. Облагораживаем их словами «профессия» и «работа». Отчасти утешает мысль о том, что Манганезе, Мицци, Мейстраль, старьевщик Дупиро и даже та покореженная рожа, заставшая нас на вилле, в своей работе тоже сталкиваются с противоположными устремлениями.
Ну, и как с этим быть? Как из этого выбраться?
Конечно, всегда есть выход, которым угрожала воспользоваться Карла Мейстраль.
В дверь, спотыкаясь, ввалился Демивольт и прервал размышления Стенсила:
– У нас неприятности.
– Да уж вижу. В этом нет ничего удивительного.
– Старьевщик Дупиро… Бог троицу любит.
– Как?
– Утонул в Марсамускетто. На берег вынесло аж у Мандераджио. Изуродован до неузнаваемости. – Стен-сил подумал о Великой Осаде и о зверствах турок; флотилия смерти. – Наверное, это сделали I Banditti, – продолжал Демивольт. – Банда террористов или профессиональных убийц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163