ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Наше поведение – смесь легкого цинизма, жалости к себе и холодности к окружающим; но в то же время нам искренне нравится наблюдать, как общается молодежь. Те, кого вместе с Профейном можно отнести к молодым, иногда перестают замыкаться на собственной персоне и проявляют интерес к другим живым существам – пусть даже этот интерес эгоцентричен. Это, пожалуй, лучше, чем ничего.
Профейн вздохнул. Нью-йоркские женщины не дарят взглядов бродягам, которым и приткнугься-то негде. В представлении Профейна материальное благополучие и секс были тесно связаны. Если бы он развлекал себя выдумыванием исторических теорий, он бы заявил, что все политические события – войны, смены правительств, мятежи – суть результат стремления к совокуплению; ведь история развивается по экономическим законам, а разбогатеть все стремятся только для того, чтобы иметь возможность ложиться в постель с тем, с кем хочется. Сейчас Профейн сидел на скамейке в сквере у библиотеки, и у него в голове не укладывалось, как можно работать только ради того, чтобы на бездушные деньги покупать бездушные вещи. Бездушные деньги созданы для того, чтобы покупать душевное тепло, пальцы, намертво впившиеся в податливые лопатки, порывистые стоны в подушку, спутанные волосы, прикрытые веки, сплетение ног.
Воображение разыгралось, и он почувствовал, что у него встает. Пришлось прикрыться рекламным выпуском «Тайме» и ждать, когда схлынет волна. За Профейном с любопытством наблюдали несколько голубей. Было начало первого, и солнце жарило вовсю. Он подумал, что день еще не окончен и надо бы продолжить поиски. Только вот что искать? Ему сказали, что у него нет специальности. Кого ни возьми – все умеют обращаться хоть с какой-нибудь машиной. Профейн не смог бы управиться даже с киркой или лопатой.
Он посмотрел вниз. Член приподнял газету и зигзагообразно искривил строчки, которые, спускаясь ниже, становились все менее четкими. Это был список агентств по найму. Значит так, решил Профейн, пропади все пропадом: закрываю глаза, считаю до трех, открываю, и на какое агентство покажет хер, туда и пойду. Все равно что подбросить монетку: бездушный член, бездушная бумага – как повезет.
Профейн открыл глаза на агентстве «Пространство и Время» в начале Бродвея недалеко от Фултон-стрит. «Неудачный выбор», – подумал он. Долой пятнадцать центов на метро. Но отступать было поздно. Сев в поезд на Лексингтон-авеню, он увидел бомжа, который по диагонали разлегся на сиденье, перегородив проход. Рядом с ним никто садиться не хотел. Он был королем подземки. Скорее всего, он провел здесь всю ночь, как йо-йо улетая до самого Бруклина и возвращаясь назад; над его головой кружились тонны воды, и, возможно, ему снилась подводная страна, где среди скал и затонувших галеонов мирно живут русалки и другие твари морских глубин; он проспал час пик, когда разномастные обладатели пиджаков и куколки на каблуках испепеляли его взглядами, поскольку он занимал аж три сидячих места, но никто из них так и не решился его разбудить. Если считать, что подземное и подводное царства по сути одно и то же, то он был королем и там, и там. Профейн вспомнил, как сам точно так же болтался в феврале, – хорош же он был в глазах Кука и Фины. На короля он явно не был похож – скорее на шлемиля, перекати-поле.
Купаясь в жалости к себе, он чуть было не проехал станцию «Фултон-стрит». Край его замшевой куртки застрял в закрывающихся дверях, так что его чуть было не унесло в сторону Бруклина. Чтобы попасть в «Пространство и Время», пришлось пройтись по улице и подняться на десятый этаж. Войдя, он обнаружил, что в приемной не продохнуть. Окинул присутствующих беглым взглядом и понял, что женщин, достойных внимания, здесь нет, и вообще все помещение заполнило семейство, которое словно пришло сюда из эпохи Великой Депрессии, шагнув сквозь завесу времени; они приехали из своего пыльного захолустья на старом «плимуте» пикапе: муж, жена и (то ли его, то ли ее) мамаша; все трое орали друг на друга, причем действительно найти работу хотела только пожилая особа; она стояла посреди приемной расставив ноги и объясняла своим, как заполнять анкету; во рту у нее был окурок сигареты, едва не опалявший напомаженные губы.
Профейн заполнил анкету, бросил ее на стол администраторше, сел и стал ждать. Вскоре в коридоре раздался торопливый стук высоких каблучков – такой сексуальный. Словно под воздействием магнита, он повернул голову и увидел входящую в двери крошку, которую каблучки возвышали до пяти футов и одного дюйма. «Девочка что надо, не хухры-мухры», – подумал он. Жаль, что она не искала работу и находилась по другую сторону барьера. Улыбаясь и помахивая рукой всем сослуживцам, она грациозно процокала к своему столу. Он слышал, как ее ягодицы терлись друг о друга под капроновыми колготками. «Ого, – шевельнулась мысль, – кажется, здесь что-то может получиться. Опускайся же, ты, сволочь».
Но член упорно не хотел опускаться. Шея Профейна побагровела, и на ней выступила испарина. Администраторша, стройная особа, у которой все было натянуто – белье, чулки, связки, сухожилия и даже губы, – эдакая заводная игрушка – четко лавировала между столами, распределяя анкеты, как автомат для сдачи карт. Шесть интервьюеров – прикинул он. Один шанс из шести, что он попадет к ней. Как в русской рулетке. Ну почему все так получается? Неужели в этой милой хрупкой девушке с ногами от ушей его погибель? Она сидела склонив головку и изучала анкету, которую держала в руках. Подняла глаза, и их косые взгляды встретились.
– Профейн, – вызвала она. Взглянула на него, чуть нахмурившись.
«Господи, – подумал он, – заряженный барабан». Вот оно, везение шлемиля, который должен всегда проигрывать. «Русская рулетка – это лишь одно из названий, – простонал он про себя, – надо же: в кои-то веки подфартило, а тут этот торчок». Она вызвала его еще раз. Он кое-как поднялся со стула, прикрыл чресла выпуском «Тайме», наклонился на 120 градусов, обошел конторскую стойку и оказался у се стола. Табличка гласила: РЭЙЧЕЛ ОУЛГЛАСС.
Он поспешил сесть. Она закурила и стала изучать верхнюю половину его тела.
– Приступим, – сказала она.
Дрожащими пальцами он нащупал в кармане сигарету. Она пододвинула ноготком коробок спичек, и он явственно ощутил, как этот ноготок будет скользить у него по спине и вопьется в нее, когда она кончит.
А кончает ли она? Он представил их в постели; для него перестало существовать все, кроме этого спонтанного сна наяву, он видел лишь се печальное лицо с дрожащими узенькими щелками глаз, которое в его тени медленно бледнело и замирало. Господи, он в ее руках.
Каким-то чудом заветная мышца обмякла, багрянец на шее исчез. Он почувствовал себя брошенным и забытым йо-йо, который, немного полежав без движения, катится и падает, как вдруг чья-то рука подхватывает конец нити-пуповины, и вырваться уже невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163