– Боб, объясни мне, в чем дело? Ты как-то странно ведешь себя…
– Подожди, Джим!
– Мы не можем ждать! Разве ты не понимаешь, что наши товарищи находятся сейчас между жизнью и смертью? Мы с тобой удрали, а они сражаются с ящерами!
– Прошу тебя, Джим, доверься мне! Довериться! Хотя, честно говоря, мне ничего другого и не оставалось. От событий, происходящих на дне впадины Тонга, я был отрезан так же решительно и бесповоротно, как от Луны. Чтобы подняться на поверхность океана, нам потребовалось всего десять минут, но вернуться обратно мы уже не могли. Даже если бы в моем акваланге был кислород, а батарея питала иденитовую оболочку скафандра энергией, что бы я мог сделать? Нырнуть с плота и опускаться на дно? Да, но я достиг бы этого дна за много километров от подводного замка Джейсона Крэкена. По пути на поверхность нас уводило в сторону течением, при погружении оно тоже несло бы меня, как щепку, но совсем в другую сторону.
Довериться Бобу… Это было нелегко, но у меня не было выхода.
– Ну, хорошо. – Я снова откашлялся. – Теперь, когда мы вернемся в академию – если мы, конечно, вернемся туда, – я обязательно доложу инструктору Блаймэну, что ты выполнил норматив по погружению на глубину шесть километров.
Боб улыбнулся и продолжил возиться с передатчиком.
Сигнал 803, подаваемый этим, устройством, мог быть одновременно принят радиостанциями и сонарами подводных лодок. Из-за того, что большая часть флота в наши дни ушла под воду, сонарная связь была более надежной, но у нее был сравнительно небольшой радиус действия. Надводных кораблей было значительно меньше, зато их радиостанции могли принять сигнал за тысячи миль отсюда, а потом ретранслировать его с помощью радиобуя ближайшему к нам подводному судну.
Я подполз поближе и стал смотреть, что делает Боб.
Он вынул из передатчика магнитную пленку с записью сигнала бедствия…
Пока я соображал, зачем он это делает, он включил передатчик и начал передавать сообщение.
– Диатома – радиолярии! Диатома – радиолярии!
Это была какая-то ахинея. Что-то похожее он говорил на глубине, когда бредил. Теперь он говорил то же самое в микрофон передатчика – кому? С какой целью?
– Диатома – радиолярии! – еще и еще раз повторял он. – Диатома – радиолярии! Моллюски созрели! Повторяю, моллюски созрели! Радиолярия, спеши!
Я откинулся на бортик плота. Я не верил собственным ушам.
На шестикилометровой глубине наши товарищи вели неравный бой. А здесь, на поверхности, мой друг Боб Эсков сходил с ума – точно так же, как старый Джейсон Крэкен.
Я забыл, что внешность бывает обманчива.
Я по-прежнему сидел на сыром, скользком плоту и смотрел на Боба. Но теперь я, кажется, начал понимать, в чем дело.
Боб тоже взглянул на меня и вопросительно поднял брови.
– Привет, диатома! – сказал я.
Он на секунду задумался, а потом на его лице появилась улыбка.
– Значит, ты догадался!
– Прямо скажем, не сразу. Но ты прав. Я думаю, я тебя раскрыл. – Я глубоко вздохнул. – Диатома – это ведь твой позывной, правильно? А радиолярия – это позывной подводного флота Соединенных Штатов. Значит, ты, Боб, выполнял их задание? Ты отправился со мной не ради забавы и не для того, чтобы помочь мне отплатить долг чести Крэкенам. Просто ты получил такой приказ. Я прав?
– В общем, да, – кивнул Эсков.
В это было нелегко поверить.
Зато теперь я нашел ответ на множество загадочных вопросов. Я вспомнил про его таинственные исчезновения во время учебы – я наивно думал, что он готовится к подводному марафону, а он в это время писал донесения в штаб флота! Когда он не мог дать слово Дэвиду Крэкену, что будет держать рот на замке, он имел в виду свой служебный долг. И, наконец, самое важное – когда мне показалось, что он дезертировал, бросив наших товарищей на произвол судьбы, он отправился вызывать на помощь флот!
– Наверное, мне надо извиниться перед тобой, – сказал я. – Честно говоря, я думал…
– Джим, не важно, что ты думал, – перебил меня Эсков. – Мне жаль, что я не мог открыть тебе всю правду раньше. Но у меня был приказ…
– Да забудь ты про это! – теперь уже я перебил его. – Лучше скажи, что будет дальше?
Он с задумчивым видом посмотрел на темную воду.
– Я надеюсь, что мы все сделали вовремя. «Моллюски созрели» – это наш сигнал бедствия. Он означает, что сражение на дне впадины началось. Флот должен находиться где-то неподалеку и ждать сигнала. Приняв этот сигнал, корабли сразу придут сюда…
Неожиданно Боб замолчал и продолжил уже другим тоном:
– Они должны прийти сюда, забрать нас и опуститься во впадину. Ты понимаешь, в штабе, флота знали о том, что здесь творится. Но они не могли вмешиваться до тех пор, пока против нас не применили насилие. Мы, Джим, сработали очень четко. Мятежники прибегли к насилию. Теперь главное, чтобы флот не опоздал!
– Мне хотелось… – начал говорить я, но запнулся на середине этой фразы и даже забыл, чего же мне хотелось.
В волнах неподалеку от нас показалось что-то светлое. Это «что-то» стремительно приближалось.
– Смотри, Боб! – закричал я.
По черной воде двигалось голубоватое светящееся пятно. Оно становилось все ярче и наконец приобрело очертания длинного корпуса подводной лодки, на удивление знакомой. Вскоре подводное судно всплыло в нескольких метрах от нас.
– Они успели! – закричал я. – Боб, они успели!
Он долго смотрел на всплывшую субмарину, потом перевел взгляд на меня.
– Мне надо было отключить связь по сонару, – медленно сказал он. – Они перехватили сигнал.
– Да о чем ты говоришь! – удивился я. – Ты ведь хотел, чтобы сюда пришел корабль?..
Уже сказав это, я понял, что ошибся. Жестоко ошибся!
В том, что длинный изящный корпус этого корабля показался мне знакомым, не было ничего странного. Слова Боба подтвердили мое предположение.
– Это не флот, Дэвид. Это «Касатка»! Они перехватили мой сигнал сонаром!
21
НА БОРТУ «КАСАТКИ»
Амфибии затащили нас в свой подводный крейсер и закрыли люк. На это ушло не больше одной минуты. Мы были слишком шокированы для того, чтобы оказывать сопротивление.
К тому же сопротивляться было бессмысленно. И на борту «Касатки», и на маленьком плоту посреди океана наше положение было в равной мере неутешительным:
«Касатка» ушла под воду. Внутри корабля стоял характерный резкий запах светящихся водорослей, запах, который у меня стал прочно ассоциироваться с амфибиями. Было душно и сыро, под ногами хлюпала вода. К чему бы мы ни прикоснулись, все было мокрым, скользким, покрытым ржавчиной и плесенью.
По моим предположениям, на борту «Касатки» находилось не меньше двадцати амфибий. Затаскивая нас в люк, они не произнесли ни слова. Я был уверен в том, что большинство из них вообще не говорило по-английски. Когда они переговаривались между собой, в их речи звучала нечленораздельная смесь глухих согласных и певучих гласных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Подожди, Джим!
– Мы не можем ждать! Разве ты не понимаешь, что наши товарищи находятся сейчас между жизнью и смертью? Мы с тобой удрали, а они сражаются с ящерами!
– Прошу тебя, Джим, доверься мне! Довериться! Хотя, честно говоря, мне ничего другого и не оставалось. От событий, происходящих на дне впадины Тонга, я был отрезан так же решительно и бесповоротно, как от Луны. Чтобы подняться на поверхность океана, нам потребовалось всего десять минут, но вернуться обратно мы уже не могли. Даже если бы в моем акваланге был кислород, а батарея питала иденитовую оболочку скафандра энергией, что бы я мог сделать? Нырнуть с плота и опускаться на дно? Да, но я достиг бы этого дна за много километров от подводного замка Джейсона Крэкена. По пути на поверхность нас уводило в сторону течением, при погружении оно тоже несло бы меня, как щепку, но совсем в другую сторону.
Довериться Бобу… Это было нелегко, но у меня не было выхода.
– Ну, хорошо. – Я снова откашлялся. – Теперь, когда мы вернемся в академию – если мы, конечно, вернемся туда, – я обязательно доложу инструктору Блаймэну, что ты выполнил норматив по погружению на глубину шесть километров.
Боб улыбнулся и продолжил возиться с передатчиком.
Сигнал 803, подаваемый этим, устройством, мог быть одновременно принят радиостанциями и сонарами подводных лодок. Из-за того, что большая часть флота в наши дни ушла под воду, сонарная связь была более надежной, но у нее был сравнительно небольшой радиус действия. Надводных кораблей было значительно меньше, зато их радиостанции могли принять сигнал за тысячи миль отсюда, а потом ретранслировать его с помощью радиобуя ближайшему к нам подводному судну.
Я подполз поближе и стал смотреть, что делает Боб.
Он вынул из передатчика магнитную пленку с записью сигнала бедствия…
Пока я соображал, зачем он это делает, он включил передатчик и начал передавать сообщение.
– Диатома – радиолярии! Диатома – радиолярии!
Это была какая-то ахинея. Что-то похожее он говорил на глубине, когда бредил. Теперь он говорил то же самое в микрофон передатчика – кому? С какой целью?
– Диатома – радиолярии! – еще и еще раз повторял он. – Диатома – радиолярии! Моллюски созрели! Повторяю, моллюски созрели! Радиолярия, спеши!
Я откинулся на бортик плота. Я не верил собственным ушам.
На шестикилометровой глубине наши товарищи вели неравный бой. А здесь, на поверхности, мой друг Боб Эсков сходил с ума – точно так же, как старый Джейсон Крэкен.
Я забыл, что внешность бывает обманчива.
Я по-прежнему сидел на сыром, скользком плоту и смотрел на Боба. Но теперь я, кажется, начал понимать, в чем дело.
Боб тоже взглянул на меня и вопросительно поднял брови.
– Привет, диатома! – сказал я.
Он на секунду задумался, а потом на его лице появилась улыбка.
– Значит, ты догадался!
– Прямо скажем, не сразу. Но ты прав. Я думаю, я тебя раскрыл. – Я глубоко вздохнул. – Диатома – это ведь твой позывной, правильно? А радиолярия – это позывной подводного флота Соединенных Штатов. Значит, ты, Боб, выполнял их задание? Ты отправился со мной не ради забавы и не для того, чтобы помочь мне отплатить долг чести Крэкенам. Просто ты получил такой приказ. Я прав?
– В общем, да, – кивнул Эсков.
В это было нелегко поверить.
Зато теперь я нашел ответ на множество загадочных вопросов. Я вспомнил про его таинственные исчезновения во время учебы – я наивно думал, что он готовится к подводному марафону, а он в это время писал донесения в штаб флота! Когда он не мог дать слово Дэвиду Крэкену, что будет держать рот на замке, он имел в виду свой служебный долг. И, наконец, самое важное – когда мне показалось, что он дезертировал, бросив наших товарищей на произвол судьбы, он отправился вызывать на помощь флот!
– Наверное, мне надо извиниться перед тобой, – сказал я. – Честно говоря, я думал…
– Джим, не важно, что ты думал, – перебил меня Эсков. – Мне жаль, что я не мог открыть тебе всю правду раньше. Но у меня был приказ…
– Да забудь ты про это! – теперь уже я перебил его. – Лучше скажи, что будет дальше?
Он с задумчивым видом посмотрел на темную воду.
– Я надеюсь, что мы все сделали вовремя. «Моллюски созрели» – это наш сигнал бедствия. Он означает, что сражение на дне впадины началось. Флот должен находиться где-то неподалеку и ждать сигнала. Приняв этот сигнал, корабли сразу придут сюда…
Неожиданно Боб замолчал и продолжил уже другим тоном:
– Они должны прийти сюда, забрать нас и опуститься во впадину. Ты понимаешь, в штабе, флота знали о том, что здесь творится. Но они не могли вмешиваться до тех пор, пока против нас не применили насилие. Мы, Джим, сработали очень четко. Мятежники прибегли к насилию. Теперь главное, чтобы флот не опоздал!
– Мне хотелось… – начал говорить я, но запнулся на середине этой фразы и даже забыл, чего же мне хотелось.
В волнах неподалеку от нас показалось что-то светлое. Это «что-то» стремительно приближалось.
– Смотри, Боб! – закричал я.
По черной воде двигалось голубоватое светящееся пятно. Оно становилось все ярче и наконец приобрело очертания длинного корпуса подводной лодки, на удивление знакомой. Вскоре подводное судно всплыло в нескольких метрах от нас.
– Они успели! – закричал я. – Боб, они успели!
Он долго смотрел на всплывшую субмарину, потом перевел взгляд на меня.
– Мне надо было отключить связь по сонару, – медленно сказал он. – Они перехватили сигнал.
– Да о чем ты говоришь! – удивился я. – Ты ведь хотел, чтобы сюда пришел корабль?..
Уже сказав это, я понял, что ошибся. Жестоко ошибся!
В том, что длинный изящный корпус этого корабля показался мне знакомым, не было ничего странного. Слова Боба подтвердили мое предположение.
– Это не флот, Дэвид. Это «Касатка»! Они перехватили мой сигнал сонаром!
21
НА БОРТУ «КАСАТКИ»
Амфибии затащили нас в свой подводный крейсер и закрыли люк. На это ушло не больше одной минуты. Мы были слишком шокированы для того, чтобы оказывать сопротивление.
К тому же сопротивляться было бессмысленно. И на борту «Касатки», и на маленьком плоту посреди океана наше положение было в равной мере неутешительным:
«Касатка» ушла под воду. Внутри корабля стоял характерный резкий запах светящихся водорослей, запах, который у меня стал прочно ассоциироваться с амфибиями. Было душно и сыро, под ногами хлюпала вода. К чему бы мы ни прикоснулись, все было мокрым, скользким, покрытым ржавчиной и плесенью.
По моим предположениям, на борту «Касатки» находилось не меньше двадцати амфибий. Затаскивая нас в люк, они не произнесли ни слова. Я был уверен в том, что большинство из них вообще не говорило по-английски. Когда они переговаривались между собой, в их речи звучала нечленораздельная смесь глухих согласных и певучих гласных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45